Эмоция вины

Понимание вины Маэром почти  не отличается от воззрений Анге-ра. Вина, по Маэру, является разновидностью тревоги, охватывающей человека под  угрозой лишения любви и под  угрозой прочих подобных этому наказаний  за недостойное поведение. Кроме того, он считает, что применение наказаний в процессе нравственного воспитания оказывает прямое воздействие как на развитие вины, так и на формирование совести как таковой. Вслед за Ангером, Маэр полагает, что эмоция вины представляет собой двухкомпонентное образование — единство вербальной оценки и эмоционально-висцеральных реакций (реакций, преимущественно связанных со страхом). Кроме того, Маэр утверждает, что переживание вины может заставить человека возжелать наказания. Он поддерживает вывод Мошера о том, что восприимчивость человека к внешним оценкам своего поведения зависит от того, насколько развита у него способность испытывать вину — индивид, обладающий развитой способностью испытывать вину, не так чувствителен к внешним оценкам, характер его поведения определяется в основном его собственным пониманием о правильном и неправильном поступке.

Маэр использовал понятие  вины именно в таком виде, как  его понимали Ангер, Мошер и другие авторы, применительно к анализу  психопатии. Психопатия, с его точки  зрения, вызывается недостаточным развитием способности к вине или дефицитом совести. Подразумевается, что в детстве психопат либо был полностью лишен родительской любви и заботы, либо не имел опыта нравственного воспитания, связанного с отношениями любви. Тот факт, что психопаты имеют склонность к со вершению антисоциальных поступков, к промискуитету, рассматривается автором как доказательство их неспособности к переживанию вины.

Маэр предполагает, что  психопаты, как дети, проявляют особое умение в выборе подходящих способов выражения раскаяния, они не скупятся на обещания, с единственной целью избежать наказания. Они используют обаяние и социальные навыки, чтобы добиться желаемого. Они не приучены к труду/они не в состоянии ждать отсроченных вознаграждений. Они неустойчивы к фрустрациям. Они умеют приобретать расположение и одобрение просто «красивыми глазками», обаянием и смышленостью. Психопаты чрезвычайно изобретательны, когда им нужно добиться помощи от других людей или избежать наказания за свой проступок. Им редко попадает за проступки, и потому они почти искренни в недопонимании того факта, что их действия могут обижать других людей или вредить им.

С точки зрения Маэра, совесть представляет собой комплекс способностей, в числе которых  — устойчивость к искушению, способность к повиновению и способность испытывать вину. По его мнению, устойчивость k искушению развивается и процессе научения способам отвержения, а способность к соблюдению моральных норм — в результате подражания родительскому поведению. Маэр находит в работах коллег множество аргументов в пользу своего понимания психопата как индивида, чья способность переживать вину не развита. В одной из таких работ, например, был описан эксперимент, в ходе которого психопатам были предложены некие задания, причем было обнаружено, что психопаты значительно хуже выполняют задания в ситуации, когда в предшествующих случаях правильное решение было подкреплено, и значительно лучше тогда, когда даже неверное решение заслужило поощрение.

В замечательной работе Хоффмана и Зальцштайна  проведен анализ разных видов воспитательных воздействий на ребенка с точки зрения их влияния на процессы развития совести и вины. В результате анализа авторы выявили три класса методов воспитания: первый из них основывается на применении физического наказания, второй и третий с физическим наказанием не связаны. Первый из двух либеральных методов воспитания не предполагает грубых проявлений гнева или недовольства, он опирается на угрозы лишить ребенка родительской любви. Второй основывается на способности к сочувствию, он ставит своей целью пробуждение эмпатического ответа ребенка, который должен помочь ему осознать, что он послужил причиной для огорчения другого человека. Эксперимент Хоффмана и Зальцштайна наглядно демонстрирует, что апелляция к сочувствию ребенка, к его эмпатичееким способностям более эффективна в процессе научения вине, чем прямолинейная угроза родителя лишить ребенка своей любви.

