Выбор грамматического варианта при переводе

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 05 Июня 2013 в 17:22, курсовая работа

Краткое описание

Грамматические варианты синонимичны по отношению друг к другу только в целом, т. е. могут заменять друг друга только как цельные синтаксические структуры; отдельные же их элементы, т. е. слова, хотя бы и имеющие одну основу, не являются синонимами. Так, синонимичны придаточное предложение «(человек), который выполнил эту работу» и причастное сочетание «(человек), выполнивший эту работу», но глагол «выполнил» и причастие «выполнивший» не могут быть изолированы от контекста и не могут быть сами по себе поставлены в синонимическую связь. Ср. например: «Человек, выполнивший эту работу, будет вознагражден» = «Человек, который выполнит (а не «выполнил») эту работу, будет вознагражден».

Прикрепленные файлы: 1 файл

курсовая выбор грамматического варианта.docx

— 107.41 Кб (Скачать документ)
   

 

Аналогичный пример - из принадлежащего Н. М. Любимову перевода книги А. Доде «Порт Тараскон» (последняя часть трилогии о Тартарене), где французской рифмованной поговорке создается очень близкое подобие:

 

„don`t Be afraid... You know how it says about one old woman: being older she has been more clever and don`t wanna to die»

«He беспокойтесь ... Знаете, как говорят про одну старуху? „Чем больше старуха старела, тем больше старуха умнела - и помирать не хотела"1.


 

Создание подобия иноязычной пословице  оказывается необходимым тогда, когда в ней упоминаются характерные  исторические факты или географические названия, которые делают невозможным  использование готового соответствия (даже если оно есть, но содержит упоминание о национальных реалиях).

Другой тип передачи пословиц и  поговорок представляет известное  видоизменение вещественного смысла отдельных составных частей словесной  формулы подлинника, не приводящее еще к совпадению с уже существующей в языке перевода пословицей, поговоркой, оборотом, но вызывающее впечатление  сходства с существующими речениями  этой категории. Предложенный В. И. Лениным и приведенный уже выше (с. 112) перевод немецкой пословицы: „Man sieht nicht aufdie Goschen (d. h. Mund), sondem auf die Groschen" — «не так норовим, чтобы в рот, как чтобы в карман» ярко иллюстрирует этот случай творческой инициативы при воспроизведении фразеологического комплекса иностранного языка.

Этот вид передачи тоже постоянно  наблюдается в работе советских  переводчиков, проявляющих изобретательность  и инициативу в передаче оригинала. (Напротив, реже всего это встречалось у переводчиков старого времени — XIX в., зачастую применявших или готовые русские пословицы и идиомы, или буквально переводивших подлинник.)

Третий способ — это использование в переводе пословиц, поговорок и вообще фразеологических единиц, действительно существующих в языке, на который делается перевод. Этот путь передачи отнюдь не всегда создает национальную — местную (бытовую или историческую) — окраску. Когда в пословицах, поговорках, идиомах, использованных в переводах, не упоминается ни о каких реалиях быта или истории народа, они не противоречат смыслу подлинника. Это прежде всего касается пословиц и поговорок, уже имеющих прочно установившиеся соответствия, которые первоначально могли возникнуть и в результате перевода.

В тех случаях, когда близкий  по вещественному смыслу или приспосабливающий  перевод (первый и второй типы передачи пословиц, поговорок и т. д.) не дают убедительного результата, необходимым  оказывается использование уже  существующих в языке речений; для  немецкого „Eile mit Weile" — «Тише едешь -дальше будешь», «поспешишь — людей насмешишь»; для французского „Les beaux esprits se recontrent" — «Свой своему поневоле брат», как эту французскую пословицу перевел Ленин в составе заглавия статьи (см. выше, с. 112) и т. п.

В заключение следует констатировать, что в устойчивых метафорических сочетаниях, равно как в пословицах и поговорках, обобщающий иносказательный  смысл главенствует над прямыми  значениями отдельных слов, и даже если последние тесно связаны  с какими-либо понятиями, характерными в национальном плане, стремление воспроизвести их в переводе передает лишь форму, затемняя смысл. В этой связи небезынтересны следующие наблюдения швейцарского теоретика перевода Ф. Гюттингера:

 

«Одной из своеобразных черт англичан является их пристрастие к чаю, и  это пристрастие отразилось в  различных оборотах речи. Где мы сказали бы:

„Это не по мне", англичанин говорит: "It isn't my cup of tea" (буквально «это не моя чашка чая» — А. Ф.), а то, что мы называем «бурей в стакане воды», по-английски будет "a storm in a tea-cup" (а в Соединенных Штатах — "a tempest in a tea-pot") — «буря в чашке чая»...

Когда англичанин имеет в виду, что нечто, на что он рассчитывал, еще не вполне обеспечено, он, может  быть, скажет: "It isn't in the bag yet" — „дело еще не в шляпе", но может сказать также "I haven't seen my cup of tea yet" — «Я езде не видел своей чашки чая». В обоих случаях по-немецки должно было бы быть „Ich hab's noch nicht in der Tasche" («дело еще не в шляпе»), хотя бы и пострадало свойственное англичанам пристрастие к чаю (о котором в данной связи вовсе нет и речи). Если же оборот передается буквально («я еще не видел своей чашки чая»), фраза производит совсем особое впечатление; она еще, пожалуй, окажется понятной, но во всяком случае не будет чем-то само собой разумеющимся, как в английском»1.

В) ПЕРЕВОД ПЕРЕМЕННЫХ СОЧЕТАНИЙ И ВОПРОС

О РАЗНОЙ СОЧЕТАЕМОСТИ СЛОВ В ДВУХ ЯЗЫКАХ

 

Обширнейшую группу фразеологических единиц составляют переменные сочетания. Переводчик постоянно сталкивается с ними как в языке подлинника, так и в языке, на который он переводит.

Вопрос о норме сочетаемости слов того или иного языка — вопрос все еще новый и до сих пор относительно мало изученный. Он был поднят В. В. Виноградовым по отношению к тем фразеологическим единицам, которые он определил термином «фразеологические сочетания», и сформулирован так:

 

«...большая часть слов и значений слов ограничены в своих связях внутренними, семантическими отношениями самой  языковой системы. Эти лексические  значения могут проявляться лишь в связи с строго определенным кругом понятий и их словесных обозначений. При этом для такого ограничения как будто нет оснований в логической или вещной природе самих обозначаемых предметов, действий и явлений. Эти ограничения создаются присущими данному языку законами связи словесных значений. Например, слово «брать» в значении овладевать, подвергать своему влиянию, в применении к чувствам, настроениям - не сочетается свободно со всеми обозначениями эмоций, настроений. Говорится: «страх берет», «тоска берет», «досада берет», «злость (зло) берет», «ужас берет», «зависть берет», «смех берет»... Но нельзя сказать: «радость берет», «удовольствие берет», «наслаждение берет» и т. п. Таким образом, круг употребления глагола «брать» в связи с обозначениями чувств и настроений фразеологически замкнут»2.

Высказанное здесь наблюдение представляет большую важность и для теории перевода. Именно при переводе и  при анализе, при оценке качества перевода (даже при условии правильной передачи смысла подлинника) постоянно  возникает вопрос: можно ли так  сказать? Может ли определенное слово  сочетаться с теми или иными словами? Наряду с большим числом бесспорных случаев, когда бывает совершенно ясно, что то или иное сочетание слов, возникшее в результате перевода, допустимо, что оно имеет прецеденты в оригинальных текстах или хотя бы аналогично употребительным в них сочетаниям, или что оно, напротив, недопустимо, неприемлемо, — существует также обширнейший разряд случаев, когда получающееся сочетание сомнительно. Тогда и встает вопрос, можно ли так сказать? При этом оказывается, что подобный же вопрос может быть поставлен и по отношению к целому ряду переменных сочетаний, как бы выпадающих из нормы в пределах того или иного текста, что напрашивается замена их более устоявшимися сочетаниями и что, тем самым, граница между теми и другими является подвижной, зыбкой.

Хотя, казалось бы, возможности переменного  сочетания слов не могут быть предусмотрены  и по самому своему существу безграничны, однако, и им в ряде случаев ставятся пределы, во-первых, нормой сочетаемости данного языка и, во-вторых, общим  характером системы того речевого (или  также и индивидуально художественного) стиля, в котором они применены. При переводе это сказывается  особенно ярко.

Пример несколько иного типа, при котором возникающая трудность разрешается путем как лексической замены, так и грамматической перестройки- пример из текста французского классика (Бальзак- «Отец Горио»):

 

«This pension, known as the home Vauquer, also accepts men, and women, desjeunes people and old men, without quejamais the malicious gossip attacks the morals of it respectable establishment". 

Дословный перевод отпадает по условиям фразеологической несочетаемости русских слов, буквально соответствующих французским (нельзя сказать: «Этот пансион... допускает одинаково мужчин и женщин, молодых людей и стариков»), сомнительно также, чтобы при переводе придаточного предложения можно было сказать: «злословие никогда не затрагивало (не нападало на) нравы этого почтенного заведения». Сравним два перевода:

 

«В комнаты эти, известные под  названием «Дом Воке», пускают одинаково мужчин и женщин, молодежь и стариков, но злые языки не могли никогда сказать ничего худого о нравах этого почтенного заведения»1. (Перевод под ред. А. Кулишер.)

 

«Пансион, под названием «Дом Воке», открыт для всех — для юношей и стариков, для женщин и мужчин, и все же нравы в этом почтенном заведении не вызывали нареканий». (Перевод Е. Корша)2.

 

Переводы эти, из которых первый больше, чем второй, отступает от дословной точности (как в выборе лексики, так и по грамматическому  оформлению), оба дают текст, бесспорный с точки зрения сочетаемости слов. Перевод же буквальный дал бы здесь  в большинстве моментов или бесспорно  неприемлемые сочетания (вроде «этот  пансион допускает») или сочетания  сомнительные.

