Шпаргалка по "Истории социальной работы"

Строго говоря, это не были ценности в нашем современном  понимании — мозг человека в этот период не в состоянии был осмысливать  такие сложные философские понятия, как ценности», «благо», «добро», —  но на уровне примитивных полуживотных ощущений и инстинктов человек, безусловно, мог дифференцировать полезное и вредное для себя и для сообщества.

О моральных отношениях этого  исторического периода можно  сказать лишь одно — они были коллективистскими, ориентировались  на совместное физическое выживание, поскольку  в одиночку предок человека выжить не мог, и содержали только один закон  — власть силы с целью обеспечения  совместного выживания. Мораль (точнее, прамораль, истинктивная мораль, поскольку речь, лишь очень условно, может идти о нормативной регуляции человеческого поведения с точки зрения добра и зла и направленности на сохранение социума, его стабилизацию) носила ярко выраженный коллективистский характер и подразумевала безоговорочное подчинение более слабых сильнейшему, и этот сильнейший (как правило, становившийся вожаком) имел неограниченные права, непререкаемый авторитет и абсолютную власть, что давало ему возможность использовать свое положение в первую очередь в своих собственных целях и решать силовыми методами все вопросы, возникающие в орде. Эта же власть, основываясь на потребности обеспечения совместных действий, организовывала жизнь орды, сохраняя и повышая ее жизнеспособность и укрепляя обусловленный потребностями выживания коллективизм. Таким образом, в первобытной орде царили отношения социального неравенства, основанного на неравенстве физическом и интеллектуальном, и полная подчиненность интересов отдельного индивида интересам коллектива.  

Жизнь в коллективе и стремление выжить требовали от первобытных  людей взаимопомощи при обороне  и нападении, т. е. в экстремальных  ситуациях, и очевидно, что такие  виды помощи друг другу оказывались  коллективно — в противном  случае человек был бы уничтожен  силами неживой природы и животного  мира. В самой орде должны были соблюдаться  относительно миролюбивые отношения, по крайней мере, внешне, и об этом заботился вожак, в первую очередь охраняя предков человека — своих соплеменников — от бессмысленного самоуничтожения, пресекая различные распри, немотивированные убийства соплеменниками друг друга. Следовательно, даже в самом примитивном обществе, каким являлась первобытная орда, должна была существовать система наиболее общих и универсальных норм и запретов, которые в первую очередь гарантировали бы безопасность существования в сообществе, невозможность его уничтожения «изнутри», и соответствующая система санкций для нарушителей норм.

Как считает В. Вичев, «первые социальные нормы, возникшие как отражение производственной необходимости обуздать животный индивидуализм, как закрепленные практикой целесообразные формы деятельности, имеют не столько позитивный, сколько негативный характер. В них доминируют не столько предписания к индивиду, сколько требования воздерживаться от определенных действий, опасный характер которых уже подтвержден практикой». Из этого следует, что членам сообщества запрещалось производить действия, наносящие ущерб сообществу как единому целому, за чем следил вожак орды, карая непокорных. Таким образом, уже изначально нормы поведения, складывающиеся естественным путем или устанавливаемые в сообществе с помощью табу, были направлены на противодействие тому, что могло бы помешать сообществу обеспечивать жизнедеятельность, удовлетворять потребности и что представляло бы угрозу его безопасности.

ами понятия «благо», «добро» и «зло» в этот период для человека ничем, практически, не отличались от ощущений животного: тепло, сытно, безопасно — добро, благо; опасность, голод, холод — зло, поскольку звуки, издаваемые человеком в этот период, и главное, понятия, ими обозначаемые и выражаемые, были ненамного разнообразнее и богаче, чем у животных. Первобытный коллектив — социальный организм, замкнутое сообщество, противостоящее всему остальному миру в жестокой борьбе за существование. Первобытный человек является коллективистом, но не в силу своей высокой нравственности, а в силу необходимости бороться за существование.

