Государство как субъект глобализации: Статус, тенденции развития, перспективы

Заслуживает внимания точка  зрения А.-М.Слотер о сетевой  природе  организации глобальных политических пространств, «растворяющих» в себе государства. Согласно А.-М.Слотер, государства, взаимодействуя друг с другой,  создают различные сети (networks) и в конечно счете передают им часть своей субъектности (власть, ресурсы). Эти сети изменяют природу государств, которые перестают функционировать как самостоятельные и внутренне целостные субъекты¹ . Для характеристики последствий этого процесса используется термин “disaggregated state” (дезинтегрированное государство).

Этой же аргументацией  обосновывается тезис  о «размывании  суверенитета» государств и «десуверенизации». По мнению сторонников тезиса, в  ХХ1 веке часть государственного суверенитета перейдет к надгосударственным организациям, роль которых будет возрастать. В правовой науке и теории международных отношений дискутируется вопрос об «эрозии» и даже «крушении» так называемого Вестфальского порядка (1648 г.), который положил  конец Тридцатилетней войне в Западной Европе и открыл путь к становлению системы территориально организованных суверенных государств.

Тезис о том, что государство  как главный международный актор  и носитель суверенитета уступает место  наднациональным структурам, характерен для глобалистского подхода к  мировой политике, основывающегося на идеях неолиберализма. Его со всей определенностью формулирует один из создателей теории комплексной взаимозависимости Р.Кеохэйн: «…Государство, оставаясь наиболее важным типом актора в мировой политике, уже не играет столь доминирующую роль, как это было в прошлом: возросло значение транснациональных отношений в противовес межгосударственным. Транснациональные формы коммуникации – от вещания на коротких волнах и спутников связи до Интернета – ослабили контроль государства над информационным потоком. Прямые иностранные инвестиции означают активное присутствие транснациональных корпораций во всех уголках мира. Исключительное понимание суверенитета как контроля над населением на четко обозначенной территории поставлено под сомнение возможностями оказывать воздействие на государство извне для решения широкого круга проблем -  от прав человека до охраны окружающей среды»¹. Известные специалисты в области глобалистики О`Брайен и У.Бек даже делают вывод о неминуемом отмирании государства, поскольку, по их мнению, происходит формирование «глобального интернационального целого»². По мнению Р.Робертсона, сегодня в качестве центра мирового развития выступают не государства, а наднациональные (международные организации) и территориальные общности (регионы)³.

Возрастающая значимость для мирового сообщества правил, норм и установок поведения субъектов  на глобальном уровне привела Дж.Розенау  и К.Омае к выводу о том, что  принцип суверенитета все меньше соответствует потребностям современности ⁴. Дж.Розенау выделил пять основных причин эрозии государственноцентричной миросистемы: 1) появление новых технологий постиндустриальной эры, прежде всего микроэлектронных; 2) возникновение глобальных проблем, решение которых невозможно силами одного государства; 3)ослабление способности государств решать свои внутренние проблемы; 4) формирование новых, более мощных «субмощностей» внутри национальных сообществ; 5) рост знаний, квалификации и ментальной самостоятельности граждан, делающих их менее зависимыми от государственной власти⁵. Действие этих факторов, по его мнению, трансформировало миросистему во  внутренней нестабильный комплекс политико-экономических общностей (традиционные государства, микрорегионы, макрорегионы с большей или меньшей формальной властью, города как центры управления, транснациональные корпорации и т.д.).

Важный аспект устарелости  Версальской системы и принципа государственного суверенитета исследователи  видят в превращении некоторых  государств в международные рассадники терроризма и наркомании, производителей и поставщиков оружия массового поражения, что создаёт угрозу безопасности других государств и вынуждает для её обеспечения применять силовые методы, прибегать к интервенциям. Именно такова логика рассуждений председателя Совета по международным отношениям США Р.Хааса: «…Суверенитет – понятие скорее условное, даже договорное, чем абсолютное. Если некое государство спонсирует терроризм, создаёт оружие массового уничтожения или осуществляет геноцид, оно  расплачивается за это обычными выгодами суверенитета и подставляет себя для нападения, устранения и оккупации»¹.

