Гуманитарные интервенции

Что касается югославского кризиса, то из деятельности Совета нельзя вывести прямых заключений. В этом случае можно говорить о том, что специальные принудительные меры являлись следствием не зверств и серьезных нарушений прав человека, главным образом в бывшей Югославии, а позже в Боснии и Герцеговине. Хотя Совет Безопасности много раз и осуждал эту жестокость, в данном случае принудительные меры не предусматриваются статьей 42. Это очевидным образом может быть проиллюстрировано на примере Резолюции № 770 Совета Безопасности от 13 августа 1992 г. Данная резолюция признавала в своей Преамбуле, что ситуация в Боснии и Герцеговине представляет собой угрозу международному миру и безопасности и что крупные нарушения прав человека продолжают иметь место. Совет также признавал, что положение о "гуманитарной помощи" было важным элементом в "попытках восстановить международный мир и безопасность в регионе". Но кроме "требования" в главе 7, которая обязывает создать беспрепятственный и продолжительный доступ Международного Красного Креста и иных организаций к лагерям, пленным и центрам для интернированных, можно признать, что Совет не был готов предпринять следующий шаг: военные принудительные меры для восстановления нормальной ситуации с правами человека внутри Боснии и Герцеговины. Представляется также важным то, что параграф первый Преамбулы подтверждает "необходимость соблюдать суверенитет, территориальную целостность и политическую независимость Республики Босния и Герцеговина"[41]. Резолюция Совета Безопасности № 771 от 13 августа 1992 г. осудила практику "этнических чисток" и выразила "серьезную обеспокоенность продолжающимися сообщениями о повсеместных нарушениях международного гуманитарного права на территории бывшей Югославии и особенно в Боснии и Герцеговине, включая сообщения о массовых насильственных высылках и депортации граждан, захвате и нарушении работы больниц и станций медицинской помощи,  препятствовании доставке продовольствия, лекарств для гражданского населения,. а также бессмысленных разорениях и разрушении собственности". Однако, несмотря на данные "повсеместные нарушения", подпадающие под главу 7, Совет вновь воздержался от принятия решения по принудительным мерам, указав, что в случае продолжения нарушений он будет вынужден предпринять дальнейшие меры согласно Уставу. Подобные дальнейшие меры, однако, также не были отражены в Резолюции Совета Безопасности № 787 от 16 ноября 1992 г. касательно принудительного введения экономических санкций против Сербии и Черногории. Государствам было дано право на принятие мер по введению эмбарго, но Совет воздержался от санкционирования государств-участников на принятие мер в контексте серьезных нарушений прав человека и продолжающихся этнических чисток.

По сравнению с Резолюцией Совета Безопасности № 688, Совет все-таки изменил свою позицию в отношении исключительно внутренних нарушений прав человека в Боснии и согласился, хотя и не единогласно, с тем, что эта ситуация может представлять угрозу международному миру и безопасности41. Это стало ясно после резолюций Совета Безопасности по "безопасным портам" или "безопасным территориям", и особенно Резолюции Совета Безопасности № 815 от 30 марта 1993 г. по мандату сил по поддержанию мира, Резолюции Совета Безопасности № 819 от 16 апреля 1993 г. и Резолюции, Совета Безопасности № 824 от 6 мая 1993 г. Более того, в Резолюции Совета Безопасности, № 824 Совет оказался готов предпринять дальнейшие шаги, если в том будет необходимость.

Хотя уже известная формулировка "все необходимые средства" и не была использована, Совет практически полностью показал свою готовность прибегнуть к военным принудительным мерам по отношению к нарушениям прав человека внутри страны. Однако двусмысленное поведение Совета вновь проявилось при принятии Резолюции Совета Безопасности № 836 от 4 июня 1993 г., где отмечается принятие концепции "безопасных территорий" как "реакция на чрезвычайные ситуации", которая могла внести "ценный вклад" в сохранение мира на основе плана Вэнса-Оуэна, но "не должна никоим образом рассматриваться как самоцель, поскольку является частью процесса Вэнса-Оуэна...".

В данной Резолюции, однако, Совет сделал последний шаг и дал разрешение Силам по поддержанию мира "в качестве самозащиты" использовать вооруженную силу в ответ на: «бомбардировки безопасных территорий любой из сторон при вооруженном вторжении или же в случае любого умышленного препятствования свободе передвижения Сил по поддержанию мира или охраняемых гуманитарных конвоев внутри или вокруг данных территорий»[42].

