Поэтический стиль Роберта Бернса

 

Прощай, зеленый лес,

Прощай, пение,

Пусть позор сплямить раба

Что умереть не посмел!

 

Шотландский поэт ненавидел  войну, он хотел «утереть слезы на всех глазах». Р. Бернс писал: «Я протестую против войны - несчастья и бедность тысячам людей несет каждый вздох этого демона разрухи». Перевод В. Мисика «О войне» хорошо передает страстную ненависть поэта к кровопролитию:

 

Убийство, ты гадкий мне

В славе золотосяйний!

Отдам я кровь свою в  войне

Любовь животворящей!

Выше ставлю между богов

Я Согласие и Достаток

Я бы лучше один создал,

Чем погубил десяток

В поэтическом наследии Р.Бернса много сатир форме (эпиграмм, эпитафий, экспромтов). Однако они не были переведены на украинский язык до 1956 года. Говоря о какой-то один конкретный факт, поэт прибегает к широким обобщениям и подвергает уничтожающей критике политических деятелей Шотландии.

Следует отметить, что переводчику  необходимо воссоздать легкость, гармоничность  эпиграмм, их неожиданное направление, остроумие. Природа этого жанра требует, чтобы ирония, юмор и сарказм помогли разоблачить социальное зло. Нельзя требовать от переводчика буквальной текстуальной близости к оригиналу, и считать закономерность потерю чего-то несущественного, внесении изменений или дополнений, сделанных для того, чтобы читатель лучше понял смысл.

Рассмотрим переводы малых  сатир Р.Бернса под таким углом зрения. Каждый из переводов несколько по-разному воспринимает поэтический мир подлинника. В эпиграмме Бернса "Кредо бедняка" говорится о том, что бедный политически бесправны и они это понимают. Перевод В.Мисика не имеет текстуальной близости к оригиналу, но в нем воссоздан его содержание, язвительный сарказм

 

Как хочешь политиком быть,

Не надо ни видеть, ни слышать:

Тебя пусть видит и  слышит,

Кто господствует

 

В. Мисик свободно переставляет строки в эпиграммах ("Эпитафия крикливом полемиста"), выпускает те из них, которые не очень влияют на содержание ("На Э. Тернера), излагает содержание одной строки подлинника в два, а один отвергает (« Эпитафия Вилли »), иногда он заменяет образ оригинала эквивалентным (« Эпитафия мужчине, который всегда слушался женщины »,« Подхалим »).

В малой сатирической форме  краткость составляет одну из главных  положительных признаков. И вполне закономерным следует считать то, что вместо сложных предложений оригинала в переводах появляются более короткие, выражающие аналогичное мнение.

В.Мисик находит удачные лаконичные эквивалентные замены:

 

Чудеса из твоих выходят  рук,

Творец. Кто бы рассматривал ...

Почему в этот тяжелый  сундук

Так мало ты положил?

(«О череп Голдис»)

 

Основном В.Мисик предоставляет интонации великого знания. У него она почти никогда не скупа, что часто бывает характерно для переводчиков, не знакомых с живым языком.

Например, в "эпиграмма", что иронизирует по тщеславной человека, и в аду хочет получить высокое место, интонация, как и в подлиннике, богатая и гибкая:

 

Попав в ад, он сатане кивает,

Чтобы тот свою корону ему  отдал.

- Ого!

Корону недотепе? Этого еще нехватало!

Хотя злобы тебя достаточно, и ума мало!

 

В переводе «Помещику» кажущуюся  взволнованность автора, язвительной  иронии воспроизведена с помощью  отрывочной, вопросительные и восклицательные  интонации:

 

А если бы души самой

Оживи он позволил?

Тогда ... тогда, господин мой,

Ты бы не воскрес никогда!

Итак, в основном В.Мисик сохраняет единство содержания и формы, проявляет творческую индивидуальность в воспроизведении средствами родного языка стиля, тона, характера сатир Бернса.