Из отечественных исследователей вопрос о роли и судьбе государства как политического актора, состоянии государств и государственно-центричной  Вестфальской системы активно разрабатывает Ю.В.Шишков. Анализ генезиса и  перспектив этих институтов приводит его к следующим выводам: «Сегодня государство уже не может так же эффективно как прежде решать внутригосударственные проблемы, защищать национальные институты от нежелательных внешних воздействий. Оно тем более не в состоянии регулировать те экономические, социальные и культурные процессы, которые выплеснулись за пределы национальных границ, в значительной мере обрели самостоятельность и становятся неуправляемыми. Кроме того, возникли демографические, экологические и многие другие глобальные проблемы, с которыми не в состоянии справиться в одиночку ни одно государство. Человечество явно выросло из детских штанишек национального государства. …Вестфальские принципы стали явным анахронизмом. Вместо того, чтобы фанатично цепляться за них, нужно по возможности быстрее выработать новые нормы международного права, учитывающие современный уровень взаимозависимости стран и резко возросшую их уязвимость»¹.

Изложенная позиция известных аналитиков   по вопросу о судьбе государства и суверенитета как его важнейшего атрибута имеет под собой серьезные основания и отражает глубинные процессы становления новой политической структуры мира. В глобализации объективно заложена тенденция девальвации роли государства и ограничения национального суверенитета. Тем не менее на современном этапе глобализации перед лицом многочисленных угроз национальной безопасности она представляется упрощенной, не учитывающей назревшую потребность человечества в корректировке функций государства как важнейшего института политической системы.

Обратимся к существу проблемы.

Прежде государственные  институты определяли параметры  национальной экономической политики: контролировали состояние финансов, предписывали условия производства, регулировали направление товарных потоков, устанавливали правила внешнеторговой деятельности и т.д. Глобализация финансовой, производственной и торговой сфер существенно ослабила возможности участия национальных государственных институтов в деятельности такого   рода.

В условиях свободной  международной миграции капитала государству  все труднее выступать в роли гаранта валютно-финансовой стабильности. В связи с использованием национальных валют во внутри и внешнеэкономической  политике правительства постоянно оказываются перед выбором между независимой кредитно-денежной политикой внутри страны и потребностью в обеспечении внешних связей. Они не могут одновременно обеспечивать фиксированный валютный курс и в то же время сохранять открытость экономики для обеспечения международной мобильности капитала.

Реалии финансово-экономического кризиса выявили ограниченность «стратегического маневра» национальных правительств в противодействии  постоянной и все чаще дающей о  себе знать угрозе «бегства капитала». Кампании используют свободу вывоза капиталов в оффшоры, что ослабляет финансовую базу регулирования экономики и социальной сферы – бюджет, формируемый за счет налогов на бизнес и населения.

В современных условиях постепенно рутинизируется важнейшая  в прошлом военно-оборонная функция государства. Последняя межгосударственная война с целью захвата чужой территории – агрессия Ирака против Кувейта (1990 г.) закончилась фиаско для нападавшей стороны. Во многих цивилизованных регионах мира армия из средства защиты территории от нападения и завоевания территорий других государств все больше превращается в декорум суверенности. Это однако не относится к  великим державам, располагающим оружием массового уничтожения и составляющим основу баланса сил в глобальном масштабе.

После террористических актов 11 сентября 2001 г. стала очевидной  неспособность даже самой могущественной державы гарантировать выполнение одной из главных функций государства  – обеспечение безопасности граждан.

Прерогативой государства  всегда считался более или менее жесткий пограничный контроль над перемещением людей и товаров. Сейчас возможности такого контроля хотя и сохранились, но не являются столь полными, как прежде.

Раньше государственные  институты оказывали решающее влияние  на формирование духовной атмосферы в сфере своей юрисдикции. Сейчас их прерогативы в этой области существенно ограничены ввиду возникновения и функционирования мирового коммуникационного сообщества. Общество нередко оказывается абсолютно незащищенным от негативного воздействия информационных потоков.

Тенденцию к снижению роли центральных правительств усиливает  такой фактор, как  функционирование»  структур гражданского общества. Интересы и потребности граждан реализуются  через такие институты, как партии, социальные движения, профессиональные и творческие объединения, территориальные и национальные сообщества, семья, церковь и прочие.