Наиболее важный, 10 параграф оперативной части дает разрешение государствам-участникам в тесной координации с Генеральным секретарем и под его руководством предпринимать "все необходимые меры" для содействия Силам по поддержанию порядка. Если сравнивать ситуацию с иракской проблемой, то создается впечатление, будто Совет готов согласиться с тем, что ситуация с нарушением прав человека внутри страны может создать угрозу международному миру и безопасности, независимо от внешних последствий. До сих пор неясно, принял ли Совет также единогласно идею того, что военные принудительные меры могут быть предприняты с санкции Совета. Кроме всего прочего, различные соответствующие резолюции гуманитарного содержания подтвердили суверенитет и территориальную целостность Боснии и Герцеговины и должны рассматриваться в контексте полной картины конфликта. Но более важно помнить, что боснийские власти неоднократно и недвусмысленно просили ввести военные принудительные меры для защиты безопасных портов, под чем очевидно подразумевалось согласие боснийским правительством на введение вооруженных сил.

Нежелание Совета Безопасности принимать решения по введению принудительных мер, включая и использование вооруженной силы, и приравнивать защиту прав человека к принципам суверенитета показывает, что Совет, хотя и обладает большой властью, до сих пор колеблется в вопросе санкционирования принудительных мер согласно статье 42 в связи с нарушением прав человека и с целью восстановления международного мира и безопасности.

Если в случае с Боснией и Герцеговиной ситуация выглядела достаточно неоднозначной, то в случае с Сомали Совет действовал быстро и решительно, что выразилось в принятии Резолюции Совета Безопасности № 794 от 3 декабря 1992 г. После того, как Совет определил, что «огромная человеческая трагедия, вызванная конфликтом в Сомали и еще более усугубленная теми преградами, которые создаются на пути распределения гуманитарной помощи, создает угрозу миру и безопасности во всем мире».[43]

Резолюция недвусмысленно дала полномочия государствам-членам совместно с ООН использовать вооруженную силу, использовать все необходимые средства для установления благоприятных условий для операций по гуманитарной помощи в Сомали. Для этого предложения четким прецедентом является то, что Совет Безопасности рассматривает массовое, но чисто внутреннее нарушение прав человека само по себе, без последствий вне страны, как прямую угрозу международному миру и безопасности. Более того, изучение ситуации в Сомали показывает, что Совет готов использовать меры военного принуждения (допустимое использование оружия) для исправления таких ситуаций. Наиболее важным является, на наш взгляд, признание того, что Совет действительно заложил удивительные прецеденты, расширив сферу приложения статей 39 и 42 по сравнению с принятым ранее решением и подняв статус прав человека по соотношению к суверенитету, территориальной целостности и невмешательству.

Почти идентичный шаг был предпринят Советом Безопасности в отношении ситуации в Руанде. В резолюции Совета Безопасности № 929 от 22 июня 1994 г. Совет хотя и признал исключительность ситуации в Руанде, но определил в достаточно резкой форме, что масштабы кризиса представляют угрозу миру и безопасности в регионе, и санкционировал полномочия стран — членов ООН на проведение военных операций по ликвидации кризиса ("используя все необходимые средства для достижения гуманных целей")[44].

Наиболее важным с концептуальной точки зрения, является то, что действия, совершаемые в рамках коллективной системы безопасности ООН, в том виде, как они заложены в Уставе этой организации, действительно свидетельствуют и подтверждают, что "принудительные меры", согласно статьям 39 и 42 главы 7, могут и будут предприниматься Советом Безопасности с целью улучшения ситуации с нарушением прав человека, поскольку данные внутренние ситуации представляют собой угрозу миру и влияют на международные мир и безопасность. Совет Безопасности обладает такими полномочиями и, следовательно, не превышает их в данных ситуациях.

Однако такие обязательные меры, принятые Советом Безопасности согласно главе 7, не могут быть охарактеризованы как составная часть доктрины «гуманитарной интервенции». Наоборот, мы имеем дело с принудительными мерами в духе статей 39 и 42 Устава. 

Иногда создается впечатление, что в тех ситуациях, когда Совет Безопасности дает санкцию государствам-участникам на использование вооруженной силы с целью вмешательства в другое государство в гуманитарных целях, подобное вмешательство может быть описано как применение принудительных мер в гуманитарных целях. Однако как с правовой, так и с концептуальной точки зрения такому определению предпочтение не отдается, поскольку обязательные принудительные меры, независимо от их объема, содержания и природы, направлены на поддержание или/и восстановление международного мира и безопасности. Они не предпринимаются в гуманитарных целях, и введение либо использование такой терминологии может привести к дальнейшим разночтениям и двусмысленным толкованиям.

