Эмоция вины

Третья разновидность экзистенциальной вины — вина за невозможность слияния  с природой. Как пишет Ханна, если экзистенциалисты дают этой разновидности вины право на самостоятельное существование, то это значит лишь, что в современном нам обществе особую актуальность приобрели проблемы экологии. Отсюда мнение, что слияние человека с природой необходимо, полезно и насущно, отсюда ощущение, что человек в некотором роде не способен к полному слиянию с ней. Однако игнорировать тот факт, что человек-вышел из природы и продолжает оставаться ее частью, настолько сложно, что, рассуждая о «невозможности слияния с природой», экзистенциалисты сталкиваются с известными затруднениями в толковании понятий «слияние» и «невозможность слияния».

В критическом обзоре взглядов экзистенциалистов на вину Ханна опирается на общепринятое определение вины. Рассуждая о  вине, Ханна имеет в виду эмоцию, причиной которой должно быть нарушение норм поведения, а следствием — потребность в соблюдении этих норм. Ханна завершает свои критические заметки следующим заключением: введение в научный обиход понятия экзистенциальной вины заставляет нас задуматься о важных аспектах человеческого существования, но было бы ошибкой генерализовать это понятие до такой степени, чтобы оно становилось синонимом самого человеческого существования. По мнению Ханна, понятие экзистенциальной вины уместно употреблять лишь в тех случаях, когда поведение человека вступает в противоречие с принятыми самим человеком стандартами поведения и с исповедуемыми самим человеком ценностями.

В аналитической психологии данное понятие используется в качестве психологической, а не моральной или юридической категории. Здесь важен сам факт переживания чувства вины, которое может иметь объективные основания или не иметь их. Юнг пользуется термином "коллективная вина", противопоставляя ее вине "личной". Правда, Юнг не утверждает, что чувство личной вины возникает единственно из личностных обстоятельств индивида; непременно имеет место и архетипический фактор. Аналогично коллективная вина может проявляться и на индивидуальном уровне. Коллективную вину можно сравнить с роком, проклятием, бедствием или с чувством оскверненности. В качестве примера Юнг говорит о чувствах немцев, не нацистов, после окончания Второй мировой войны и разоблачения преступлений Гитлера против человечества.

Изначальной причиной комплекса неполноценности является чувство вины. Если вы хоть в чем-то испытываете неполноценность, значит, эта неполноценность определяется в сравнении с другими. Возбуждается следственный процесс, где вы сами выступаете в качестве судьи над самим собой. Но это только кажется, что судья вы сами. На самом деле происходит нечто другое. Изначально вы предрасположены взять на себя вину — неважно за что. Просто, в принципе, согласны быть виновным. А раз так, соглашаетесь, что можете быть подсудимым и понести наказание. Сравнивая себя с другими, вы позволяете им взять право иметь над вами превосходство. Заметьте, вы сами отдали им это право, позволили другим полагать, что они лучше вас! Они, скорее всего, так и не думают, но вы сами так решили и выступаете в качестве судьи над собой от имени других. Получается, это они судят вас, потому что вы сами отдали себя под суд.

Люди придумали один интересный способ для рассеивания  избыточного потенциала вины — просьба  о прощении. Это действительно работает. Если человек носит в себе чувство вины, он стремится удержать негативную энергию и нагнетает избыточный потенциал. Попросив прощения, человек отпускает его и позволяет энергии рассосаться. Просьба о прощении, признание своих ошибок, замаливание грехов, исповедь — все это методы избавления от потенциала вины. Выписывая себе индульгенцию тем или иным способом, человек отпускает созданное им же самим обвинение, и ему становится легче. Необходимо только следить за тем, чтобы покаяние не перешло в зависимость от манипуляторов. Они только этого и ждут. Попросив прощения, вы признаете свою ошибку, чтобы сбросить потенциал. Манипуляторы будут стремиться напоминать вам об этой ошибке неоднократно провоцируя вас поддерживать в себе чувство вины. Не поддавайтесь на их провокации, вы в праве просить прощения за ошибку только единственный и последний раз.