В. Мисик сделал и несколько переводов лирических произведений Р.Бернса. Известно, что Р. Бернс собирал устное народное творчество, внимательно ее изучал и придавал большое значение ориентации на народные образцы. Он творчески переосмыслил народные сюжеты, традиционные образы, отразил в своих стихах исконные стремления и мечты шотландца-крестьянина. Многие его стихи имеют фольклорное источник, а в те, которые не имеют, властно вплетаются в фольклорные элементы, присущие различным поэтическим жанрам и формам народной поэзии.

В. Мисик широко использует в своих переводах возможности украинского фольклора, в частности лирики. В произведениях Р. Бернса человек переносит свои переживания на природу и разговаривает со стихиями, светилами, растениями, животными. Это помогает поэту раскрыть содержание песни, ее психологическую сущность. Переводчик мастерски воссоздает эту особенность Бернсового стиля.

Лирический герой страдает. Его возлюбленная умерла. Он просит природу быть всегда цветущей там, где он в последний раз обнял Мэри:

 

Вы темные заросли и  леса,

потоки, круги и доли -

Цвет, шумите - и пусть снега

вас не угнетают никогда

(«Горянка Мэри»)

 

Не может юноша успокоиться: любимая ушла от него. Жизнь кончена:

 

Как тихо, ночка, ты идешь

Холодная, как могила!

А как летела ты, когда

Была со мной милая!

 

Большая проблема для переводчика - воссоздать колорит произведения. Есть в украинской такие этнографически-бытовые реалии, которые совпадают с шотландскими или очень близкие к ним. Символ девичества, например, в Шотландии, как и на Украине, - лента, которую носят на голове. И поэтому с полным правом переводчик использует эту деталь украинский наряд.

 

Девушка, ожидая своего любимого, говорит:

Эти ленты две, этот дар  его

я в косу заплету свою,

я их носить все дни

для того, кто в чужом  краю

 

Эпитеты интимной лирики Р.Бернса вполне оригинальные, хотя и выросли на народнопесенном основе.

Р. Бернс сравнивает любовь с солнцем, душистыми цветами, волшебным  весенним утром. Благодаря этому полнее раскрывается глубина чувства. Время вся его песня построена на метафоричности. Перевод тропов оригинала - не самоцель, а средство воспроизведения целого, всей поэзии. В.Мисик основном сохраняет Бернсу тропы, иногда вводит дополнительные, не противоречащие оригиналу.

В «Плаче горской вдовы» женщина  убивается мужем, который погиб в освободительной борьбе за независимость Шотландии. С ним погибли и надежды на радостную жизнь. А когда жил любимый, не было женщины, счастливой от нее. В.Мисик дает такое яркое сравнение:

 

И счастье процветало, как  мак,

У меня во дворе.

Общий эмоциональный тон  песни "Ты ушел от меня, Джимми" выражает сумм, тоску и обиду. Девушка упрекает своему любимому, который оставил ее, и вспоминает, как он клялся, что только смерть могла бы их разлучить.

Эпитеты перевода, как и  в оригинале, усиливают обвинения  Джемми в вероломства и разоблачают его лицемерие:

 

Где твоя палка клятву,

Слово где огненное?

 

В.Мисик действительно мастерски перевел произведения Р. Бернса большой формы «Зимнюю ночь», «Вельзевулове послание», «На гибель леса круг« Дремленригу »,« Двух собак », разоблачающие социальную несправедливость в обществе. В эпиграммах, экспромтом, эпитафиях он воспроизвел Бернсу дошкульнисть, остроумие, в лирических песнях - сохранил их поэтичность и задушевность.

Переводчик не только точно  передал содержание подлинника, но и донес до читателя красоту их формы.