Сужение сферы властного  влияния государства связано  и с деятельностью международных  неправительственных организаций  – профессиональных, правозащитных, экологических, гуманитарных, религиозных. Благодаря информационным технологиям они способны мобилизовывать граждан и правительства на решение проблем, связанных с обеспечением прав человека, охраной окружающей среды и т.д., тем самым воздействуя на внутриполитические ситуации и выработку государственного курса. Функционирование международных неправительственных организаций, являющихся элементами глобального гражданского общества, лишает государство части властных полномочий.

Ослабевает контроль национального государства над населением. Это находит выражение в правовой сфере, где международное право получает приоритет над национальным. С вступлением в Совет Европы в 1996 г. и подписанием Европейской конвенции по правам человека Россия была вынуждена привести свое внутреннее законодательство в соответствие с международными нормами. Европейский суд по правам человека является высшей надгосударственной инстанцией, которая рассматривает иски граждан к «своим» государствам.

Прежде государственная  власть располагала полной свободой при определении внешнеполитических решений. Сейчас эта свобода становится относительной ввиду необходимости действий, скоординированных на международном уровне с многочисленными субъектами мировой политики – межправительственными и неправительственными организациями, транснациональными корпорациями, нередко превосходящими государства по своим ресурсам.

Еще несколько десятилетий  назад суверенные права международно-признанных государств считались нерушимыми, а  посягательство на них – нелегитимным и подлежащим осуждению. Ныне понятие национального суверенитета все чаще провозглашается устаревшим, а его нарушение допустимым, прежде всего во имя обеспечения прав человека. Так. У.Бек отмечает: « При переходе от национального государства к космополитическому мировому порядку происходит далеко идущее изменение в соотношении приоритетов международного права и прав человека. Принцип «международное право выше прав человека», действовавший в условиях «первой модернити», когда доминировали национальные государства, замещается принципом «права человека выше международного права», которому подчинены глобальные отношения во «второй модернити»¹.

Все это ведет к  расширению практики гуманитарных интервенций, как сегодня принято называть акты вмешательства одних государств во внутренние дела других, предпринимаемые с целью или под предлогом защиты прав человека. Возрастает стремление наиболее могущественных государств оказывать воздействие на внутриполитическую ситуацию в отдельных странах с целью унификации их общественного устройства по западному образцу. Наглядной иллюстрацией тому служит недавний  курс Соединенных Штатов на принудительную демократизацию расширенного Ближнего Востока.

Увеличение разрыва  между суверенитетом де-юре и  суверенитетом де-факто проявляется в передаче государствами своих полномочий не только межгосударственным образованиям, но и «вниз» - региональным и муниципальным структурам.

В наиболее продвинутой  форме процесс делегирования  части государственного суверенитета происходит в Европейском Союзе, но тенденции подобного рода наблюдаются и на других континентах. Государства-члены ЕС передали в его ведение полномочия в областях, которые традиционно рассматриваются в качестве основы государственного суверенитета – безопасности, внешней и монетарной политики.

Согласно Лиссабонскому  договору (2007 г.), призванному заменить не вступившую в силу Конституцию  ЕС, это межгосударственное объединение  обладает исключительной компетенцией в вопросах «определения и проведения общей внешней политики и политики безопасности», определения действий для «поддержки, координации или дополнения действий, предпринимаемых государствами членами, но без ущемления их компетенций в этих областях». К ведению Союза в ряде случаев также относятся вопросы функционирования таможенного союза, внутреннего рынка; монетарной политики государств-членов, официальной валютой которых является евро; общей коммерческой политики и заключения международных договоров. К сферам совместной компетенции Договор относит функционирование внутреннего рынка; социальную политику; сельское хозяйство и рыболовство; проблемы окружающей среды; защиту потребителей; транспорт; энергетику; пространство свободы, безопасности и правопорядка; общие проблемы здоровья населения; исследования; технологическое развитие; космическое пространство; развитие сотрудничества и гуманитарной помощи; координацию вопросов занятости и социальной политики в странах-членах. Договор предписывает обязательную коллективную ответственность стран-членов ЕС в оказании помощи государству, ставшему жертвой агрессии. Совет Европейского Союза во все большей степени становится реальным «международным» правительством, перенявшим часть функций правительств стран-членов ЕС и по существу подчиняющим их своим решениям и директивам.