Гуманитарные интервенции

Имеет ли идея «гуманитарной интервенции» право на жизнь обсуждалась и в нашей стране. Проблема гуманитарного вмешательства на территории бывшего СССР была поднята практически сразу же после его распада. И первое, что сделали западные страны в этом отношении - постарались убедить руководство и общественное мнение новых независимых государств, что терзающие их конфликты - не только их внутренняя проблема, они становятся предметом особой заботы международного, прежде всего европейского, сообщества. Такой подход, получивший юридическое закрепление в Хельсинкском документе 1992 г. "Вызов времени перемен", не только не вызвал возражений у России и других новых независимых государств, но и был поддержан их руководителями, поставившими свои подписи под этим и последующими документами ОБСЕ; в которых проблема интернационализации конфликтов на территории СНГ, их урегулирования силами общеевропейского сообщества получила дальнейшее развитие. Тем более что конфликтный потенциал и связанные с ним угрозы подрыва региональной и общеевропейской стабильности не только не снизились, но и возросли, и руководителям государств Европы, собравшимся в Будапеште в 1994 г., речь пришлось вести уже об определенных районах СНГ, пораженных вооруженными конфликтами, и договариваться о конкретных мерах по их урегулированию.[50]

Этим, очевидно, обусловлена и позиция России, когда она не только согласилась на введение войск НАТО в качестве миротворческих сил в Боснию и Герцеговину, но и сама приняла в этом участие. Профессор Университета штата Индиана Дмитрий Шляпентох считает, что русские стали очень скептически относиться как к моральным основам гуманитарной интервенции, так и к самой идее защиты прав человека и к западным либеральным принципам в целом после военных действий НАТО в Сербии. Он объясняет это ощущением разочарования в добрых намерениях Запада и обидой на его "обман", в результате которого распался Советский Союз, а дивизии Альянса оказались почти вблизи российских границ. По его мнению, в России сложился общественный консенсус в том, что "гуманитарная  интервенция" является кодовым выражением, аналогичным интернациональному долгу.[51]

В ОБСЕ также сложилось общее понимание, что предотвращение и урегулирование конфликтов и гуманитарных кризисов - проблема общеевропейского масштаба, решение которой не под силу одной стране и потребует координации усилий всех государств - членов ОБСЕ, привлечения значительных сил и средств, не исключая в некоторых случаях и военного персонала. Под эту проблему, при активном участии России и других государств СНГ, была разработана солидная теоретическая и правовая база в основополагающих документах ОБСЕ. Что касается Североатлантического альянса, то в Вашингтонской декларации 1999 г. этого союза и в других документах подчеркивается решимость блока принять самое активное участие в урегулировании конфликтов как во всей евроатлантической зоне, так и за ее пределами. НАТО и в практическом плане не теряет времени даром, расширяя военное сотрудничество со всеми государствами на постсоветском пространстве на двусторонней основе и в рамках программы "Партнерство во имя мира" и активно осваивая их территории и военную инфраструктуру. Ясно, что делается это отнюдь не из чистого альтруизма, а с совершенно определенной целью, на случай, если придется использовать их территории в военных целях - для проведения наземных или воздушных операций.

Тот факт, что в основе прежних противоречий между западными государствами и Россией оказались уже не столько идеологические, сколько чисто политические и прагматические разногласия, не слишком сильно повысил возможность осуществления такого рода акций. А если принять во внимание аналогичную позицию Китая, у которого, кстати, существуют схожие проблемы с тибетцами и жителями Синцьзян - Уйгурского округа, то становится понятным, насколько сложно было получить санкцию Совета Безопасности на проведение подобной операции.

Именно такое положение дел и привело НАТО к решению осуществить в Косово без согласия Совета Безопасности свою военную акцию, вызвавшую ряд резких демаршей России, явно опасавшейся, что подобная практика станет постоянной. Как само это решение, так и его последствия были и остаются сложными и противоречивыми, однако в ближайшее время возможность повторения такого варианта развития событий, то есть осуществления странами Запада «гуманитарной  интервенции»  без санкции ООН, представляется маловероятной. Да и само принятие решения о вмешательстве является весьма непростым, а во многих случаях и вообще невозможным.

После Косово и Восточного Тимора предлагалось много мест для осуществления гуманитарной интервенции. Понятно, что по целому ряду причин далеко не во всех из них могли предприниматься соответствующие попытки. Так, например, очевидное нежелание западных держав принять аналогичные меры по защите курдского населения Турции служит постоянным поводом для предъявления им упреков в применении двойного стандарта. Представляется, однако, что в данном случае вряд ли уместен максималистский подход - все или никто: даже одно остановленное кровопролитие хорошо еще и потому, что каждый удачный исход повышает шансы на успех в следующий раз.           