 

2.4 Николай Лукаш и его  переводы Роберта Бернса

 

Проблема целостного осмысления творческого наследия Николая Лукаша ощущается как насущная необходимость  и обязательное условие полноценного существования современной украинской культуры. "В истории украинского художественного перевода Николаю Лукашу принадлежит место особое, исключительное. Произношения эти слова - переводчик, художественный перевод, - и невольно на ум приходит Николай Лукаш, словно в его имени сами эти термины персонифицировались. Переводчик такого диапазона - редкое явление не только в украинской, но и в любой другой литературе ", - так высказался старший его товарищ, самый собрат по перу Григорий Кочур.

Лукашу переводы легко  отмечаются от других прежде всего свободным, непринужденным, органическим звучанием, отсутствием всякой искусственности, богатой, сочным языком. Чувствуется незглибима любовь и уважение к презираемой протяжении длительного времени украинского языка, стремление возродить ее первозданную красоту, показать ее могущество и глубинность. Своими переводами М.Лукаш пытался победить стилистические традиции, которые ограничивали введение просторечия, разговорных элементов, диалектизмов в ткань художественного произведения. Он решительно использует все ресурсы родного языка. Для него слова, представленные в словарях с пометкой "устаревшее", "архаическое", книжное, "разговорное", "диалектное", не второсортными, отжившими.Использование этих слов вместе с многочисленными поэтизмами, неологизмами делает язык перевода красочной, сочной, помогает достичь адекватности перевода. Вводя все эти элементы в языковую ткань своих переводов, Лукаш не ставил целью передать каждый просторечных или диалектный выражение оригинала просторечием или диалектом перевода, а вводил их там, где подсказывало языковое чутье, они приобретали особенно колоритного звучания, помогали стилистически равноценно воспроизвести оригинал .

Еще одной особенностью переводческого почерка М.Лукаша является умение находить в себе, на родной почве, общее с другими народами в обычаях, быту, одежде, мотивах фольклора и даже истории.

Глубоко зная украинский фольклор, М.Лукаш легко находил параллели и между известными образами, сюжетами, взятыми из украинских народно творчества и имеющимися в произведениях Роберта Бернса. На это сам указывал неоднократно: "Читаешь - и удивляешься: как же часто совпадают темы, фразы, даже ритмические ходы Бернса и в украинском фольклоре. Много образов, персонажей прямо перекликаются с украинскими песнями. Здесь и сварливая жена, и веселый пьяница-муж , и острая на язычок девушка, и ее предприимчивый поклонник "[54; 151]. Очевидно, именно поэтому переводы с Бернса так органично перекликаются с украинскими народными песнями. В частности, на песенных традициях построены переводы "Белый мельник, белый", "пойдешь за меня", "Новость", "Ой, если бы я не женился", "обнял, сказал," прощай ".

Переводчик черпает из украинского фольклора образы, сравнения, обращения, мастерски находит соответствия, пересаживая таким образом фольклорную стихию Бернса на украинскую почву. Именно из фольклора взяты такие формулы как «душа моя сизый», «ой ненечко-мамочка»

 

Ой ненечко-мамочка,

Как жить скучновато

Мне молоденькой,

С дедом старым!

(«Беда с дедом старым»)

Или такой портрет девушки:

У нее глаза - звезды ночью,

У нее косы - золотые розчосы,

У нее лицо с лилий и  лала,

У девушки, что постель  слала ...

(«Приключение»)

 

Оттуда и «румьянее личико» и «вустонькы на меду» (172), «хороший вид» и «пригожий состояние» (176), "конь вороной" (173) и "буйные реки" (166). Такие напивцитаты из украинского фольклора аналогичные образным формулам - клише, которые использовал Р.Бернс из родной народного творчества. М.Лукаш даже сам называет украинские песни, слова из которых приняты в его переводах. Например, в «Приключениях» девушка называет юношу гуляка

 

«Не тронь меня, юноша-гуляка,

Не знаешь хорошего обычая!

