Контрольная работа по "Риторике"

 

Речевой акт, исходя из воззрений  создателя этого направления  Дж. Остина, в реальности состоит из трех составляющих: 1. Произносительного акта, где происходит произношение звуков, слов и предложений. 2. Пропозиционального акта, где происходят отсылки на объекты, сообщаются свойства вещей и людей. 3. Иллокуционного акта, где имеет место использование коммуникативной силы высказывания в виде просьбы. Именно открытие последнего варианта стало основной заслугой Дж. Остина и его последователей. Под перлокуционным актом это направление понимает реальный эффект речевого акта, то есть в результате иллокуционного акта просьбы человек делает/не делает нечто. Именно последнее и относится к перлокуции. Поэтому коммуникативные аспекты относятся к иллокуции, а интеракциональные -- к перлокуции.

 

Авторы выделяют также  множественную аргументацию, например: "Доставка почты в Голландии  далека от совершенства. Нельзя быть уверенным, будет ли письмо доставленным на следующий  день, будет ли оно доставлено по верному адресу и будет ли оно доставлено утром". Множественная аргументация используется в риторических целях, поскольку тогда защита выглядит сильнее. В соответствии с принятым в синтаксисе делением выделяется сочинительная сложная аргументация и подчинительная сложная аргументация. В сочинительной аргументации отдельные аргументации соотносятся непосредственно с точкой зрения, в подчинительной образуется ряд цепочек: первая аргументация соотносится с точкой зрения, вторая -- с первой, третья -- со второй.

 

Анализ аргументативной коммуникации должен включать следующие операции [51, с. 87]:

 

1. Определить обсуждаемые  моменты.

 

2. Распознать позиции,  которых придерживаются обе стороны.

 

3. Установить эксплицитные  и имплицитные аргументы.

 

4. Проанализировать структуру  аргументации.

 

В целом в области анализа  аргументативной коммуникации работают сегодня сотни исследователей. При этом обнаруживаются интересные факты. М. Скривен, например, отметил несимметричность позитивных и негативных оценок [470]. Для отказа от покупки автомобиля достаточно одного замечания о небезопасности его тормозов, в то же время для положительного решения необходимо привести целый список достоинств. Это говорит о более облегченной работе в случае отрицательной аргументации. Сами Франс ван Еемерен и Роб Гроотендорст построили достаточно системную теорию возможных ошибок при реализации аргументативного дискурса.

 

Теория аргументации представляет особый интерес из-за ее серьезной  практической направленности. Она не откидывает те или иные примеры как  несущественные, а

 

пытается включить в свою структуру все эти примеры. Однако на сегодня ей все еще не хватает, как нам представляется, собственной  теоретической базы, если она претендует на принципиально свою позицию в  науке, поскольку ни логика, ни теория речевых актов не могут выступать  в роли подобной базы, являясь отдельными направлениями со своими собственными задачами.

 

Литература - 23, 51, 124, 221, 241, 294, 428, 429, 573, 574

 

 

 

 

 

Миф есть основание человеческого мира, программа и код его эволюции. Выступая манифестацией иной, чем  вербализуемая рациональность, стороны человеческого познания, миф является универсальным способом конструирования жизненного пространства. Он санкционирует существующий порядок, создавая баланс между представлениями о мире и нормами поведения человека, гармонизируя отношения «человек - общество» и «человек - природа».

Социальная актуальность мифологии возрастает в условиях стремительных социальных изменений  нынешней эпохи, когда реальностью  становятся самые невероятные и  экстравагантные прогнозы футурологов  недавнего прошлого. «Войдя в новый  век, человек испытывает потребность  в новой идентичности с окружающим миром, потребность в новых ценностях, необходимых для самоутверждения  и создания надежных жизненных стратегий. Обновленный мир нуждается в  человеческих оценках»1. И эта интенция на обживание нового мира, восстановление его социальной картины невозможна без мифологического фундамента, не подвергающегося сомнению и проверке, не доказуемого, но принимаемого на веру.

Действительно, формирование постиндустриального общества, инициированное интенсивным развитием науки  и внедрением новых способов обработки  информации, характерное для текущего столетия, не привело к тотальной  рационализации социальной жизни. XX век  породил целую сеть мифологий, призванных гарантировать воспроизводство  социального порядка и указать  отдельно взятому индивиду в нем  место. Бурное развитие коммуникационного  пространства обусловило циркуляцию Устьянцев В.Б Человек, жизненное пространство, риски: Ценностный и институциональный аспекты. Саратов, 2006. С. 3. мифов массовой культуры в планетарном масштабе, сделало возможным проект вестернизации, культурного империализма и экспансии, а также информационных войн. Становление общества потребления, обусловленное логикой эволюции капитализма, вызвало к жизни специфические формы мифотворчества, связанные с манипуляцией общественным сознанием во имя продвижения товаров, - рекламу и PR-технологии. Индустрия досуга и развлечений, киноиндустрия также вносят свои специфические элементы в рамки действующих мифологий.