Таким образом, можно сделать  вывод, что мораль помощи и взаимопомощи уходит корнями в природу человека и человеческого общества: в первобытной  орде поведение каждого ее члена  соответствовало требованиям выживания в природной среде и было направлено на удовлетворение в первую очередь коллективных потребностей — обеспечения выживания, безопасности, продолжения рода. Однако, вызвано это было отнюдь не соображениями долга и совести, как считает Ю. Г. Семенов, а, во-первых, инстинктом сохранения вида, который требовал жертвовать малым (индивидуальным выживанием) во имя большего (сохранения вида), и, во-вторых, тем обстоятельством, что удовлетворить вышеуказанные потребности выживания в одиночку не представлялось возможным — мир был враждебен человеку, не обладающему такими физическими данными, как большинство хищников, ведущих парный или одиночный образ жизни. Человек при этом следовал такому же инстинкту стадности или коллективизма, какому следуют животные, основой поведения которых является не нападение, а самозащита, — т. е. животные-хищники. Фактически у человека не было возможности выбора поведения, не было положительных альтернатив коллективизму. При отсутствии свободы воли трудно говорить о моральности или аморальности поведения, хотя некоторые виды взаимопомощи и поддержки на инстинктивном уровне в орде имели место как прообраз будущих моральных отношений.

По мнению историков, относительная  «гуманизация» и морализация отношений в первобытном обществе произошла после величайшего события в истории человечества — освоения огня. Использование данного природой огня и затем его произвольная добыча, хранение и использование для своих нужд стало, по мнению многих ученых, переломным моментом в истории человечества. Открытие дало людям реальную возможность стать более гуманными и ценить человеческую жизнь как таковую.

О том, что человеческая жизнь, сам человек в этот период уже  становится наивысшей ценностью, пусть  и не вполне осознаваемой объективно, косвенно говорит такой факт: самой  великой и ценной жертвой духам (предков или природных предметов  и явлений), культы которых в этот период уже существовали, считалась  жертва человеческая, приносимая в  особо ответственных, важных и значимых случаях, тогда как в повседневности можно было ограничиться принесением в жертву злаков, продуктов питания, животных, различных изделий. Причем на роль жертвы в самых различных человеческих сообществах, живших в различных уголках земного шара, выбирались наиболее молодые, сильные и красивые члены племени — самое ценное и лучшее, чем располагало племя.

Постоянное использование  огня сделало возможным переход  к оседлому образу жизни — огонь  не только делал жилье более уютным и теплым и избавлял от необходимости  перекочевывать «вслед за летом» и  за перемещающимися на юг стадными животными, но и защищал от хищных животных, и давал возможность  делать запасы пищи на случай голода, да и охота с применением огня стала более добычливой. Видимо, с применением огня до некоторой степени снизилась заболеваемость и смертность от простудных и некоторых других заболеваний, что делало племя более жизнеспособным.

Появилась с применением  огня и возможность создавать  более совершенные орудия труда  и охоты, что делало существование  человека более стабильным и обеспеченным. По мере совершенствования орудий труда  возникло первое примитивное разделение труда между членами племени  и между полами и возрастными  группами, причем в этих новых условиях полезными оказались и слабые члены племени — дети и старики. Последние могли играть и, как  говорят история и этнография, в действительности играли наряду с  женщинами роль хранителей огня, его  «кормильцев», поскольку это не требовало  больших физических усилий, но давало возможность освободить трудоспособных женщин и мужчин для выполнения более  трудоемких и неотложных работ. Их присутствие  и содержание для племени уже  не было такой тяжкой обузой, как  прежде; оно постепенно становилось  необходимым, хотя в голодные периоды  или при других экстремальных  обстоятельствах смерть (в том  числе и от рук соплеменников) все еще ожидала в первую очередь  именно слабых.

В меньшей степени это  касалось детей: они — будущее  племени, его потенциал, и поэтому  получали необходимую помощь и заботу, чтобы в свое время заступить  на место старших. Однако тот факт, что старики, с точки зрения биологической уже выполнившие свою функцию и ставшие бесполезными, все же имели возможность жить в племени и не умирать от голода и холода, говорит о том, что человек становится действительно человеческим, социальным существом, а не является только одним из многочисленных биологических видов, существующих на земле. Такой первобытный коллективный альтруизм был объективной необходимостью, поскольку «...племя, заключающее в себе большое число членов, которые наделены высокоразвитым чувством патриотизма, верности, послушания, храбрости и участия к другим; членов, которые всегда готовы помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, должно одержать верх над большинством других племен, а это является естественным отбором», поскольку это соответствует законам природы, поскольку она «не интересуется» отдельными особями и индивидами.