С точки зрения теории дифференциальных эмоций метод прсбуждения  сочувствия, разработанный Хоффманом и Зальцштайном, представляет собой практическое применение принципов эмоционального взаимодействия и эмоционального заражения. Можно предположить, что способы формирования совести, основывающиеся на таком понимании эмоциональных процессов, рассматриваемых в рамках межличностных взаимоотношений, имеют хорошие перспективы, могут стать первыми ростками нового течения, ориентированные на становление совестливой личности и на лучшее взаимопонимание людей относительно целей подлинно нравственного общества.

К. Изард, написавший фундаментальный  труд, посвященный изучению эмоций человека, относит вину к одной  из десяти выделенных им фундаментальных  эмоций, образующих мотивационную систему человеческого существования. Вина, как фундаментальная эмоция обладает уникальными мотивационными и феноменологическими свойствами. Согласно К. Изарду она имеет особое влияние на развитие аффективно-когнитивных структур совести и аффективно-когнитивных комплексов морального поведения. Поведение, которое вызывает вину, нарушает моральный, этический или религиозный кодексы. Эти кодексы могут быть как эксплицитными, так и имплицитными, оцениваемыми интуитивно.

1.2 проблема вины в отечественной психологии

Социальную природу  стыда и вины подтверждает обращение  к истории первобытных народов. С.Ф. Анисимов, полагающий, что на развитие этих переживаний оказывает определяющее  влияние общественная идеология, приводит в пример первобытных людей, которые, если позволяли климатические условия, ходили обнаженными, не испытывая при этом никакого стыда. Автор объясняет это тем, что они попросту не имели о нем понятия». Чувство стыдливости появляется у этих народов впервые тогда, когда они получают одежду и приобщаются к общественной психологии людей, живущих в условиях цивилизации и считающих чувство стыдливости добродетельным, моральным.

Вина всегда проявляется  в контексте социальных отношений: вина за что-то перед кем-то, например, за обиду другого человека, за несправедливое к нему отношение. Практически все  другие эмоции, кроме этих двух, могут относиться к неодушевленным явлениям. Так, человек может испытывать страх перед грозой или машинами, испытывать к ним интерес, они могут его удивлять или восхищать. Можно радоваться приобретению какой-то вещи или печалиться, страдать из-за ее потери, можно испытывать отвращение к той или иной еде. Даже агрессию человек может испытать по отношению к камню лежащему на дороге и мешающему проходу. Поранив ногу таким камнем, человек может со злостью ударить его ногой. Но вину и стыд человек не может испытывать ни по отношению к грозе и машине, ни по отношению к камню, ни по отношению к любому другому неодушевленному предмету. Данные переживания возникают лишь тогда, когда человек смотрится в зеркало социальных отношений.

Вина, переживаемая в  рамках субъект-субъектных отношений, представляет собой зрелую сознательную вину. В данном случае следует говорить о ее коньюнктивности. Именно о таких, коньюнктивных переживаниях вины идет речь в отечественной психологии. Она представлена как  механизм установления и поддержания социального гомеостаза», призванный служить социальной интеграции. Вина и стыд, наряду с другими двумя механизмами (имитация и идентификация), относятся к четырем психологическим механизмам социализации. Они представляют собой негативные механизмы, поскольку запрещают определенное поведение или подавляют его. Данные механизмы отсекают у человека импульс поступать в соответствии со своими природными склонностями, стремиться к личному удовольствию и направляют его поведение в социально одобряемое русло.

Считается, что вина заставляет человека  реализовывать поведение, соответствующее принимаемым общественным сознанием нормам, без которого само существование человечества стало бы проблематичным. Конечно же, трудно представить себе общество, индивиды которого были бы лишены способности осознанно переживать вину. Судьба такого общества оказалась бы предрешенной, поскольку оно выступало бы государством, функционирующим по принципу «лебедя, рака и щуки».

Сознательная вина регулирует поведение человека, и в этом ее неоценимая роль. Исследование функциональных характеристик вины в её влиянии на общение заставляет признать тот факт, что она может играть не только коньюнктивную, но и  дизьюнктивную роль.

Признавая конъюнктивный  характер вины, мы, однако, считаем, что  в силу глубины и сложности психологии человека традиционный взгляд на этот феномен может удовлетворять интересы этики, аксиологии, религии, но не психологии, стремящейся к  всестороннему объективному познанию законов функционирования субъективной реальности.  Проблема заключается в том, что зрелая сознательная вина продолжает в большинстве случаев оставаться социальным идеалом или социальным мифом. В действительности же, как указывал З. Фрейд, большая часть переживаний вины бессознательна, т. к. ее возникновение тесно связано с Эдиповым  комплексом, который, благодаря защитным механизмам представляет собой бессознательное  специфическое отношения к родителям. Вина стала заложницей существующей в обществе двойной морали: требуя от других осознания личной вины, сам же конкретный человек своей вины либо вовсе не осознает, либо переживает ее в примитивных бессознательных, иррациональных  формах.

Переживание вины в рамках субъект-объектных отношений, когда  я выступаю в роли субъекта (цели), а другой человек в роли объекта (средства), возникает в манипулятивных отношениях. В таких отношениях я выступаю в роли манипулятора. Я вызываю вину у другого человека с тем, чтобы он удовлетворил мои желания, которые обычно идут в разрез с его личными желаниями.

Вина – мощное средство для манипуляций другими людьми, так как стимуляция у партнера этих чувств приводит к повышению его уступчивости. В результате манипулятор получает шанс удовлетворить свои потребности. Манипулятивные установки по отношению к другим людям развиваются у человека с детства. 

1.3 Виды вины

Мошер предложил интересную классификацию разновидностей переживания  вины: 1 ) вина за враждебное поведение (переживание вины индивидом вызвано  его враждебными чувствами и  агрессивными поступками); 2) вина за сексуальное поведение (переживание вины вызвано мыслями, чувствами и поступками индивида, связанными с сексуальными отношениями); 3) нравственная вина (переживание вины, связанное с угрызениями совести).

Психоаналитическая  концепция вины

Согласно классической теории психоанализа становление эмоции вины начинается лишь после полного формирования структуры личности (включающей ид, эго и суперэго). Первым из этой триады формируется ид, которое в широком смысле можно трактовать как врожденный набор побуждений, инстинктов или влечений. Ид характеризуется примитивной сексуальностью и агрессивностью. Для формирования эго ребенок должен осознать свою отдельность, должен почувствовать грань между своим «Я» и «Я» окружающих его людей, должен научиться думать, совершать выбор, владеть собой и взаимодействовать с окружающей средой (с реальностью). Суперэго, обычно понимаемое как совесть, можно считать сформированным после того, как дети интернализуют или усваивают чувство пристойности (начинают понимать разницу между хорошим и плохим поведением), когда в достаточной степени уподобляются в этой пристойности со своими родителями или с представителями своей референтной группы. С точки зрения теоретиков психоанализа, развитие суперэго протекает под воздействием механизмов инкорпорации или интро-екции (когда чужие мысли и чувства начинают восприниматься как свои собственные) и идентификации (когда ребенок осознает свое тождество с другими людьми и может сказать себе: «Я такой же как они»). С помощью механизмов инкорпорации и идентификации суперэго ребенка инкорпорирует стандарты и ценности родителей, этот процесс может проходить более или менее успешно в зависимости от способов разрешения эдипова конфликта.

