Шпаргалка по "Социологии"

2. Традиционная критика  культуры: структурализм

 
Историософия культуры конца XIX — начала XX в., интересовавшаяся проблемой формы и символа (позднее неокантианство, философия жизни и др.), но, прежде всего новые этнографические исследования обратили внимание на символы примитивных куль тур. В их непосредственном ритуальном выражении, как оказалось, четко зафиксированы основные значения культуры, в том числе оппозиция мужского как чистого, положительного, высшего и женского как нечистого, отрицательного, низшего. Именно эти исследования, самыми значительными среди которых являются работы французского философа и антрополога Леви Стросса, под толкнули развитие социологии культуры и структурной антропологии, сексистских по сути: многообразие и сложность различных культур может и должна быть исследована как реализация основ ных — бинарных, оппозиционных и иерархичных — структурных взаимосвязей элементов культуры (СНОСКА: Стрйсс Л. Структурная антропология. М., 1985). 
 
Структурализм становится эффективным научным методом исследования предмета гуманитарных наук: языка, истории, куль-уры, психики. Отчасти к этому этапу можно отнести и классический психоанализ, впервые рассмотревший индивидуальное психическое и коллективное — культуру — как предмет объективного научного изучения. Зигмунд Фрейд дал объяснение воспроизведения асимметрии в культуре на основе открытия структуры психического: иерархия воспроизводится и на индивидуальном уровне, когда ребенок видит наличие или отсутствие пениса и испытывает бессознательное влечение к родителю противоположного пола, и и процессе социализации — выделения существующих в обществе шщитных запретов в цензурирующую инстанцию Сверх-Я. Подход Карла Юнга отличался большим вниманием к общезначимым сим-иолам, повторяющимся в различных культурах и бессознательно иоспроизводимым на уровне индивида как универсальные схемы-тачения — архетипам. Структуризация психического, с его точки фения, связана с процессом индивидуации — личностного освоения универсальных схем, среди которых важнейшее место занимает взаимодействие «мужской» и «женской» частей (Anima и Animus). Они противостоят друг другу по многим качественным характеристикам (мужская оказывается рассудочной, логичной и т.д.), но поскольку обе присутствуют у отдельного человека, то дополняют друг друга. 
 
В рамках традиционного подхода к анализу символов можно найти множество примеров критики господствующей культуры как культуры, манипулирующей общественным сознанием. В этом ряду — либеральная критика конца XIX в., марксизм и его последователи. Среди наиболее ярких явлений XX в. — социальный психоанализ Эриха Фромма, Франкфуртская школа и концепция Герберта Маркузе, специально посвященная проблемам манипулирования сексуальностью человека (СНОСКА: Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М., 1999). 
 
Однако уже ученики 3. Фрейда обратили внимание на неодно-тачность его утверждений и пришли или к противоположным вы-модам (как Карен Хорни, считавшая, что комплекс недостатка и ущербности — свойство мужской анатомии и соответственно психики), или к другим акцентам (как Мелани Кляйн, считавшая важнейшим открытием Фрейда его вывод о бисексуальной природе человека). Этнографические исследования Маргарэт Мид показали, что характеристики и символы полов, принятые в западной культуре, — не единственные и существуют самые разнообразные способы обозначения полового различия. Таким образом, символическое и фактическое (биологическое) не дает единого объяснения культурным явлениям. Дальнейшая эволюция психоанализа — прежде всего в символическом анализе Жака Лакана — подтверждает эти идеи, опираясь на философию языка. 
 
Большую роль здесь сыграла структурная лингвистика Фердинанда де Соссюра: семантическое значение определяется взаимосвязью элементов структуры, в частности, фиксированным дли данной культуры означающим и означаемым. Этот подход к анализу смыслов культуры дополнял структурную антропологию Лени Стросса и во многом способствовал расшифровке символов различных культур. Однако многие последователи де Соссюра — прежде всего Роман Якобсон, позже Ролан Барт и, наконец, Жак Дерри да считали, что само разделение на означаемое и означающее условно и следует изменить сам способ функционирования культурных стереотипов, которые до сих пор воспроизводили иерархическое дискриминационное разделение полов. По определению Жана-Филиппа Лиотара, это должно стать началом эпохи «пост модерна». Но это уже другой этап — этап новейшей постструктуралистекой критики культуры. 
^

3. Постструктуралистская феминистская критика культуры

 
Исчезновение культурных стереотипов  отчасти зависит, как считают  традиционные феминистские концепции, от развития экономической, социальной, а также политической ситуации. Но, как правило, для большинства  людей стереотипы остаются, не смотря на все требования «политкорретности» (равенство прав и даже квотирование для дискриминируемых групп): у мужчин возникают трудности восприятия женщины как равноправного партнера, а у женщин — трудности самореализации в этом качестве. Во многих странах начиная с конца 80-х годов прошлого века даже, наметилась, не без участия средств массовой информации, тенденция ретроспективного распространения патриархатного мышления. Особенно ярко это проявилось в постсоциалистических странах, в том числе и в России: многие восприняли освобождение женщины от общественного труда как ее возвращение к «естественному» состоянию, соответствующей оценке ее специфических биологических, физиологических качеств и соответствующему месту в общении. 
 
Более всего подвержено дискриминационным стереотипам бытовое (семейное) общение, построенное на принципе властных отношений «кормилец—иждивенец», где в качестве иждивенца обычно оказывается женщина. Впрочем, последнее не является обязательным, более того, в Западной Европе и США все чаще нстречаются противоположные ситуации, а пример «комплекса мачо» демонстрирует трудности, возникающие при изменении мнешних обстоятельств. Это характерно не только для определенной нации, но и для определенных профессиональных групп: «мачизм» свойствен мужчинам, не способным прокормить свою семью и одновременно отстраненным от «важных сугубо мужских дел». Внешние обстоятельства заставляют меняться традиционно матриархатное построение коммуникационных отношений в семье, где кормильцем всегда был мужчина. Сегодня российские педагоги и психологи констатируют изменение традиционных моделей отношений не только между супругами, но и между родителями «на окладе» и несовершеннолетними детьми-бизнесменами. Возникает проблема сосуществования новых внутрисемейных экономических отношений и старых стереотипов семейного общения. 
 
Вернемся, однако, к языку, который является, прежде всего, иоспроизводством отношений власти. Подобные отношения основываются на оппозиционности и «естественной» «войне полов». По выражению Ж. Деррида, «это одна и та же система: утверждение патернального логоса ...и фаллоса как "привилегированной означающего" (Лакан)» (СНОСКА: Derrida J. La dessemination. Paris, 1972.). Первоначально именно постмодернизм, а затем так называемая феминистская критика разоблачили патриархатный дискурс традиционной культуры. «Лингвистический» поворот философии XX в., поставивший в качестве основной ее щдачи описание дискурсивных способов конституирования субъективности, содержательно сблизил новейшую философию и феминизм. Постструктуралисты рассматривали социальные явления как специфические языковые практики, по отношению к которым субъект всегда оказывается пассивным. Постструктуралистская критика предполагала возможность противостоять воспроизводящим иерархию языковым структурам. Философская феминистская критика формировалась как поиск отличной от господствующей языковой практики и основывалась на критике языка в широком смысле слова, которая сформировалась под влиянием или даже в рамках французского постструктурализма: критика речи у Деррида, критика письма у Лакана и т.д. Именно язык, причем понятый широко — как коммуникация, т.е. принятая в обществе система отношений по поводу передачи или обмена информацией, — закрепляет и воспроизводит в культуре не просто различие полов, а дискриминационное их различение — сексизм. 
 
Своеобразной методологической основой этого критического движения, при всем различии существующих концепций, можно считать идеи Жака Деррида. Оно критикует традиционную метафизику и традиционную культуру как «онто-тео-телео-лого-фоно-фаллоцентризм», при котором в качестве субъекта мышления и действия выступает абсолютный, целеполагающий, рациональный, мужской «агент». Причина такого предпочтения, по мысли Деррида, в том, что традиционная метафизика пребывает в иллюзии настоящего, наличного. На самом же деле философия не способна, мыслить данное (наличное, настоящее), так как оно суть разрыв, промежуток между прошлым и будущим. Философия должна научиться мыслить отсутствующее, видеть посредством разрывов, пробелов. Для этого надо обратиться к тексту, который уже не должен восприниматься как наличествующая фиксированная речь. Задача философии — процесс деконструкции текста. Это понятие «деконструкция» стало эмблемой как философии Деррида, так и всего постструктурализма, в том числе феминисткой критики. Деконструкция — это метод текстологического исследования, построенный на воссоздании глубинных смыслов, существующих в тексте метафор, отсылок к возможным ассоциациям и коннотациям, поиск возможных цитируемых источников. Как писал в своих поздних работах Ролан Барт, нет автора («абсолютного субъекта») как источника некоторого фиксированного смысла, однозначной интерпретации текста. Нет, следовательно, и единого языка с фиксированными значениями своих составляющих. 
 
А значит, нет и не может быть того единства норм и ценностей, которое традиционное мышление называет культурой. Деррида использовал другой термин для обозначения этого свойственного современной истории феномена — «децентрация» культуры. Ситуация в обществе и культуре аналогична ситуации в языке и философии: нет центра, ядра, вокруг которого бы строилась общественная жизнь, культура, интерпретация, философская концепция. Задача современного мышления, с точки зрения Деррида, — мыслить не «наличествующее настоящее», фиксированное и однозначное, а мыслить «различие», отсутствующее, возможное, т.е. мыслить на основании совершенно новых концептов коммуникации. Речь идет о новом, не приемлющем статики и однозначных определений, взгляде на мир. 
 
Движение от философии модерна и философского структурализма к постструктурализму и философскому постмодернизму было попыткой преодолеть бинарное рассмотрение мира и дихотомич-ное построение самой философии. Философский постмодернизм, в отличие от всей предшествующей традиции, предлагает новый — неантитетический способ мышления. Как заметил Морис Мерло-Понти, даже концепции феноменологии и экзистенциализма, преодолевшие метафизический способ решения философских вопросов, не смогли избежать метафизического способа их постановки: в конечном счете признается либо «идеалистическая», либо «реалистическая» традиция рассмотрения сознания, — и важнейшей задачей метафизики XX в. является преодоление ее антитетичности как в ответах на «вечные» философские вопросы, так и в самой их постановке (СНОСКА: Merleau-Ponty M. La philosophic de 1existence // Dialogue. 1966. № 3.). Традиционная альтернатива общего и единичного, индивида и общества, возможности и действительности, проекта и его реализации, нового и старого, интуиции и рациональности, веры и разума, мужского и женского, наконец, становится в новейшей философии темой историко-философской критики, по отношению к которой формируется новый стиль философского мышления. Это поиск третьего пути. В основании такого подхода лежит принципиальное отличие культуры постмодерна, рассматривающей человека, его восприятие мира и мир в тесной взаимосвязи. 
^

4. Возможность нового языка

 
Задачей гендерных исследований, как и новейших философских концепций постмодерна, становится создание или поиск неиерархического языка как основы новой культуры. Для этого следует пере-иернуть все привычные представления о смысле, знаке, знании — нсех традиционных концептов, в особенности концепта коммуникации (СНОСКА: Деррида Ж. Позиции. Киев, 1996. 8 Эко У. Имя Розы. М.. 1989). Говоря словами Умберто Эко, культура постмодерна предлагает метаязык, который способен описать ее собственные тексты. Ключевой проблемой, таким образом, становится проблема способа выражения этого нового взгляда, попытка построить язык, исключающий иерархию, позволяющий разглядеть возникновение смысла в разрыве метафизических представлений. 
 
Более подробно описывает новую модель языка или письма феминистский постструктурализм. Он связывается, прежде всего, концепцией Юлии Кристевой. У Элен Сиксу такого рода выразительный язык получает название «женского письма», в противоположность «мужскому», антитетически-рациональному. Люси Иригарэй говорит о принципиальной смене символизма — однозначного «фаллического» на многозначный «вагинальный». Пестрота используемых терминов по-разному подчеркивает специфику нового языка, в котором нет центральных понятий, основывающих иерархию. Для объяснения сути реформы языка Кристева обращается к поэтическому творчеству, в котором смыслообразующими факторами оказываются ритм, дыхание, звучание, и вводит понятие «материнского языка» — особого «языка желания», которое испытывает женщина, радуясь своему ребенку одновременно как части самой себя, т.е. субъекту, и как отдельному уже от нее человеку — объекту. Образ, связанный с «материнским языком», призван предъявить язык, не зависящий от биологического пола, — это язык чувств и желаний, которые не направлены непосредственно на обладание объектом. Кристева при этом основывается на идеях Лакана, который понимает желание как бесконечное, т.е. не связанное с обязательным получением объекта желания. 
 
Все вышесказанное позволяет видеть силу и одновременно источник внутренних противоречий гендерной теории постмодернистского толка: если новое мышление действительно продуктивно при анализе форм сопротивления традиционным властным структурам, «структуре» как концепту, то оно же часто выглядит «антигуманным» с точки зрения традиционного понимания субъективности как индивидуальности. 
 
Новейшие гендерные концепции позволяют более дифференцированно прогнозировать реакцию мужчин и женщин на ту или иную информацию, возможные способы подачи и обработки информации в зависимости от так называемого «гендерного пола». 
 
Если говорить об общих тенденциях изменения коммуникационных практик, то «гендер» следует рассматривать как переходный этап в дальнейшей «децентрации» общества и культуры. Во-первых, нет неизменного субъекта, любой участник коммуникации изменяется, изменяя свои желания, способы их выражения и удовлетворения, — это флуктуационнный субъект, а во-вторых, даже если бы было возможно статическое описание индивидуального опыта работы с информацией, он не мог бы быть воспринят однозначным образом. 
 
Дальнейшее развитие гендерных исследований, особенно в области так называемой качественной социологии (использующей в основном качественные методы социологического исследования), социологии автобиографии (использует те или иные современные философские модели интерпретации текста), детализирует основные концепты гендерной теории. Симптоматично нивелирование различий, в том числе гендерных, в тех дискурсивных практиках, которые сегодня становятся определяющими для стабильности социальных институтов. Ярким примером тому служит дискурс прав человека, который строится на отрицании различий и приоритете понятий свобода и равенство. 
 
Отказ от традиционного концепта знака, основанного на оппозиции означающего и означаемого, трансформирует многие другие концепты, «поворачивает их против их же предпосылок». Как не может быть единственно верного варианта интерпретации, так не должно быть и однозначных, а значит, иерархических отношений. И в этом смысле постмодернистская концепция плюрализации культуры скорее затрудняет процесс коммуникации, так как проблематизирует многие, казавшиеся бесспорными, идеи, прежде всего — исходную стратификационную идентификацию субъектов — участников коммуникационного процесса.

12. Распределение труда в домохозяйстве.  Факторы домохозяйства и возрастные модели занятости женщин

Анализ моделей распределения  труда и принятия решений в  домохозяйстве является одним из важных в структуре научных проблем  гендерной экономики. Остановимся на этих вопросах подробнее. 
 
Как распределяется труд в домохозяйстве? Известно, что мужчины и женщины Рполняют различные обязанности по дому. Основная домашняя нагрузка лежит на женщинах, устойчиво воспроизводится неравенство в распределении трудовой нафузки супругов. Женский домашний труд продолжительнее мужского более чем и 3 раза, а вовлеченность в него женщин почти стопроцентная. Внерыночный труд мужчин менее продолжителен, при этом каждый пятый освобожден от этого труда. Причем большинство видов труда и современном российском домашнем хозяйстве распределены неравномерно (что в меньшей степени касается работы в подсобном хозяйстве и помощи друзьям и родственникам). Женщины имеют значительно большую, чем мужчины, домохозяйственную нафузку, а «рациональный» выбор в пользу той или иной сферы занятости — это прерогатива только мужчин, для женщин выбор в большей степени ограничен. Женщины имеют ограниченные возможности в экономической самостоятельности и разделении домашнего труда (СНОСКА: Римашевская Н., Ванной Д., Малышева М. и др. Разделение труда в семье и принятие решений // Окно в русскую частную жизнь. Супружеские пары в 1996 г. М , 1999. С. 113-153; Барсукова С. Ю., Радаев В. В. Легенда о гендере. Принципы распределения труда между супругами в современной городской семье // Мир России. 2000. № 4; Калабихина И. Е. Гендерные вопросы в конце XX века: городская и сельская Россия. М., 2003; Караханова Т. М. Домашний труд и быт городских жителей: 1965-1998 гг. // Социологический журнал. 1999. № 3-4. С. 110-115.). 
 
Говоря о неравномерном распределении рабочего времени мужчин и женщин, необходимо вспомнить и о проблеме досуга. Работающая женщина экономит время для работы за счет воспитания детей, своего досуга и сна (СНОСКА: Horrel S. Household Time Allocation // The Social and Political Economy of the Household/Ed. by M.Anderson, F. Bechhoferand J. Gershuny. Oxford, 1994; Gronau R. leisure, Home production and Work — the Theory of Allocation of time revisited // loumal of Political Economy. 1977-1985. P. 1099-1123). По данным обследования бюджета времени (распределение времени на различные виды труда в домохо-шйстве и вне его между членами домохозяйства и распределение времени досуга), в Российской Федерации при практически одинаковой продолжительности рабочего дня затраты времени на ведение домашнего хозяйства составляют 15,5% времени суток у женщин и 5,5% у мужчин. Свободное время в течение рабочего дня составило 5% у женщин и 10% у мужчин. 
 
Несмотря на то что такое распределение труда сохраняется, в мире происходят значительные изменения. Чем активнее женщина включается в процессы на рынке труда, тем менее она участвует в домашнем труде, тем более мужья увеличивают свое «домохозяйствен-ное» участие. Таким образом, специализация в браке (важный постулат неоклассической школы) начинает размываться. В рамках западного общества частью такого размывания является изменение структурм потребления семьи: увеличивается доля затрат на еду вне дома, на поддержание машин, семьи чаще питаются в ресторанах. Развитие бытовой техники ослабляет зависимость мужчин от женщин (мужчины проще относятся к домашнему труду при наличии бытовой техники) и сокращает время, затрачиваемое на домашний труд. 
 
В российской экономике последнего десятилетия наблюдались обратные тенденции. Можно утверждать, что конечные социальные издержки экономических реформ были возложены на домохозяйства, а значит, в первую очередь на женщин, выполняющих основную долю домашнего труда. Показательна динамика структуры бытовых услуг населению: доля услуг, которые могут быть заменены трудом женщин в домашнем хозяйстве (услуги прачечных, ремонт и пошив одежды), сократилась, а доля «мужских» услуг не изменилась (ремонт обуви, ремонт бытовой техники, ремонт мебели) или выросла (ремонт автомобилей). Доля услуг прачечных и ателье по ремонту одежды с 1994 по 2001 г. сократилась соответственно в 3 и 1,5 раза. Доля услуг по ремонту и техническому обслуживанию транспортных средств выросла в 3 раза. 
^

8. Факторы домохозяйства  и возрастные модели занятости  женщин

 
Решение о предложении труда на рынке труда для каждого члена  домохозяйства, особенно для женщин, зависит от влияния домохозяйственных факторов (СНОСКА: Калабихина И. Е. Факторы домохозяйства и занятость женщин // Экономики домашних хозяйств. Демография и социология. М., 1997; Калабихина И. Е. Факторы домохозяйства и модели занятости // Домохозяйство, семья и семейная политика/ Ред. В. В. Елизаров, Н. В. Зверева. М., 1997). 
 
Основные факторы домохозяйства следующие: 
 
1) репродуктивный фактор — рождение и воспитание детей; 
 
2) производственный фактор — наличие производства в домохозяйстве; 
 
3) структурный фактор — структура домохозяйства; 
 
4) доходный фактор; 
 
5) фактор власти — распределение ролей, обязанностей, доходов и расходов. 
 
При этом четыре первых фактора вторичны по отношению к властному фактору, определяющему степень эгалитарности и гендерное распределение ролей в семье. Вне зависимости от доли доходов жены, муж может принимать домохозяйственные решения в ее участии. 
 
Разные исследования демонстрируют несколько разные результаты. Одни данные свидетельствуют, что более трети опрошенных женщин (37%) вынуждены постоянно или время от времени просить мужей, чтобы те дали им денег, или отчитываются перед мужьями обо всех или большей части расходов. Доля таких женщин практически одинакова в семьях с разным материальным положением. Вместе с тем около трети женщин имеют общий бюджет с мужьями и совместно принимают решения. 
 
Другие исследования подчеркивают наличие положительной сиязи между занятостью и уровнем заработка жены и ее участием в принятии решений в семье. Официальный брак в большей степени, чем незарегистрированный или партнерские отношения, может быть институтом воспроизводства гендерной асимметрии в структуре семейных властных отношений. В частности, экономическое насилие более распространено в официальных союзах, в неофициальных союзах мужчины активнее участвуют в домашнем труде 
 
Экономическая независимость женщин, связанная с ростом уровня индивидуальных доходов, не является достаточным критерием для оценки степени равенства в семье не только в отношении распределения домохозяйственного труда, но и в распределении доходов домохозяйства. Домохозяйственный совокупный доход (или семейные деньги) состоит из следующих частей: доля доходов ни непосредственные расходы мужчин; доля доходов на непосредственные расходы женщин; доля средств на домохозяйственные нужды, управляемая женщиной; доля средств на домохозяйственные нужды, управляемая мужчинами; общие средства на поддержание домохозяйства. Относительно равномерно распределяются только общие средства. Что касается «женских долей в доходах», то здесь наблюдается значительное гендерное неравенство. 
 
Все перечисленные факторы домохозяйства в совокупности влияют на возрастные модели занятости (семейных) женщин. На протяжении жизненного цикла женщины могут реализовывать pa i личные модели занятости. Приведем примеры возрастных моделей занятости женщин (рис. 1). 
 
Если женщина не прекращает профессиональную деятельность на протяжении жизненного цикла вне зависимости от рождения ребенка (отпуск по уходу за ребенком не считается перерывом и профессиональной деятельности), то такая модель принимает «плато» (беспиковая модель); она наблюдается в России на протижении многих десятилетий. Рождение ребенка и уход с рынка труда после непродолжительного периода работы приводит к ранне пиковой модели. Выход на рынок труда после рождения и воспнтания детей — к позднепиковой модели. Длительный перерыв в профессиональной деятельности в связи с рождением детей и возвращение на рынок труда формирует двупиковую модель. 
 
Беспиковая модель 
 
Модель позднего пика 
 
Модель раннего пика 
 
Модель двойного пика 
 
10 20 30 40 50 60 70 
 
Рис. 1. Возрастные модели женской занятости 
 
Выбор модели занятости зависит не только от наличия детей, их возраста, интервала между рождениями детей, не только от похода домохозяйства или наличия бабушек и прочих членов семьи, которые могут участвовать в уходе за детьми, но и от властного фактора — распределения репродуктивного труда между супругами, от доступа женщины к распоряжению доходом домохозяйства, степени эгалитарности в принятии различных решений (позволяет ли муж женщине иметь право голоса, в том числе и в отношении ее занятости на рынке труда).