Несовпадения в разных языках сочетаемости отдельных слов, соответствующих  друг другу по словарному смыслу, отнюдь не служат препятствием для полноценного перевода; выход из положения достигается  или путем замены слова, не сочетающегося с другим (например, «серьезная опасность» вместо буквального перевода «тяжелая опасность» для немецкого „schwere Gefahr" или «тяжелая рана» вместо «плохая рана» для английского "a bad wound"); или путем грамматической перестройки (как в примере из переводов повести Бальзака).

Разумеется, в практике работы путь к таким заменам не всегда легкий. Большие трудности возникают  в особенности тогда, когда при  переводе художественной литературы передаются переносные значения слов, часто связанные  с необычным словоупотреблением, с необычным сочетанием переменного  типа (об этом ниже, в главе шестой, разд. III).

Решение вопроса о выборе сочетания  слов, допускаемого лексико-стилистической нормой, возможно, конечно, лишь применительно  к тому или иному конкретному  случаю в отдельности, ибо на данной стадии изучения все еще нет материала для более широких обобщений. Необходимо глубокое изучение допускаемых, реально встречающихся связей как можно более обширного круга слов, чтобы выносить оценочное суждение о приемлемости или неприемлемости при переводе тех или иных сочетаний. Вместе с тем не подлежит сомнению, что практика перевода и подробный анализ существующих переводов смогут выявить множество допустимых и недопустимых для отдельного слова сочетаний, которые иначе не были бы выявлены. При этом к требованиям лексико-стилистической нормы сочетаемости постоянно присоединяются и требования лексико-морфологического порядка.

Сравнивая переводы с подлинниками, постоянно приходится наблюдать  вполне закономерные отступления от дословности, даже если она возможна по отношению к каждой из лексических  единиц оригинала, взятых в отдельности: текст перевода то сужается, то расширяется, то перестраивается сравнительно с  подлинником. Такие отступления  бывают вызваны, с одной стороны, лексико-стилистическими требованиями (нормой сочетаемости) в языке перевода и, с другой стороны, необходимостью восполнять данные подлинника словами  и словосочетаниями, выражающими  факты той действительности, которая  отражена иноязычным текстом.

Вот один такой случай, где, кроме  того, приходится столкнуться с различием  морфологических возможностей двух языков. Сравним немецкое предложение из учебника физики:

 

This law`s named of scientist Ohm, who discovered one.

 

и русский его перевод:

 

«Этот закон называется законом  Ома по имени ученого, открывшего его».

 

Английский язык допускает в более широких пределах, чем русский язык, образование с помощью соответствующего суффикса (-ег) имен существительных от того или иного глагола, которые обозначают производителя действия (work-worker, employ-emploier, use-user) И если в русском языке от целого ряда глаголов можно также образовать существительные со значением то от других глаголов (как, например, и от глагола «открывать») удалось бы образовать лишь непривычный и неоправданный неологизм; последнее представило бы нарушение морфологической привычности соответствующего слова подлинника, употребленного в нейтральном научном тексте1. Отсюда необходимость при переводе употребить другое существительное, с которым могло бы сочетаться причастие от глагола «открыть». Это существительное — «ученый»—может быть выбрано на основе знания того, кто был Ом, т. е. знания фактов, подразумеваемых самим текстом.

Этот простой случай — один из многих и так же, как и пример переводов из Бальзака, рассмотренный выше, говорит о том, что выбор слов в переводе, поиски соответствий словам подлинника, сокращение или расширение текста перевода зависит не только от знания фактов, стоящих за ним, не только от сочетаемости тех или иных слов самих по себе, но и от грамматических категорий, свойственных им, от синтаксических функций, которые они выполняют.

Это заставляет обратиться к специально грамматическим вопросам перевода.

 

 

 

 

 

Thunder Bay cops charge Can Car line

(By PauI Pugh)

 

Thunder Bay- City police charged a peaceful picket of 150 outside to strikebound Hawker-Siddely Canada Car plant here August 20 arresting 11 and injuring four.

Spokesman for the United Auto Workers local 1075 George Rousnik told the Tribune the police charged the line without provocation, kicking and punching the pickets and rossing several into police vans.

The workers responded by setting up a picket around city hall demanding an investigation into the police action. The city intervened and the arrested were released without bai1.

The union had beefed up their picket lines that had been limited to 18 by an injunction, to protest the carrying out of work by management personnel.

The 21-week old strike by 1200 workers at this producer of railway cars had been fought over wage. The workers were locked into low wages by the Anti-Inflation Board and were limited to only a cost-of-living-allowance in their last contract, which expired Dec. 30.

 

Если дословный перевод рассмотренного перед этим немецкого газетно-информационного  текста был бы неприемлем с точки  зрения нормы русского литературного  языка (и прежде всего нормы сочетаемости), но оказался бы при этом понятным, то многие места приведенного английского  текста при буквальном переводе просто нельзя было бы понять, получился бы отрывистый набор логически не вполне связанных слов. В стиле англоязычной газеты (и особенно в информационной его разновидности) особенно сказывается лаконичность, граничащая с отрывистостью, требующая подразумевания слов, присутствие которых в другом языке (например, русском) при изложении подобных же фактов являлось бы обязательным.

Информация о работе Выбор грамматического варианта при переводе