Когда меня ты по правде любишь,

То венчика моего не погубишь! "

В украинской песне «Девочка по грибы ходила» героиня, заблудившись в лесу, просит казака вывести ее на дорогу и тоже называет его бездельник: «Казак-гуляка, выведет меня из зеленой  рощи". А о золотом волосы М. Лукаш говорит «косы - золотые  розчосы »(179), как в песне« Тихо тихо Дунай воду несет ". И сам же переводчик называет этот прием использования лексики украинского песен не калькированием, а напивцитатою »

Фольклорная доминанта Лукашев  переводов, кроме того, что помогает передать стиль оригинала, вносит определенные противоречия в ткань произведения. Ведь фольклор тесно связан с национальной спецификой, и использование элементов народно поэтики часто вызывает близкие украинской ассоциации, которые являются нежелательными для перевода, приводит к размыванию национального колорита подлинника, истиранию иностранных реалий.

Затмение национального  своеобразия оригинала наблюдаем  и в случаях воспроизведение  семантики иноязычных реалий. Здесь Лукаш часто прибегает к методу уподобления, который обусловил появление большого количества украинских реалий в переводе. Вот примеры: шотландский плоский берет заменил гуцульской кресаня; шотландские реалии - топонимы - украинский вершина и Подолья; английский шиллинг и испанский эскудо в переводе стали талеров. Например, его переводы: «Мое сердце в вершине», «Мальчик-горец», «Ой девушка-Бережанки», «Плач вдовы Верховинка».

 

Мое сердце в вершине и  душа моя,

Моя дума в вершине соколом  буя,

Моя мечта в горы несется  вдогонку ветрам,

Мое сердце в вершине, где  бы ни был я сам.

Будь здорова, Верховина, милый родной край,

Чести и славы родина, вольности  разнообразие!

Хотя иду я на чужбину, вернусь снова,

Мое сердце в вершине и  моя любовь.

(«Мое сердце в вершине»)

Ой девушка-Бережанки,

Тебе меня не жалко?

Улыбнись,

Как когда-то,

Снова ко мне прильни!

(«Ой девушка-Бережанки»)

Молодец с молодец

Бравый парень-горец,

Плед он носит на плечах,

Бравый горец.

В высекаемые голубой

Бравый парень-горец,

Верный девушке своей

Бравый горец

«Слышишь в горах гром пушек,

Ты любовница Подолянко?

Зовет к бою нас труба,

Люба Подолянко!

(«Парень-горец»)

 

Такая украинизация реалий является составной частью переводческого стиля  Н. Лукаша, придает произведениям  выразительного украинских звучания, поэтому не всегда уместна с национально-культурной точки зрения, поскольку вносит в  произведение чужой национальный колорит, затемняя национальное своеобразие  оригинала.

Основном переводчик не идет на прямое перелицовки, вследствие чего возникает необычный сплав чужого и своего.Так, шотландские ячменные лепешки воспроизведен как пироги ячневая:

Ой вкусные, вкусные

Пироги ячневая.

Любят горцы

Пироги ячневая ...

Мужественные, отважные

И не продажные

Ребята, любят

Пироги ячневая.

(«Ячневой пироги»)

 

Очевидно, осознавая, что  замена пресных лепешек на украинский пироги, есть "изделие из теста  с начинкой", дает неадекватное воспроизведение, переводчик сохранил определения оригинала - ячневая. Такое сочетание выглядит несколько странным современному читателю, который знает, что пироги пеклись, конечно из пшеничной муки. С другой стороны, из контекста ясно, что речь идет не о праздничной, а ежедневную дело, и именно определение ячневая олицетворяет простую, невишукану пищу, сохраняя этим семантическое наполнение оригинала.

Эту особенность Лукаша-переводчика - способность сочетать свое, органично  близкое и чужое, удаленное - еще  четче прослеживаем в переводе стихотворения  Р. Бернса «Рвала Дженни золо тунцы». В нем переводчик передал имя девушки Jenny способом фонетической транскрипции, чем сохранил сему чужинности, но одновременно украинизировал произведение, заменив образ ржаного поля украинского реальностью ива и дополнив название женской одежды деталью-реалией лиштовкы: