Художественные приемы современной слоганистики

Попытки описать семью и обобщить ее традиции появились уже на заре развития литературы. Это и «Поучение  Владимира Мономаха», и проповеднические сборники «Златоуст» и «Измарагд». Тематика сборника «Измарагд» разнообразна: «слова-поучения» о «почитании книжном», христианских добродетелях, пороках (жадности, пьянстве и т.д.), добрых и злых женах, о воспитании детей.  Показательно, что именно литература взялась за такое нелегкое дело, именно ее средствами оказалось возможно представить логику отношений мужа, жены, детей. Например, в «Повести о Петре и Февронии Муромских» (XV век) описывается такой эпизод. Героиня повести плыла на судне по реке Оке, к ней начал приставать «некий человек», «искушаемый лукавым бесом». «Она же, разгадав злой помысел его, быстро обличила его» и предложила зачерпнуть воду с одной стороны судна, а потом – с другой и сравнить вкус. Когда он убедился, что вкус воды одинаков, героиня сказала: «И женское естество одинаково. Зачем же ты, свою жену оставив, о другой помышляешь».

Наиболее яркой попыткой обобщения  традиций русского семейного быта стала  книга, составленная в середине XVI века благовещенским протопопом Сильвестром, политическим деятелем начальных лет  правления Ивана Грозного – знаменитый «Домострой».  Вот ее полное название: «Книга, называемая Домострой. Имеет в себе вещи весьма полезные. Поучение и наставление каждому христианину, мужу и жене, и детям, и слугам, и служанкам». Многие десятилетия слово «домострой» было синонимом консервативного уклада жизни. А между тем в этой книге собраны весьма полезные вещи: от правил и основ семейственного регулирования до рецептуры различных блюд. Согласно «Домострою», традиционный глава семьи – отец, муж. Семья «Домостроя» – народная семья, в которой учтено все, вплоть до мелочей внутреннего быта. Домострой отразил нравственный кодекс семьи, которая пропадет без строгости внутреннего быта, без бережливости и умеренности, без рукоделья [12, c. 46].

Наиболее полно семья предстает  перед нами со страниц семейных хроник. Жанр семейной хроники в русской литературе оказался незаслуженно забытым, и произведения писателей, работавших в этом жанре, не занимают должного места в школьной программе по литературе. Последние годы наметился определенный интерес к теме семейного воспитания, изображению истории семьи и ее традиций. Предшественниками классических семейных хроник являются хроники в русской мемуарной литературе. Семейные и автобиографические записки конца XVIII-XIX веков – это описание истории рода, прошлого семьи, переложение семейных преданий, воспоминания о детстве, семейном быте, нравах.

Русская художественная литература XIX века сказала о семье гораздо  больше, чем вся русская литература на протяжении веков. Вспомним пьесу  Ф.И. Фонвизина «Недоросль», роман И.А. Гончарова «Обломов», роман-эпопею Л.Н. Толстого «Война и мир» и другие. В романах, повестях, рассказах, пьесах предстают различные варианты семейной жизни. Классики стремились наделить каждого из своих героев, даже незначительного, семьей. Не всегда это идеал, не всегда такой семье можно позавидовать. Первые герои русской классики вообще герои бездетные и бессемейные: Чацкий, Онегин, Печорин.

Творчество Л.Н. Толстого ярко представляет тему кризиса семейных отношений. В «Воспоминаниях» писатель словно разделяет свою жизнь грубо на четыре периода. Первый период невинного, радостного, поэтического детства длится до 14 лет. За ним следует страшный период в двадцать лет, во время которого он, по его словам, находился в плену амбициозности и тщеславия и, хуже всего, предавался блуду и пороку. Третий период начинается его браком с Софьей Андреевной Берс в 1862 году и заканчивается его «духовным переломом » приблизительно в 18S0 году. В течение четвертого периода своей жизни Толстой все больше отходит от чисто писательской деятельности и семьи и посвящает себя в основном решению религиозных и социально-этических вопросов. Если посмотреть внимательнее на эти периоды, можно заметить своего рода маятниковую природу периодизации его жизни. Первый и третий периоды можно назвать «семейными ». Сначала как сын и брат, затем как муж и отец он уходил с головой во все важные детали семейной жизни. Второй и четвертый периоды объединяет экстремизм Л.Н. Толстого, сделавший писателя более индивидуалистичным и оттолкнувший его от семьи. Второй период – это буйство плоти, четвертый – буйство души. Этот конфликт между душой и телом представляет для понимания Л.Н. Толстого наибольшую важность. И поскольку многое из его творчества является очень личным, очень автобиографичным, это также важно для оценки его произведений.

Л.Н. Толстой был с  самого начала его писательской карьеры  всецело поглощен мыслями о семье, и это видно по тому факту, что  уже свое первое произведение, «Детство», он посвятил этой теме. В двух других томах трилогии он описывает, как красота и невинность детства постепенно сменяются сомнительными переживаниями отрочества и юности.

Второй период – невинность теряется, и это отражается в таких  произведениях, как «Записки маркера». Это время азартных игр, выпивок и женщин. Этот период принес Толстому много боли и стыда и превратился в тяжелое бремя порочных воспоминаний, которые то и дело появлялись на страницах его произведений до конца его жизни. В это время создается и повесть «Семейное счастье», утверждающая не ослаблявшийся характер заветного желания Толстого. Взаимоотношения мужчины и женщины в этой истории поражают своим сходством с супружескими отношениями Л.Н. Толстого и Софьи Андреевны, которые сложились тремя годами позже написания повести. Повесть строилась на личных переживаниях писателя во время увлечения Валерией Владимировной Арсеньевой. Четкий анализ этого эпизода жизни Толстого представляет собой важную предпосылку дня понимания самой повести и будущих шедевров [10; 55].

Третий период, период более или менее стабильной и счастливой семейной жизни, во многом представляет для нас наибольший интерес. Именно в это время создаются два величайших произведения – «Война и мир» и «Анна Каренина». В первом из двух романов Л.Н. Толстой твердо отстаивает ценность семейной жизни. Во втором романе он все еще убежден в верности идеала, но уже выражает сомнения по поводу его достижимости. Во время четвертого периода расхождение между жизненным устройством и философской убежденностью Толстого обостряется и семейная жизнь становится для него все более тяжелой. Это выражается в таких произведениях, как «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Дьявол» и «Отец Сергий». Конечно, такое подразделение жизни Л.Н. Толстого довольно искусственно и носит условный характер. Несмотря на все предполагаемые «переломы», суть жизнь Л.Н. Толстого изменяется не столь резко.

В трилогии «Детство», «Отрочество» и «Юность» писатель дает очень яркое, художественное описание мира ребенка, в котором важную роль играет любовь ребенка к своим родителям и любовь, которую он получает от них. К произведениям, которые наиболее полно раскрывают различные типы семейных отношений любви, следует отнести роман «Война и мир». В повести «Семейное счастье» и романе «Анна Каренина» разные аспекты любви в семье просто теряются за силой «eros». Именно на эволюционное качество художественных и сопутствующих жизненных перемен мало обратили внимание предыдущие исследователи.

Л.Н. Толстой был человеком, который и как художник, и как  мыслитель, и прежде всего как человек, боролся за то, чтобы найти истину, написать о ней и воплотить ее в своей жизни. Очевидна библейская ориентация писателя. Библия, безусловно, относится к ряду величайших антологий вдохновенного творения рук человеческих. Веками она служила парадигмой для людей искусства – художников, поэтов, композиторов. Сила ее в том, что иногда в удивительно поэтичных, а иногда даже в жестоких образах она раскрывает фундаментальные, универсальные принципы духовного и этического поведения человека. Те самые принципы, которые представляют особую важность в наши дни, когда искусство и этика, творчество и нравственность зачастую оказываются диаметрально противоположными и многие так называемые деятели искусства считают, что человек имеет право на свободное самовыражение, не ограниченное никакими рамками и нравственными принципами. Подобные ошибочные суждения способствовали развитию постмодернистской абсурдности, философского нигилизма и культуры попа и порнографии. Толстой понял, что лишь союз художественных способностей с нравственной правотой может дать рождение подлинно человеческому творчеству [17, c. 89].

Безрадостным было детство М.Е. Салтыкова. Никогда даже своим близким друзьям он не рассказывал о детских годах и о семье. Михаил Евграфович родился в то время, когда в семье полновластно господствовала мать – Ольга Михайловна, – жестокая крепостница, «кулак-баба» (как он позднее ее называл), вышедшая из богатой купеческой семьи. Она не только поставила на ноги оскудевшее, разорившееся поместье мужа, но и в короткий срок удесятерила состояние семьи. Крепостническая жестокость сочеталась в ее характере с умелой хваткой. Впоследствии М.Е. Щедрин очень точно охарактеризовал духовные и деловые качества своих родителей: «Отец был, по тогдашнему времени, порядочно образован; мать – круглая невежда; отец вовсе не имел практического смысла и любил разводить на бобах, мать, напротив того, необыкновенно цепко хваталась за деловую сторону жизни, никогда вслух не загадывала и действовала молча и наверняка... В семействе нашем царствовала не то чтобы скупость, а какое-то упорное скопидомство».  Мать, как и отец – Евграф Васильевич, воспитанием детей не занималась, все ее силы были направлены на приобретательство. «Она являлась между нами только тогда, когда, по жалобе гувернанток, ей приходилось карать. Являлась гневная, неумолимая, с закушенною нижнею губою, решительная на руку, злая», – вспоминал ге-рой «Пошехонской старины».