Пайерс и Сингер, оригинальным образом развивая концепции классической психоаналитической теории, рассмотрели различия между динамикой вины и стыда. Они согласились с принятой в психоанализе точкой зрения о том, что эмоция вины возникает в результате противостояния между ид и суперэго. Так же как Льюис, они пришли к выводу, что эмоция стыда активизируется вследствие рассогласования реального и идеального эго. Переживание стыда можно рассматривать как следствие недостижимости идеала, невозможности реализовать идеальное эго. «Неосознанная, иррациональная угроза», ощущаемая пристыженным человеком — это угроза оказаться отверженным.

Эмоция вины, напротив, активизируется вследствие рассогласования реального  поведения с ценностями или стандартами  поведения, присущими суперэго. Пайерс и Сингер выявили тесную взаимосвязь  между эмоциями вины и страха (в данном случае — страха перед родительским гневом). Они придерживаются того мнения, что «неосознанная, иррациональная угроза», сопровождающая переживание вины, — не что иное, как страх увечья или страх кастрации.

Понятие экзистенциальной вины

Ролло Мэй дал определения трем формам экзистенциальной вины. Первая из них — вина за нереализованные возможности. Речь идет о возможностях развития человека — интеллектуального, социального, эмоционального и физического. Пределов этому развитию, судя по всему, не существует. Однако люди не всегда стремятся к развитию. Очень часто они не уделяют должного внимания развитию своих способностей, лишают себя дарованных им возможностей. Невозможность полностью реализовать имеющийся у человека потенциал, по мнению Мэя, приводит к экзистенциальной вине первого вида.

Ханна выступил с резкими критическими замечаниями в адрес подобного толкования экзистенциальной вины. Он указал, что новорожденный ребенок, если следовать логике экзистенциалистов, оказывается обладателем безграничных возможностей, и каждый день его жизни с неизбежностью лишает ребенка какой-то их толики, виной чему оказывается воспитание, взаимодействие с людьми, практически любой жизненный опыт. Призыв экзистенциалистов к развитию всех возможностей так высоко поднимает планку требований к человеку, что утрачивает всякий смысл. Нашего Джона, как и любого другого человека, никто не может лишить права выбора, какие из его способностей ему развивать, а какие оставить втуне — мы можем призывать его к осознанному выбору, но не вправе обвинять его, обвинять в обычном смысле этого слова. Выбор Джона не должен вызывать у него переживания вины, подобного тому, которое он испытывает, когда совершает проступок. Ханна подчеркивает, что возможности индивида представляют собой изменчивую иерархическую структуру, что индивид в зависимости от ситуации востребует ту или иную из них, по-разному относится к ним, по-разному ценит их. Мы вправе ожидать от Джона переживания вины, если он пренебрегает способностями, важными для его личностного роста и полноценного существования, если он отдает предпочтение тем из своих склонностей, которые мы оцениваем как аморальные. Однако утверждать, что человек должен испытывать вину за то, что решил стать художником и убил в себе талант физика-атомщика, все равно что обвинять его в том, что он родился на свет и научился совершать осознанный выбор.

Вторая разновидность экзистенциальной вины, по мнению Мэя, — вина за невозможность  полного слияния с другим человеком. Человек не может посмотреть на мир глазами другого человека, не может почувствовать то же, что другой человек, не может слиться с ним воедино. Несостоятельность подобного рода лежит в основе экзистенциальной обособленности или одиночества. Сточки зрения экзистенциалистов, эта обособленность создает непреодолимый барьер, отделяющий человека от других людей, становится причиной межличностных конфликтов. Ханна соглашается с тем, что обособленность человека от других людей требует безусловного осознания и признания, но не согласен принимать ее как повод для переживания вины. Мы обязаны учитывать факт существования других людей и этот факт во многом определяет реализацию нашего потенциала. Человеку необходимы другие люди, но вовсе не для того, чтобы сливаться с ними в гармоничном единстве. Мы должны смириться с тем, что неспособны к абсолютному взаимопониманию с другими людьми и к полному единочувствию, но это еще не повод для самообвинений.