Представляется предпочтительным говорить о принудительных мерах в русле статьи 42 Устава, как об обеспечении гуманитарной помощи с целью сохранения или восстановления мира и безопасности. Данные меры являются лишь одной из форм принудительных мер в русле главы 7 Устава и не представляют собой специальную правовую категорию, равно как и трактовку понятия гуманитарной помощи со своим правовым статусом и содержанием, используемой в деятельности Совета Безопасности.

Рассмотрение вопроса о том, имеет ли международный закон право санкционировать гуманитарную интервенцию в период после принятия Устава, может быть весьма кратким. Такого права не существует. Для внесения ясности можно сказать, что речь идет о международной гуманитарной интервенции в чистом виде или, другими словами, классической гуманитарной интервенцией. Тем не менее, угроза применения или, использования силы государством или группой государств исключительно в целях предотвращения или защиты от серьезных нарушений фундаментальных прав человека, особенно права на жизнь, независимо от национальности, может иметь место, как без разрешения соответствующих органов ООН, так и без разрешения законного правительства данного государства.

Анализ мнений о доктрине «гуманитарной интервенции» (Дьюк, Гэллант, Хелтон, Лиллиу, Макдугал, Рейзман, Саймон, Тисон, Фарер, Хенкин, Маланчук, Офодийл, Родли, Сай, Вервей и др.) показывает, что доктрина, будучи "вторичным" источником международного права, не является нормой пшава, и из ее юридических текстов нельзя вывести каких-либо определенных выводов. Более убедительны с юридической точки зрения разработки Международного суда, например, относительно случая с Никарагуа, когда Суд определил, что международное право не санкционирует вмешательство без одобрения Совета Безопасности. Суд не приемлет несанкционированного использования государством вооруженной силы для исправления ситуации с серьезными нарушениями в области прав человека в другом государстве. Дальнейшие свидетельства можно найти в резолюциях Генеральной Ассамблеи № 2625 и № 3114 касательно определения агрессии.

Подводя итоги общей характеристики принципов и норм международного права, соотносящихся с «гуманитарной интервенцией», можно, на наш взгляд, согласится с выводами Международной комиссия по вмешательству и государственному суверенитету, которая считает следующее.

1. Центральными  принципами должны быть:

а) Государственный суверенитет подразумевает определенные обязанности, и основная ответственность за защиту населения страны возлагается на само государство.   

б) Если населению страны причиняется тяжкий вред в результате внутренних военных конфликтов, волнений, репрессий или недееспособности государственной власти и соответствующее государство не желает или неспособно предотвратить этот вред, - принцип невмешательства уступает место международной обязанности защиты людей.       

2. Юридическими  основаниями являются:

а) Обязанность защиты людей как один из руководящих принципов международного сообщества государств, заложена в:

обязательствах, неотделимых от самого понятия суверенитета;

ответственности Совета Безопасности ООН за поддержание международного мира и безопасности в соответствии со ст. 24 Устава ООН;

конкретных обязательствах, накладываемых декларациями, пактами и договорами о правах человека и защите людей, международным гуманитарным правом и внутренним правом государств;

получающей все большее развитие практике государств, региональных организаций и самого Совета Безопасности.

б). Составные элементы обязанности защищать людей: обязанность предотвращать вред: бороться как с глубинными, так и с непосредственными причинами внутренних конфликтов и иных кризисов, создающих угрозы для населения страны;  обязанность реагировать на причинение вреда: в ситуациях настоятельной необходимости принимать соответствующие данной ситуации меры, в том числе, в случае необходимости, и меры принуждения, такие как санкции или международное уголовное преследование, а в самых крайних ситуациях и военное вмешательство; обязанность исправлять причиненный вред, обеспечивать, особенно после военного вмешательства, всю необходимую помощь для ликвидации последствий кризиса и вмешательства, для восстановления разрушенных объектов, примирения враждующих сторон, устранения причин того вреда, который вмешательство было призвано предотвратить или остановить.

3. Принципами  военного вмешательства являются:

Военное вмешательство с целью защиты жизни и безопасности людей представляет собой исключительную и чрезвычайную меру. Оправдать ее могут лишь, причиняемый людям серьезный и непоправимый вред или непосредственная и неотвратимая угроза причинения такого вреда, а именно:

фактическое или ожидаемое лишение жизни в больших масштабах, как в ходе осуществления преднамеренного геноцида, так и без подобного намерения, являющееся результатом намеренных действий государства, его неспособности или нежелания принимать необходимые меры для его предотвращения либо распада самой государственной власти в стране;