Дети в семье Салтыковых делились на «постылых» и «любимчиков». В  раннем возрасте Михаил был «любимчиком». Но это не мешало матери применять к нему те же методы воспитания, что и к «постылым». «А знаете, с какого момента началась моя память? – говорил М.Е. Щедрин С. Н. Кривенко. – Помню, что меня секут, кто именно, не помню, но секут как следует, розгою, а немка, гувернантка старших моих братьев и сестер, заступается за меня, закрывает ладонью от ударов и говорит, что я слишком еще мал для этого. Было мне тогда, должно быть, года два, не больше».

Братья и сестры не очень любили маленького Мишу за прямоту и резкость суждений о них, за смелость и самостоятельность поведения. Кроме Михаила, в семье Салтыковых было еще четыре брата: Николай – «постылый», которого беспричинно ненавидела мать и трагическую судьбу которого М.Е. Щедрин изобразил в романе «Господа Головлевы», рисуя историю жизни Степана Владимировича – «Степки-балбеса». К «постылым» относился и брат Сергей, умерший в молодости. «Любимчиками» были Дмитрий и Илья. К дочерям (их было две) мать относилась с холодным безразличием и равнодушием, считая их «лишними ртами», нахлебницами.

Михаил любил и жалел «постылых» братьев, особенно Николая. Мать, видя привязанность его к Николаю, боялась вредного влияния последнего на Михаила и старалась поссорить детей, отдалить их друг от друга. Но любовь и жалость к «постылым» и гневное презрение к матери за такое разграничение остались у М.Е. Салтыкова на всю жизнь. Он защищал их интересы уже и взрослым, добиваясь от матери справедливого раздела наследства.

История гибели семейства крепостников Головлевых вначале была частью хроники «Благонамеренные речи», которая в основном посвящена описанию действительности хищника-буржуа Дерунова. Писатель решил выделить из хроники рассказы о семье Головлевых и создал на их основе роман-хронику «Господа Головлевы» М.Е. Салтыкова-Щедрина. Роман начинается предчувствием смерти одного из героев (Степана), затем на протяжении повествования перед нами предстает целая галерея умирающих, сходящих со сцены жизни людей. «Головлевы – это сама смерть, злобная, пустоутробная; это смерть, вечно подстерегающая новую жертву», – писал сатирик. Образы Головлевых старшего и младшего поколения – яркая иллюстрация пагубного воздействия на человеческую личность несовершенного общественного строя, основанного на угнетении. Именно поэтому автор в романе уделяет внимание более моральной, нравственной стороне дела, а не экономическому оскудению крепостников. Хочу отметить, что автору удалось так талантливо изобразить конкретных героев, что в них воплотились все пороки не только одной семьи, но и всего общества. Ярко выписан Иудушка Головлев. Писатель сделал его буквально символом всякого паразитизма, человеконенавистничества и реакции. Все компоненты романа: пейзаж, речь героев, авторские характеристики и отступления – все в романе служит одной цели – раскрытию причин гибели строя крепостников. Особенно поражает речь Иудушки – человеконенавистника и блудослова, сотканная из афоризмов, уменьшительных и ласкательных слов, вздохов, лицемерных обращений к Богу, беспрерывных повторений. Стоит отметить также еще очень важный композиционный момент в романе: автор сознательно исключил подробности крепостнического быта, воспитания нового поколения крепостников и их взаимоотношения с крестьянами. Мне кажется, писатель сделал это для того, чтобы создать еще более безысходный и не гармонирующий с живым миром фон, на котором изживают себя крепостники. Живая, светлая действительность как бы сама не выпускает их из ограниченного пространства, словно страшную заразную болезнь.

Отдельное внимание обратим  на тему семейных кризисов в повести Ю.В. Трифонова «Обмен». В центре повести Юрия Трифонова «Обмен» – попытки главного героя, обыкновенного московского интеллигента Виктора Георгиевича Дмитриева, произвести обмен квартиры, улучшить свои жилищные условия. Для этого ему надо съехаться с тяжелобольной матерью, которая догадывается, что ей недолго осталось жить. Сын уверяет ее, что очень хочет жить с ней вместе, чтобы лучше заботиться о ней, но мать догадывается, что его интересует в первую очередь не она, а жилплощадь и что торопится он с обменом из-за боязни, что в случае ее смерти потеряет комнату матери. Материальный интерес заменил у Дмитриева чувство сыновьей любви. И не случайно в финале повести мать говорит ему, что раньше хотела жить с ним вместе, а теперь нет, потому что: «Ты уже обменялся, Витя. Обмен произошел… Это было очень давно. И бывает всегда, каждый день, так что ты не удивляйся, Витя. И не сердись. Просто так незаметно ..» Дмитриев, человек изначально неплохой, постепенно под влиянием эгоизма жены, да и своего собственного, променял нравственные принципы на мещанское благополучие Правда, успев-таки съехаться с матерью буквально накануне ее смерти, эту смерть, возможно, немного ускоренную поспешным обменом, переживает тяжело: «После смерти Ксении Федоровны у Дмитриева сделался гипертонический криз, и он пролежал три недели дома в строгом постельном режиме». После всего этого сдал и выглядел словно «еще не старик, но уже пожилой».