Феномен самиздата

Либерализация режима, ослабление угрозы репрессий побудили некоторых литераторов старшего поколения к большей открытости. Некоторые из них попытались опубликовать свои произведения, написанные в прежние годы «в стол», восстановить уничтоженные тексты, собрать и обнародовать уцелевшие труды авторов, не переживших эпоху террора. То, что не проходило в официальную печать, нередко с жадностью впитывал в себя самиздат.

   Важную  роль в приобщении литературной  молодежи к культуре прошлого  сыграло общение со многими  уцелевшими в сталинских чистках  представителей старшего поколения. Многие из них не только  сохранили живую память о литературе  и искусстве минувших столетий, но продолжали творческую и просветительскую  деятельность. Помимо Анны Ахматовой, среди них прежде всего нужно назвать поэта и переводчика Татьяну Гнедич, филолога Андрея Ягунова (его стихи под псевдонимом Андрей Николев уже в 1961г. были опубликованы на Западе), поэтессу и мемуаристку Иду Наппельбаум, литературоведов Ивана Лихачева и Лидию Гинзбург, искусствоведов Олега Покровского и Всеволода Петрова, историка Якова Лурье и философа Якова Друскина, последнего из обэриутов Игоря Бахтерева. Существенное влияние на судьбу многих начинающих ленинградских авторов оказал Блоковский семинар профессора Дмитрия Максимова на филологическом факультете университета. Среди слушателей семинара были Константин Азадовский, Кирилл Бутырин, Виктор Кривулин, Сергей Стратановский, Виктор Топоров, путь в литературу для которых (впрочем, как и для большинства других авторов и читателей самиздата) шел через изучение и освоение полузапретного культурного наследия.

    Следует отметить, что в те  же годы необходимость восстановления прерванных культурных традиций осознавалась в либеральных слоях общества, а борьба за «возвращение имен» велась и в официальных кругах. В 1955 после многолетнего перерыва вышел двухтомник Сергея Есенина, и его стихи вновь начали издаваться. С 1956 печатались стихи и проза единственного в то время русского нобелевского лауреата по литературе Ивана Бунина. В 1960 в Большой серии «Библиотеки поэта» вышел том Саши черного, а в малой серии – Велимира Хлебникова (обоих авторов затем более четверти века почти не издавали, и эти книги стали библиографической редкостью). В 1961г. Благодаря стараниям Ильи Эренбурга вышел небольшой сборник стихов Марины Цветаевой (этому предшествовали публикации ее поэтических подборок в альманахах «Литературная Москва»(1956г.) и  «Тарусские страницы»(1961г.) ); в 1965г. Был выпущен том Цветаевой в большой серии «Библиотеки поэта», после чего публикация ее произведений прекратилась также на долгое время. С 1957г. начали печатать Осипа Мандельштама. Стихи и прозу многих других авторов (в том числе Гумилева, Ходасевича, Кузмина, Вагинова, Набокова, Замятина, наиболее острые произведения Пильняка и Платонова) издать не удалось вплоть до «перестройки» - задача их распространения безраздельно легла на самиздат.

    Возрастающий интерес к глубокому освоению наследия прошлого можно считать одной из самых существенных тенденций зарождавшегося в те годы неофициального культурного движения. Постоянной составной частью самиздата становились стихи почти не издававшихся поэтов серебряного века, произведения футуристов, позже – обэриутов. Чаще всего эти тексты просто перепечатывались из старых книг и журналов и переплетались любителями, вовсе не претендующими на какие-либо литературоведческие открытия. Наряду с поэзией в самиздате распространялись неопубликованная проза М. Булгакова, Е. Замятина, А.Платонова, русская религиозно-философская литература, переводы западных авторов ХХв.

   Н. Мандельштам  писала: «Тиражи самиздата, в котором  распространяются стихи Мандельштама  и многое другое, учесть нельзя, но, похоже, что они несравненно превосходят тиражи любых стихотворных книг нашей молодости.  На наших глазах действительно произошло самозарождение читателя, но, как это случилось, понять нельзя. Он возник наперекор всем стихиям. Вся воспитательная система была направлена к тому, чтобы он не появился. Вокруг одних имен был заговор молчания, другие поносились в печати и в постановлениях, и уже казалось, что никто никогда не прорвется сквозь толщу самого настоящего забвения, как вдруг все изменилось и заработал самиздат. Кто его пустил в ход, неизвестно, как он работает, понять нельзя, но он есть, существует и учитывает реальный читательский спрос».

    В 1953-57гг. в Ленинград  и Москву  возвращались литераторы, освободившиеся  из лагерей и ссылок. Некоторые из них в дальнейшем всячески подчеркивали свою лояльность к обновленному режиму. Большинство же бывших узников не разделяли связанных с оттепелью либеральных иллюзий. Особенность неофициального литературного процесса тех лет – появление в самиздате произведений антисталинской направленности. С конца 1950-х в Ленинграде начинают циркулировать литературные тексты бывших узников ГУЛАГа, в том числе поэма Елены Владимировой «Колыма», машинописный сборник лагерных стихов Елены Тагер «Сквозь пурги…», цикл стихов Иды Наппельбаум «Тайшетский оазис», антисталинские стихи Анатолия Клещенко. В годы оттепели получили нелегальное распространение и неопубликованные стихи Ольги Бергольц, которой довелось в 1938-1939 полгода провести в следственном изоляторе НКВД. Официально признанный советский литератор, чье творчество в основном укладывалось в схемы соцреализма, она вместе с тем была автором многих искренних и горьких стихов о трагедии своих сверстников, которые верили в идеалы коммунизма. Эти стихи не предназначались для печати. Показательно, что сразу после смерти поэтессы в 1975г. ее личный архив был изъят КГБ и надолго скрыт от общественности.

    Бывшие «зэки», как привило, были  очень осторожны, вели замкнутый  образ жизни и работали без  надежд на публикации – их произведения оседали «в столе» и становились известны лишь узкому кругу друзей, только через десятки лет некоторые из этих рукописей увидели свет. Бывали и исключения. Автобиографическая повесть Михаила Нарицы  «Неспетая песня» написанная в 1951-1959, была, минуя самиздат,  были опубликованы на Западе, за что автор поплатился очередным, третьим в своей жизни арестом и помещением в спецпсихбольницу тюремного типа. Это первый из известных случаев прямой передачи рукописи в тамиздат.

    Пласт лагерной и антисталинской литературы, существовавший в самиздате, по своим масштабам и глубине многократно превосходил немногочисленные, приглаженные цензурой публикации, допускавшиеся в официальных изданиях. К тому же знаменитая встреча Никиты Хрущева с деятелями литературы и искусства в Москве 7-8 марта 1963г., через 3 месяца после появления в «Новом мире» повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», знаменовала собой «отбой» в политике разоблачения сталинизма и практически положила конец официальным публикациям на эту тему. Несколько позже (1970г.) вышло секретное циркулярное письмо Главлита, запрещающее упоминание в литературных произведениях массовых репрессий сталинского режима под предлогом, что это «порочит советский государственный строй». Главные произведения авторов-лагерников, в том числе Евгении Гинзбург, Юрия Добровского, А. Солженицына, Бориса Чичибабина, Варлама Шаламова, в дальнейшем распространялись в самиздате или публиковались за рубежом, оказав значительное влияние на независимую литературу и общественную мысль в СССР.

      2.2. Литературная периодика самиздата

    Самые первые образцы самиздата  были литературными, а не политическими. Они появились в Ленинграде, в  студенческой среде: в Химико-технологическом  институте в 1956 г. вышел первый номер газеты «Культура» со стихами Евгения Рейна, Дмитрия Бобышева, Анатолия Наймана. Формально кустарная издательская деятельность не противоречила существующему Закону о печати. Но через пару недель грянули венгерские события, и бдительность компетентных органов резко возросла.  Редколлегия «Культуры», как и филфаковского «Голубого бутона», была разогнана, а автор самоизданного трактата «Status Quo» М.Молоствов отдан под суд. По имеющейся информации, это было первое дело о литературном самиздате. Но традиция зародилась. На протяжении почти четырех самиздатовских десятилетий Ленинград оставался в значительной степени ориентирован на литературную, философскую, религиозную неподцензурную журналистику, в то время как в Москве больше было журналов политических, право - защитных.

    Впрочем, первый из известных  общественно-политический бюллетень  «Информация» Револьта Пименова  вышел всё же в Питере —  в том же 1956 году. Редактор, успев  выпустить 10 номеров, был арестован  и осужден по статье 58-10 УК РСФСР («пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений ... а равно распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания»).

    Самиздатские журналы, которых задумывалось тогда немало, умирали во втором-третьем выпуске и редко выходили из круга знакомых автора. Наиболее известными из таких журналов стал «Синтаксис», три выпуска которого издал в 1960 г. Александр Гинзбург, студент-заочник Московского университета. Известность «Синтаксиса» объясняется тем, что в связи с арестом Гинзбурга о нем упомянула советская пресса (в 1960 г. в “Известиях” появилась пасквильная статья А. Иващенко “Бездельники карабкаются на Парнас”).  «Синтаксису» довелось открыть такие имена, как Булат Окуджава, Иосиф Бродский, Генрих Сапгир, Белла Ахмадулина.  За полгода вышли три номера (два представляли московских поэтов, один — ленинградских). Затем Гинзбург отправился в лагерь, поступив туда 12 апреля 1961 г., в день космического триумфа СССР.

После его ареста выпуск “Синтаксиса” не возобновлялся. Через два года, вернувшись, он увидел, что  появилось еще несколько, до десятка разных самиздатских журналов. Появилось само слово самиздат, которого в “синтаксисовские” времена еще не было». С середины 1960-х гг. слово появилось и в официальном лексиконе рапортов служб госбезопасности.

     “Синтаксис” был не первым  изданием такого рода, но предыдущие  попытки выпускать неподцензурные  журналы не выходили за пределы  узкого круга “издателей” и не имели широкого общественного резонанса. С “Синтаксисом” вышло по-другому: о нем заговорили, он довольно широко перепечатывался (по некоторым оценкам, общий тираж достигал 300 экземпляров) — словом, он стал заметным явлением культурной и общественной жизни. Большинство исследователей полагает, что именно “Синтаксис” следует считать первенцем самиздатской периодики.  Принципиально новым стало и то, что альманах издавался не подпольно (в традиционном смысле этого слова), а открыто: на его обложке были проставлены фамилия и адрес издателя. По свидетельствам современников, это обстоятельство производило большое впечатление на читателей. Таким образом, издательская деятельность Гинзбурга предвосхитила некоторые ключевые принципы диссидентской активности второй половины 1960-х и 1970-х гг.  Впоследствии преемником имени этого журнала станет «Синтаксис» парижский, родившийся под редакцией А.Синявского в 1978 г.; первые 4 номера нового журнала были посвящены Гинзбургу и его изданию.

     К ранним 1960-м относится начало уникальной издательской деятельности Бориса Тайгина (псевдоним  Бориса Павлинова), который в 1953 году вышел из лагеря, где отбывал срок за «музыкальный самиздат» - подпольное изготовление граммофонных записей «буржуазного репертуара» на использованных ренгеновских снимках («на ребрах»). Вскоре после возвращения в Ленинград Тайгин стал фанатичным собирателем труднодоступных  классических стихотворных текстов (Н.Гумилева, н. Заболоцкого, Ильи Сельвинского, Марины Цветаевой), а также произведений неопубликованных молодых авторов. Тексты любовно и тщательно перепечатывались на машинке и переплетались в сборники объемом до нескольких десятков стихотворений, снабженные маркой его издательства «Бэ-Тэ». В 1962-1964гг. были выпущены книги до той поры не издававшихся Геннадия Алексеева, Дмитрия Бобышева, Натальи Горбаневской, Якова Гордина, Михаила Еремина, Евгения Рейна и многих других современных поэтов. Эти сборники не только распространялись среди любителей поэзии, заменяя типографские книги, но в некоторых случаях сыграли заметную роль в литературной судьбе их авторов. Так, сборник стихотворений Николая Рубцова «Волны и скалы», напечатанный Тайгиным с помощью нелегальных литер, помог поэту поступить в Литературный институт, а первая книга Иосифа Бродского «Стихотворения и поэмы» была переведена в США и издана там в 1965 году , когда ее автор находился в ссылке в Архангельской области. В сборниках издательства «Бэ-Тэ» сохранилась важная часть поэтического наследия Глеба Горбовского, не проходившая в официальную часть.

Многие проекты, в том числе 2 выпуска поэтического альманаха «Призма» (1961), тираж которого удалось довести до 100 экземпляров, и «антологию советской патологии»(1964) со стихами ленинградских и московских авторов, Борис Тайгин осуществил вместе с поэтом  К. Кузьминским. Издательская деятельность Тайгина и Кузьминского положила начало систематическому сбору и хранению литературных текстов, написанных не для официальной печати, и во многом предопределила тот серьезный подход к самиздату, который прочно укрепился в ленинградской неофициальной культурной среде.

   Весной 1961 молодой московский поэт Юрий  Галансков, участник собраний молодежи  у памятника поэту Владимиру  Маяковскому («Маяковка»), ставших неофициальным  клубом любителей поэзии, составил и выпустил (размножил на пишущей машинке) альманах «Феникс». В сборнике были представлены разные жанры неподцензурного творчества молодых московских авторов конца 1950-начала 1960-х. Поэтический отдел в основном включал стихи друзей Галанскова - поэтов «Маяковки» Анатолия Щукина, Аполлона Шухта, Владимира Вишнякова (псевдоним Ковшин). Кроме них, публиковались произведения и других молодых литераторов (напр., Натальи Горбаневской). Составитель поместил в сборнике свою поэму «Человеческий манифест» – общественно-эстетическую программу «Маяковки».  Циркуляция «Феникса» не была широкой, возможно, из-за распыления среды – практически все активные участники «Маяковки» были подвергнуты внесудебным преследованиям. Дополнительной причиной малой распространенности сборника мог стать его объем - около 200 машинописных страниц. По свидетельству современника, уже в 1963 в Москве ходила легенда о «Фениксе», но достать его текст не удавалось. Сборник был передан за границу и полностью опубликован в №52 эмигрантского журнала «Грани» за 1962. Эта публикация осталась практически единственным памятником всплеску самиздатской активности, порожденной «Маяковкой» - участники чтений выпустили еще несколько неподцензурных литературно-публицистических сборников – «Бумеранг», «Чу!» и др., оставшиеся неизданными.