Вместе с тем, следует учитывать и другие обстоятельства. Во-первых, во всех войнах погибают люди, поэтому нет никаких оснований ожидать от правительств, что они будут готовы жертвовать многими жизнями своих граждан во имя даже самых гуманных принципов. Кроме того, любая акция такого рода должна в конечном счете улучшать ситуацию, а не усугублять ее. Ясно, что любая попытка силового решения извне той же, скажем, курдской проблемы в Турции приведет к такому количеству жертв, которое многократно превзойдет то, которое имеет место сейчас. Фактически это привело бы к реализации на практике известного иронического высказывания: "Мы будем так бороться за мир, что камня на камне не останется".

Поэтому прагматические соображения вполне имеют право на существование, тем более что принципы и заинтересованность едва ли когда-нибудь могут быть полностью разделены. А поскольку главной целью гуманитарной интервенции должно быть все-таки оказание помощи населению, права которого тем или иным образом подавляются, а не преследование чьих - то специфических интересов, то, вероятно, в некоторых случаях действительно лучше продолжать попытки разрешить имеющиеся проблемы иными, более мирными средствами, несмотря на явное наличие предпосылок к вмешательству.

Во всяком случае, всегда должно быть дано честное объяснение, почему в данной конкретной ситуации гуманитарная интервенция невозможна. Вполне очевидно, что многие варианты отпадают из - за отсутствия политической заинтересованности в ней у тех государств, которые в принципе могли бы принять в таких операциях активное участие. В иных случаях направляемые в регионы "голубые каски" вынуждены играть роль фигового листка, не имея надлежащих ресурсов для решения поставленных перед ними проблем. Например, США и их союзники не выделили ни сил, ни средств для операции в Сьерра - Леоне, избегая подвергать опасности свои войска и запрашивать - в случае Соединенных Штатов - деньги у Конгресса, что привело к вынужденной передаче пятьюстами ооновскими миротворцами своего оружия и снаряжения местным бандитским группировкам.

В свете событий последних лет весьма актуально обсуждение вопроса об использовании Советом Безопасности вооруженных сил, "которые окажутся необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности", т.е. для ведения с этой целью военных действий.[52] В этой связи заслуживает поддержки идея о решительной "реанимации" Военно-Штабного Комитета (ВШК) или создании какого-либо иного органа, способного "давать советы и оказывать помощь Совету Безопасности по всем вопросам, относящимся к военным потребностям Совета Безопасности"[53].

Рассмотрение вопроса об использовании вооруженных сил, в частности, необходимо после войны в Ираке, которая обозначила, на наш взгляд, такую тенденцию в "импровизациях" в толковании Устава ООН, которые могут поставить под сомнение роль самой ООН.

Резолюция 661 Совета Безопасности, обоснованно признавшая правомерным применение вооруженных сил против иракской агрессии, содержит ссылку на ст. 51 Устава, предусматривающую право на индивидуальную и коллективную самооборону. Однако после принятия резолюции ни Совет Безопасности, ни страна-жертва в дальнейшем не сделали необходимого, предусмотренного статьями 42 и 43 Устава ООН шага. Не были осуществлены меры, которые придавали бы последующим вооруженным действиям в отношении агрессора характер операции ООН. Фактически ООН в период еще войны "Буря в пустыне", да и войны 2003 г. от дальнейшего участия в операции, перешедшей в боевую стадию пресечения иракской агрессии в первом случае и наземной операции – во втором, устранилась, и антииракская коалиция была создана вне ООН под руководством США.

Ведь признание Советом Безопасности факта агрессии и правомерности применения вооруженных сил для ее пресечения есть правовая основа для последующих действий самой ООН. Нормальный ход событий возможен только после заключения соглашения или соглашений с членами ООН о передаче в распоряжение Совета Безопасности необходимых вооруженных сил. В этом случае не исключается согласие на готовность какой-либо державы под контролем ООН, а также ВШК взять на себя бремя лидерства и основной ответственности за операцию.

К сожалению, за пределами Европы и Северной Америки немногие страны обладают как людскими, так и материальными ресурсами для проведения подобных операций, а в их начале расходы ложатся преимущественно на страны - участницы.

После окончания "холодной войны" государства, которые традиционно составляли хорошо обученную основу миротворческих сил ООН, -североевропейские страны, Нидерланды, Канада - существенно сократили свои военные бюджеты и, соответственно, армии. Пять постоянных членов Совета Безопасности, которые все еще обладают достаточно внушительными и хорошо подготовленными вооруженными силами, редко соглашаются на их использование.