Буйство красок современного мифологического пространства служит наглядным свидетельством того, что  миф отнюдь не сводится к реликтовым остаткам архаических культур. Современная  социальная мифология -явление вполне самостоятельное и полнокровное. Но чтобы приблизиться к ее сущности, мы должны проследить ее генезис, выделить ключевые механизмы смены ее форм. И уже на этом предварительном этапе миф, призрачно мерцая и ускользая, демонстрирует свою субстанциальную противоположность логике, определению и объяснению.

В самом деле, традиции философствования опираются на рациональную программу исследования. Чтобы вскрыть  сущность явления, нужно определить его истоки и проследить, как оно, формируясь, обретает современный облик. И это движение от начала к расцвету всегда требует интеллектуальных усилий, прозрений. Обнаружить зачатки нового среди многообразия социальных тенденций - во многом означает подтвердить самостоятельность и нетривиальность собственной философской позиции. С мифологией дело обстоит с точностью до наоборот. Проследить ее историю ab ovo при нынешнем состоянии теории мифа - не самая сложная исследовательская задача. Обнаружить в современных реалиях иррациональные элементы, обладающие признаками мифа, пожалуй, также не составляет непосильного труда. Но вот объяснение того, как то, что было прежде, стало тем, что оно есть теперь - по нынешний день, насколько нам известно, принадлежит скорее к сфере желаемого и является далеким от реального воплощения проектом.

Философские основания  социальной теории мифа находятся на стадии формирования, что отражается , на самом категориальном аппарате. Парадоксально, но эволюционно-стадиальный подход к мифологии базируется на редуцировании ее к специфическим для традиционного общества образованиям. То есть он отрицает за мифологией «права на развитие» в иных социальных системах. В итоге утверждения о том, что до наших дней «техника мифопроизводства, принципы конструирования мифа и его предназначение остались неизменными в сравнении с их архаическим образцом, изменились лишь формы подачи, объемы тиражирования и «характер предложения»2 кажутся лишенными логических противоречий. Проблема только в том, что существенные изменения внешней формы всегда сопровождаются изменением способа существования и выражения содержания. А, стало быть, и изменением последнего.

Естественность  мифотворчества для человеческой культуры вовсе не тождественна его стихийности. Все созданные на сегодняшний  день формы производства мифа могут  использоваться (и весьма интенсивно используются) в управлении человеческим миром. Именно систематическое целенаправленное мифотворчество определяет облик эпохи, в которую мы живем, — эпохи  глобализации. Глобальный капитализм, глобальное потребление и глобальные мифы — «три кита», на которых держится единство сегодняшнего мира. Перед социальной философией стоит насущная задача формирования методологического инструментария, способного выявлять как сами механизмы управляемого мифотворчества, так и продуцируемые ими социальные изменения.

Стремясь внести свой вклад в их критический анализ, мы не отказываемся от мифологии. Скорее, надеемся приблизить новый мир и  новые мифы, предложить социально-философский  прогноз грядущего

2 Массовая культура  и массовое искусство: «За»  и «Против». М., 2003. С. 169. общества. Актуализация  вопроса о том, как осуществляется  развитие социальной мифологии,  определяется появлением новых  способов воспроизводства социальности, новых механизмов социальной интеграции и социального контроля, обслуживаемых мифотворческими практиками. Без его решения продуцируемая социальной философией картина человеческого мира останется неполной.

Степень разработанности  проблемы. Проблемы специфики современной  социальной мифологии открываются  в разных ракурсах. Философская рефлексия  данного феномена опирается на исследование мифа как самостоятельного явления» культуры. Интерес к нему возрастал  по мере ослабевания^философского рационализма, однако на протяжении XIX в. тема мифологии оставалась маргинальной для социальной философии и получила свое оформление в русле таких дисциплин, как социология и этнология (социальная и культурная антропология) при'сопоставлении первобытных и современных типов социальности. Работы JI. Г. Моргана, Г. Спенсера, Э. Тайлора, Дж. Фрэзера и других социальных мыслителей XIX века базировались на тезисе о принадлежности мифологии к бытию первобытных обществ и ее преодолении в условиях рационализованных современных цивилизаций.