Отказ от чувства вины — самое действенное средство для выживания в агрессивной  среде: в тюрьме, в банде, в армии, на улице. Недаром в преступном мире действует негласное правило: «Не верь, не бойся, не проси». Это правило призывает не создавать избыточных потенциалов. В основе потенциалов, которые могут сослужить вам плохую службу в агрессивной среде, лежит чувство вины. Можно охранять свою безопасность, демонстрируя свою силу. В мире, где выживает сильнейший, это срабатывает. Но это слишком экстенсивный способ. Гораздо эффективней действует исключение потенциальной возможности наказания из подсознания. В качестве иллюстрации можно привести такой пример. В бывшем Советском Союзе политических заключенных намеренно сажали к уголовникам, чтобы сломить их волю. Но получалось так, что многие из политических заключенных, будучи личностями незаурядными, не только не становились жертвами издевательств, но и завоевывали авторитет среди уголовников. Дело в том, что личная независимость и достоинство ценятся выше, чем сила. Физическая сила есть у многих, а вот сила личности — редкое явление. Ключ-к собственному достоинству — в отсутствии чувства вины. Подлинная личная сила заключается не в способности взять кого-то за горло, а в том, насколько личность может себе позволить быть свободной от чувства вины.

1.4 Методы изучения вины 
Взаимодействие вины и гнева

Гамбаро провел экспериментальное  исследование взаимодействия вины и гнева во фрустрирующей ситуации. Эксперимент Гамбаро весьма интересен тем, что он не ограничился очевидным предположением, что предложенная им фрустрирующая ситуация вызовет гнев испытуемых. Он воспользовался техникой самоотчета, чтобы выявить, насколько успешно испытуемые могут управлять субъективным переживанием гнева.

В соответствии с выдвинутой Гамбаро гипотезой, переживание  гнева, спровоцированное фрустрирующей  ситуацией, должно было вызвать повышение  диастолического давления, а последующее выражение гнева в агрессивном акте — снизить его. Кроме того, Гамбаро предположил, что на результат эксперимента должны оказать влияние личностные качества испытуемых, например те из них, которые измеряются при помощи шкалы агрессии—вины Мошера.

Для целей исследования были созданы четыре экспериментальные  ситуации. Роль фрустрирующего раздражителя для испытуемых исполнял ассистент  экспериментатора. В первой ситуации испытуемые могли выразить свой гнев, наказав ассистента ударом электрического тока. Во второй ситуации у испытуемых был только опосредованный выход для гнева — они должны были просить экспериментатора о наказании своего обидчика. В третьей ситуации испытуемым было запрещено открыто выражать свой гнев. В четвертой ситуации экспериментальная процедура вовсе не содержала фрустрирующего условия, причин для гнева не было. Испытуемых просто просили заполнить какой-нибудь формуляр.

Самоотчеты испытуемых показали, что они оценивают глубину  переживания гнева в ситуации фрустрации выше, чем контрольная группа в ситуации, не содержавшей фрустрирующего фактора. Значения замеров диастолического давления у испытуемых в ситуации фрустрации были значительно выше, чем у испытуемых контрольной группы. После агрессивной реакции отмечалось снижение диастолического давления, причем у испытуемых первой группы оно оказалось значительно более выраженным, чем у испытуемых третьей группы. Диастолическое давление испытуемых второй группы после опосредованной реакции на фрустрирующее условие снизилось примерно на такую же величину, как у испытуемых третьей группы.