Во-вторых, существует сложная проблема определения потенциальных объектов «гуманитарной  интервенции». Список стран, где постоянно в массовом масштабе совершается насилие над собственным населением или его частью, достаточно обширен. Так, согласно оценкам Национального разведывательного агентства США, к концу 1999 года насчитывалось 23 таких государства, и еще в 9 аналогичный кризис готов был разразиться.

Понятно, что аналогичные оценки ситуации, сделанные в других странах, могут существенно отличаться от американских. А поскольку речь идет о весьма серьезных акциях, то необходимо, прежде всего, установить достаточно простые и четкие условия, признанные как можно более широким кругом субъектов мирового права, только при соблюдении которых возможно подобное вмешательство. В противном случае неизбежно воцарится хаос. К сожалению, до настоящего времени именно из-за существующих различий в подходах разных государств выработать некие определенные критерии не удается. Существует много исследований на данную тему, в которых эти вопросы рассматриваются достаточно подробно, однако предлагаемые решения едва ли можно назвать полностью приемлемыми.

В частности, можно согласиться  с таким мнением, что существующие длинные списки прав человека не могут быть взяты за основу, так как они устанавливают чрезмерно широкие рамки. Очевидно, например, что нарушение права граждан на жизнь и права трудящихся на забастовку несопоставимы. Невозможно установить также, сколько протестующих демонстрантов или представителей этнических меньшинств должно быть убито, чтобы мировое сообщество приняло решение о вмешательстве.

На примере Югославии были сформулированы два основания для вмешательства. В качестве первого называется факт отрицания права на самоуправление четко определенного народа на четко определенной географической территории другой, большей этнической группой, которая заявляет, что меньшая находится на ее "суверенной" территории, то есть случай Косово. При этом, правда, признается, что во всех частях света имеется много подобных ситуаций, которые не будут разрешены либо в ближайшем будущем, либо вообще никогда, как, например, в Тибете.

Однако и помимо этого данное предложение оставляет слишком много вопросов. Например, остается неясным, как в этом случае следует поступать в ситуациях, подобных имевшим место в Камбодже или Руанде, где не было никаких "очерченных территории", и репрессии невероятного масштаба проводились по идеологическим или чисто этническим основаниям. Кроме того, какая степень самоуправления может быть признана достаточной? В Стране басков, на Корсике в Северной Ирландии, которые подпадают под предлагаемое определение, идет борьба за полный  суверенитет, но едва ли можно ожидать, что ей будет оказана поддержка со стороны демократических государств.

Другим основанием для интервенции предлагается считать авторитарный контроль главы государства над всей страной. Утверждается, что если некое правительство стремится удержать власть против желания большинства своих граждан и не собирается менять свою позицию, оно не должно надеяться, что такому отрицанию демократических принципов будет позволено остаться безнаказанным. Данное положение было проиллюстрировано ситуацией с Милошевичем, которому Европой и Америкой было заявлено, что он не может отрицать свое поражение на выборах. Его воодушевленные оппоненты вышли на улицы, и победа было одержана без кровопролития.[54]

Как представляется, последний пример также не является слишком убедительным, поскольку в данном случае не имела места "классическая" «гуманитарная интервенция»: во-первых, в собственно Сербии не происходило массовых репрессий против населения, соответственно, не было ни жертв, ни беженцев, а, во - вторых, Запад не осуществлял вооруженного вмешательства в страну. Действительно, теперь уже доподлинно известно, что западные страны внесли весьма солидный идеологический и материальный вклад в организацию протестного голосования сербских избирателей, однако военное вторжение не произошло и даже не предполагалось.

Таким образом, можно сделать заключение, что попытки выработать некие общие правила и критерии вряд ли приведут к достижению желаемого: слишком различны условия в каждом конкретном случае, чтобы можно было всякий раз действовать в соответствии с заданным алгоритмом. Вместе с тем, совершенно очевидно, что некоторые ситуации бывают настолько нетерпимы, что невмешательство становится постыдным. Как сказал канадский дипломат, направленный ООН в 1996 году в Руанду для расследования новых фактов геноцида, "мы все утратим часть наших душ, если допустим повторение того, что здесь произошло"[55].

Тем не менее, Устав ООН все же создает определенную правовую основу для осуществления совместных действий при решении стоящих перед странами-участниками общих проблем. С этой целью ООН, согласно статье 1 своего Устава, принимает коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру подавления актов агрессии или других нарушении мира, которые осуществляются мирными средствами, в соответствии с принципами справедливости и международного права. Однако известно, что операции, проводимые в соответствии с Главой VII, не требуют согласия сторон и являются актами законного применения силы. Следует акцентировать внимание на том положении Устава ООН, что он не дает Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по сути подпадающие под внутреннюю юрисдикцию любого государства.