Связь архаической  мифологии со структурами первобытного языка и мифологического мышление выявлялась в работах представителей лингвонатуралистической школы (А.Н. Афанасьев, Ф:И. Буслаев, Я. Гримм, Ф. Кун, В. Манхардт, М. Мюллер, А. Потебня, В. Шварц)4. Культовая теория мифа, направленная на поиск истоков мифа в ритуале представлена работами антропологической (ритуалистической) школы (Э. Тайлор, А. Ланг, I I

3 Морган Л.Г. Первобытное  общество. СПб., 1900; Спенсер Г. Основания социологии. СПб., 1876. Т. 1.; Тайлор D. Б. Первобытная культура. М.: Политиздат, 1989; Фрезер Д.Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М., 1980.

4 Афанасьев А.Н.  Поэтические воззрения славян  на природу. М.: Солдатенков, 1865—1869; Он же. Сказка и миф // Афанасьев А.Н. Народ-художник: Миф. Фольклор. Литература. М.: Сов. Россия, 1986, Буашеа Ф II Сочинения. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1908— 1910. Т. 1—2; Мкгиер М. Египетская мифолошя. М., 2007; Потебня А.А. Мысль и язык // Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1978.

Б. Фонтенель)5, на основе которых осуществлены многочисленные исследований взаимосвязи мифа и фольклора, мифа и литературы, мифа и искусства (М.М. Бахтин, В.Я. Пропп, Ф. Рэглан, Дж. Уэстон, О.М. Фрейденберг, Дж. Харрисон, Э. Чемберс)6. Социологическая школа, сформировавшаяся вокруг идей JI. Леви-Брюля-, трактовала мифы как непосредственное выражение связи первобытного общества с окружающим миром.

К XX в. упрочилось представление  об универсальном характере мифологии, базирующемся на механизмах продуцирования мифологии работой человеческого  мышления и, шире, психического мира вообще: о 1

Определение 3. Фрейдом  бессознательного как источника  мифа легло в основу психоаналитического  направления теории мифа, разрабатывавшегося в трудах Дж. Кэмпбелла, Э. Фромма, К.Г. Юнга9. Обращение к I архетипическим структурам мифического реализовано в работах Г. Башляра, Е.М. Мелетинского, Мр. Элиаде10. Интенция к рассмотрению мифа, вне социокультурной детерминации реализована символической школой, лингвистическое направление которой представлено работами А.Н.Афанасьева, М.М.Маковского; В.А. Масловой", философское

5 Ланг Э. Мифология. М.: Изд. В. Линд, 1901; Татар D. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск: Русич, 2000; Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и разуме. М.: Мысль, 1979. ь Бахтин ММ. Творчество Франсуа Рабле и народная смеховая-культура Средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990; Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во

Ленинградского ун-та, 1946; Raglan F.R.S. The origins of religion. L., 1949; Weston ,/. Prom Ritual to Romance. L., 1921; Фрейденберг О. M. Миф и литература древности. М.: ГРВЛ, 1978; Она ж-е. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997; Harrison J.E. Ancient Art and Ritual. L., 1951; Chambers E K. The Medieval Stage. 2 vols. Oxford, 1948.

1 Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагог ика-Пресс, 1994.

8 Фрейд 3. Достоевский  и отцеубийство // Классический психоанализ  и художественная литература. СПб.: Питер, 2002; Он же. Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии. СПб.: Алетейя, 1997; Он же. Художник и фантазирование. М.: Республика, 1995.

9 Компбелл Дж. Тысячеликий герой. М.: Рефл,- бук, ACT, К.: Ваклер, 1997; Фромм Э. Забытый язык. Введение к пониманию снов, сказок и мифов // Фромм Э. Душа человека. М., 1992; Юнг К.Г. Психология бессознательного. М., 1994; Юнг К.Г. О современных мифах. М., 1994.

10 Башляр Г. Психоанализ огня. М., 1993; Он же. Вода и грезы: Опыт о воображении материи. М., 1998; Он же. Грезы о воздухе: Опыт о воображении. М., 1999; Он же. Земля и грезы о покое. М., 2001; Эчиаде М. Миф о вечном возвращении: Архетипы и повторяемость. СПб., 1998; Он же. Космос и история: Избр. работы. М., 1987; Он же. Аспекты мифа. М., 1996. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. -М., 1996; Маслова B.A. Лингвокультурология. М.: Академия, 2007. трудами А.Ф. Лосева Исследование мифомышления как целостной способности создания символической системы осуществлено Э. Кассирером,

С. Лангер, М. Фоссом13.