Диастолическое давление во фрустрирующей ситуации у испытуемых, показавших высокие значения по шкале  вины, и у испытуемых, показавших низкие значения по шкале вины, повысилось в равной степени. Однако снижение диастолического давления после агрессивной реакции на фрустрирующий фактор у испытуемых, показавиь зысокие значения по шкале вины, было выражено не так отчетливо, как у испытуемых, показавших низкие значения по шкале вины. А в ситуации, где разрешалась лишь опосредованная реакция на фрустрирующий раздражитель, диасто-лическое давление у испытуемых, показавших высокие значения по шкале вины, не снизилось, а даже несколько возросло.

Эксперимент со всей очевидностью продемонстрировал, что выраженность переживания вины за свои агрессивные поступки (даже в том случае, если агрессия имеет объективные оправдания) тесно связана с физиологическими изменениями, вызванными этими переживаниями и поступками. Например, у тех из испытуемых, которые испытывали сильную вину за свою агрессивность (неважно, находили ли они ей объективное оправдание), наблюдались отчетливые физиологические индикаторы тревоги (повышалось Диастолическое давление) после того, как они выражали свой гнев посредством физической агрессии. Напротив, те из испытуемых, которые не испытывали вины за свою агрессивность, агрессивное поведение которых строилось по принципу «око за око, зуб за зуб», находили в агрессивном выражении гнева успокоение, у них понижалось диа-столическое давление, все физиологические параметры приходили в равновесие. Выводы Гамбаро безусловно представляют интерес, но к ним следует отнестись с известной долей осторожности, нам еще предстоит проверить, насколько жестко связаны полученные ими результаты с конкретными условиями экспериментальной ситуации, насколько выводы, сделанные на основании данных эксперимента, соответствуют реалиям повседневной жизни.

Соломон и соавт. исследовали эмоцию вины у собак, по мнению авторов, обнаруженные ими закономерности можно распространить и на человеческое переживание вины и поведение, связанное с переживанием вины. Экспериментаторы предлагали собакам сухой корм и консервированное мясо и пытались научить выбирать менее лакомый сухой корм. Таким образом они предполагали развить у подопытных собак «устойчивость к соблазну». Для того чтобы приучить собак выбирать сухой корм, экспериментаторы использовали наказание (щелчок по носу). Продолжительность отсрочки наказания после неверного поступка (поедание консервированного мяса) в ходе эксперимента изменялась. Длительность отсрочки наказания никак не повлияла на скорость, с которой собаки научались противостоять искушению и избегать наказания. Однако и эмоциональное состояние собак, и их реакции на отсутствие экспериментатора, и реакции на нарушение запрета серьезно менялись в зависимости от того, насколько длительной была отсрочка наказания. Авторы утверждают, что результаты, полученные ими на собаках, можно применить к практике воспитания детей, а именно — следует учитывать, что длительность отсрочки наказания непосредственно связана с «силой переживания стыда и вины у детей».

Вина  и готовность идти на уступки

Фридман, Уоллингтон и  Блесс сделали обзор исследований Фридмана и Фрэйзера, Уоллеса и  Садалла, Брока и Бекера и Карлсмита  и Гросса. По мнению авторов, результаты этих исследований позволяют сделать  вывод о том, что переживание  вины повышает готовность идти на уступки. В то же время авторы заявили, что некоторые из рассмотренных ими исследований имеют слабые места и потому сочли необходимым провести серию из трех дополнительных экспериментов.

В первом эксперименте испытуемые оказывались в ситуации, когда  они заранее получали представление о сути некоего предстоящего им эксперимента. Они могли сообщить об этом экспериментатору, но могли и солгать. Затем всех испытуемых, и солгавших, и сказавших правду, просили принять участие в другом эксперименте, который носил либо неприятный характер, либо нейтральный. Было обнаружено, что на участие в следующем эксперименте с большей готовностью шли солгавшие испытуемые. При этом неприятный или нейтральный характер предстоящего испытания никак не повлиял на это соотношение.