Такое изменение отношения  к детям и старикам, в свою очередь, привело к еще большим изменениям. Постепенное усложнение труда повлекло за собой необходимость обучения подрастающего поколения приемам  профессиональной деятельности, передачи трудовых навыков и хитрости охоты, и это стало «точкой соприкосновения» старых членов племени и детей. Старики, живущие в племени, в прошлом охотники и мастера, получили возможность передавать свой жизненный и профессиональный опыт, знания и навыки, а дети — перенимать их, что обеспечивало не только преемственность знаний и навыков, но и племенных обычаев и традиций, связанных с правилами поведения, и отношений между членами сообщества, — а это в свою очередь повышало значимость для племени и детей, и стариков.

Как указывал Г. Спенсер, «любое общество стремится сформировать своих  членов таким образом, чтобы осуществление  социальных функций было для них  желанным», вследствие чего становится необходимым прививать каждому  наиболее целесообразные для социума  нормы человеческого общения  и взаимодействия. В этом случае наиболее рациональной является передача знаний и навыков от старших младшим. Подобные обстоятельства способствуют формированию представлений о важности не только взаимопомощи среди сильнейших членов племени, но и заботы о слабых, их содержания и поддержки. По мнению А. Ф. Анисимова, в этот период своей истории человек делал рационалистически все, что было по тому времени в его силах, для того, чтобы не сломиться перед могуществом окружающей его природы», а забота о слабых — детях и стариках, неразрывно связанных между собой в силу необходимости передачи опыта как профессионального, так и жизненного, была рациональна: если нужно обучаться, значит, нужны учителя и наставники из числа наиболее опытных членов племени, причем не связанных необходимостью ежедневно вести трудовую деятельность для жизнеобеспечения племени и имеющих возможность целиком посвятить себя обучению и воспитанию детей и молодежи. Повышается в этот период и возможность вариативности поведения отдельного индивида, хотя в целом объективная регламентация поведения и деятельности носит очень жесткий характер.

С образованием материнского рода человек получил «первый  урок личности, научавший ее, насколько  она выигрывает в борьбе за существование, вступая в ассоциацию, которой  личность приносит в жертву исключительный эгоизм, но от которой получает громадное  приращение сил, результаты общей опытности, общей работы мысли всех членов ассоциации и традицию длинного ряда поколений». Если ранее, когда человек еще  не вполне выделился из животного  мира, его альтруизм и коллективизм были обусловлены только биологической  природой и инстинктами, то в более  позднее время человек уже  начинает осознавать социальную ценность альтруизма. Да и впоследствии, при  усложнении общественных отношений  и образовании более сложных  и совершенных форм общественной жизни, этот «первый урок о пользе чужой жизни для удобства собственной  не мог пропасть даром», поскольку  от этого зависела прочность и  жизнеспособность всего сообщества, а следовательно, и безопасность его существования.

Именно в этот период начинается постепенное формирование собственно моральных отношений, регулирующих взаимодействие людей и формы  их существования на основе определенных нравственных законов. Эти законы мотивируются уже не чисто утилитарными соображениями, но ссылками на традицию, обычай, норму. Соответственно они имеют более  или менее постоянный характер и  усваиваются всеми членами сообщества в детстве в процессе обучения и воспитания. Меняются законы лишь под влиянием чрезвычайных обстоятельств, связанных с различными природными и социальными факторами, с изменениями  в образе жизни людей, но в основах  своих они передаются из поколения  в поколение в форме устных преданий, легенд, заповедей, запретов.

К этому периоду можно  отнести появление первых форм взаимопомощи людей, прообразов будущей благотворительности. Более или менее стабильное существование племени, образ и стиль его жизни не только требовали, но и делали возможным оказание помощи не только слабым, не способным самостоятельно прокормиться и решить другие насущные проблемы (например, после гибели главы семейства, кормильца) соплеменникам, членам рода, но и людям «со стороны», попавшим в племя в мирное время. Видимо, первыми видами социальной помощи, зародившимися именно в этот период человеческой истории, было предоставление приюта и кормление не своих, путников, «чужеземцев», пришедших с миром. Такие формы помощи иноплеменникам могли появиться лишь при наличии уже сложившихся традиций заботы о своих нуждающихся соплеменниках и возросшем экономическом потенциале племени, его относительном материальном достатке. Исследования русских и зарубежных этнографовприводят к неизбежному выводу, что для первобытного человека забота о нуждающемся чужаке была нормой.