Во втором эксперименте испытуемые располагались за шатким столом, на котором неким отсутствующим  студентом были аккуратно разложены  бланки, причем все было устроено таким  образом, что бланки неизбежно разлетались  и перепутывались. Контрольная группа размещалась за устойчивым столом и не нарушала идеального порядка на столе. Затем экспериментатор просил испытуемых принять участие в эксперименте, который должен был проводить либо тот самый студент, чьи бланки были перепутаны, либо другой, совершенно посторонний экспериментатор. В результате 75 % испытуемых в группе, перепутавшей бланки, согласились участвовать в будущем эксперименте, тогда как в контрольной группе таких оказалось лишь 39 %. Причем на участие в эксперименте, который должен был проводить посторонний экспериментатор, испытуемые из обеих групп соглашались одинаково охотно, различия между группами проявились именно в готовности прийти на помощь тому студенту, чьи бланки были перепутаны. В группе «провинившихся» испытуемых (которых, однако, никто не обвинял) девять человек из десяти изъявили готовность участвовать в эксперименте, который должен был проводить «обиженный» ими студент, тогда как в группе «невинных» такую готовность изъявили только пять испытуемых из пятнадцати.

В третьем эксперименте исследователи попытались выяснить, каким образом переживание вины влияет на готовность к сотрудничеству с обиженным. Ситуация третьего эксперимента была аналогична ситуации второго эксперимента. Затем всех испытуемых просили принять участие в эксперименте, который должен был проводить пострадавший студент. Причем одной половине испытуемых говорили о том, что эксперимент потребует личной встречи со студентом и непосредственного общения с ним, а другой половине сообщали, что участие в эксперименте.может быть заочным. Как и в предыдущем эксперименте, большую готовность прийти на помощь потерпевшему студенту проявили испытуемые, чувствовавшие вину перед студентом. Причем если готовность к непосредственному сотрудничеству испытуемые обеих групп проявили в равной степени* то на просьбу поучаствовать в заочном эксперименте, проводимом пострадавшим студентом, гораздо охотнее откликнулись испытуемые из группы, провинившейся перед этим студентом ( 11 «виноватых» испытуемых из 15 против 3 «невинных» испытуемых из 17).

Способность испытывать вину как личностная черта

Одним из самых ранних исследований развития способности  к переживанию вины, рассматриваемой  в качестве личностной черты, была работа Уайтинга и Чайлда. Для своего кросс-культурного исследования, ориентированного специально на дописьменные культуры, авторы воспользовались «Протоколом социокультурных отношений», разработанным учеными Йельского университета. Исследователи проанализировали индивидуальные установки на болезнь, причем в качестве мерила способности к переживанию вины они использовали готовность воспринять упреки за собственное заболевание. Влияние психоанализа и бихевиористской теории научения сказалось в том, что ученые в поисках кор релятов вины особое внимание уделили способам воспитания детей в различных обществах.' При этом ими было обнаружено, что развитию способности к переживанию вины способствуют следующие факторы: сокращение срока грудного вскармливания младенца, раннее приучение к независимости, научение скромности и ограничение игр с представителями противоположного пола. Авторы приходят к выводу о том, что развитие способности испытывать вину в этих культурах основано на процессах идентификации. Дети, воспитываемые на основании вышеперечисленных принципов, а именно: дети, в раннем младенчестве отнятые от груди, раньше столкнувшиеся с необходимостью проявлять самостоятельность, сдержанные и осторожные в играх с представителями противоположного пола — лучше идентифицировали себя с родителями. Причем в моногамных сообществах оказалось, что готовность признать вину или ответственность за болезнь (показатель вины) прямо коррелировала с возрастом прекращения грудного вскармливания. В полигамных сообществах это наблюдение не нашло подтверждения. В числе прочих, авторы высказали любопытное, но несколько спекулятивное предположение о том, что способность к переживанию вины непосредственно зависит от степени идентификации с мужской ролью. Главным выводом исследователей стало признание важной роли, которую играет способность к переживанию вины в процессах социального контроля.