Уголовно-правовая и криминологическая характеристика нарушения неприкосновенности частной жизни - статья 142 УКРК

Тем не менее, период со второй половины XVIII века до 1917 г. был в истории  наиболее с точки зрения осуществления  частной жизни. В частности, именно этому обстоятельству культура обязана  своим расцветом и выходом  на мировую арену.

Революционный ураган почти  полностью смел устои частной  жизни. Правда, наиболее радикальные левацкие идеи относительно отмены семьи, перехода к «свободной любви» и т.п. не реализовались в полной мере, однако утопическое подростковое попрание идеалов частной жизни с ее реалистическими интересами и каждодневными заботами во имя идеалов, устремленных в будущее, и при абсолютном подчинении личного существования партийному долгу и дисциплине было характерной чертой первого поколения руководителей Советского государства. Что касается рядовой части общества, то и здесь сложились условия, крайне осложнявшие частную жизнь людей. Прежде всего, речь идет о физической гибели людей в мировой и гражданской войнах от голода и террора, повлекшей за собой разрушение семей и, как следствие, массовую беспризорность, безотцовщину, преступность. Существование на грани физического выживания, даже если оно направляется сугубо личными интересами, лишь внешне напоминает частную жизнь, ибо по существу лишено свободы и подчинено диктату внешних обстоятельств. Этим не преминула воспользоваться сформировавшаяся в годы сталинщины административно-командная система, в принципе враждебная любым проявлениям независимости и потому антагонистичная частной жизни. Постоянные нехватки, очереди, коммунальные квартиры - все эти пытки бытом, а в довершение всего груз мнимо добровольной псевдообщественной работы, всевозможные идеологические накачки и т.п. практически лишали человека частной жизни, облегчали государству тотальный контроль над всеми его жизненными отправлениями.

В послесталинскую эпоху маятник исторической жизни качнулся в противоположную сторону. Под внешним покровом тотальной бюрократии стала бурно регенерироваться частная жизнь, однако преимущественно в уродливых формах «потребительства». Отсюда широкое распространение мафио-морфных образований, всеобщая погоня за материальными благами, двойная мораль, прячущая сугубо частные интересы за частоколом демагогической фразеологии.

Бездуховность современной частной жизни можно считать крайностью, естественно возникшей в результате тоталитарных эксцессов предыдущего исторического периода. На самом деле частная жизнь в ее нормальных проявлениях была и остается фундаментом духовных творческих достижений человечества, необходимой их предпосылкой. Один из парадоксов человеческого бытия, по-видимому, и состоит в том, что общественно полезные деяния имеют своим источником частного человека, в то как действия людей и групп, вдохновляемых, казалось бы, идеалами общественного блага и приносящих на алтарь этого блага, оказываются на поверку бесплодными или разрушительными.

Являясь исторической и социальной реалией с изменяемыми параметрами, то есть с подвижными границами, обусловленными одновременно местом и статусом индивидуума  в обществе, в политической системе, в эволюции нравов, в научно-техническом  прогрессе, частная жизнь определяется и противопоставляется общественной: она действительно представляет собой часть человеческого бытия, которая вследствие своего строго личного и внутреннего характера освобождена от чужого вмешательства. Она служит подтверждением независимости личности от других личностей и учреждений, и признание этой независимости зависит от социального развития. Но недостаточно заявить, что личная жизнь начинается там, где кончается общественная, для определения ее содержания.

Пространство, охватываемое личной жизнью, связано с материальными  условиями жизни, из которых основными  являются жилище и работа. Совместное жительство нескольких человек в  одной комнате существенно сокращает  это пространство. Большое значение имеет также продолжительность  рабочего дня, ибо от этого зависит  свободное время. До начала прошлого столетия рабочий день крестьянина  и рабочего сокращал до минимума их личную жизнь.

Но материальные и их улучшение  не является единственной основой возникновения  личной жизни. Для нее, чтобы стать  реальностью, была необходима правовая поддержка.

Место жительства, корреспонденция, здоровье и семья традиционно  относились к личной жизни, и им гарантировалась  тайна.

Уважение личной жизни  гарантируется профессиональной тайной, которую под страхом наказания  обязаны хранить «все лица, обладающие, вследствие своего положения или  профессии, доверенными им тайнами».

Но возведение личной жизни  в результате долгого и сложного процесса в ранг охраняемых законом  ценностей ознаменовано признанием ее как права человека в международных  конвенциях. Всеобщая декларация прав человека, Международный пакт о гражданских  и политических правах, Европейская  конвенция о защите прав и основных свобод человека провозглашают право  на защиту личной жизни от любого вмешательства. Этот принцип также утвержден юриспруденцией Европейского суда зашиты прав человека.

В то же самое время закон  не дает определения личной жизни. Учитывая это обстоятельство, трибуналы стараются  ограничить ее. В сборнике законов  Далоза отмечается, что «личная жизнь включает все ситуации или действия, по поводу которых каждый должен быть оставлен в покое: любовь, супружеская жизнь, родственные отношения, болезни, досуг и т.д.».

Это перечисление является одновременно не полным и ограничительным, так как оно ограничивает личную жизнь и связанные с ней  права каждодневной жизнью. Но ведь личная жизнь, будучи частью личных прав, охватывает разные аспекты личных свобод. Так, например, вероисповедание касается только самого индивидуума. Но на протяжении многих веков подданные должны были придерживаться веры своего господина. Для соблюдения свободы совести  необходимо два фактора: светский характер государства, основанный на отделении  религии от государства, что дает возможность каждому быть или  не быть верующим, и отсутствие навязанной гражданам государством официальной  идеологии

1.2  Понятие  и содержание нарушения неприкосновенности частной жизни.

Частная жизнь как социальное явление представляет собой «физическую  и духовную область, которая контролируется самим индивидом, то есть свободную  от внешнего направляющего воздействия, в том числе и от правового  регулирования». В данном аспекте  частная жизнь является совокупностью  следующих компонентов: внутренней духовной сферы жизни человека, сферы  межличностного общения и связей, организационной, медико-физиологической, поведенческой, имущественной составляющих.

Неприкосновенность частной  жизни с точки зрения правовой теории - это многогранное субъективное право на своего рода автономию, на самоопределение в частной сфере, вобравшее в себя целый комплекс политических, социальных и иных прав личности.

Институтом, наилучшим образом обеспечивающим автономную частную жизнь взрослого человека, является моногамная семья («мой дом - моя крепость»). Но и в отношении взрослого человека разные культуры и разные социальные устройства предлагают решения вопроса об объеме и содержании понятия «частная жизнь», предоставляя человеку различные степени свободы индивидуального поведения. В конечном счете, понятие «частная жизнь» - есть мера вычлененности человека из социального контекста, дифференцированности личности и социума, независимости индивидуального «я». Соответственно этой мере и культуры можно определять как «взрослые», или «зрелые», по терминологии Шпенглера, так и «подростковые», или «инфантильные». Человек в обществах такого незрелого типа обладает коллективистской структурой сознания, которая исключает почти всякую идентичность оценивающего «я», знающего «я», мыслящего «я». Он ощущает себя частичкой некоего магического «мы», членом некоего консенсуса, что, конечно, сужает или вовсе разрушает сферу частной жизни в данном выше определении. Коллектив здесь обретает права инстанции, полномочной вторгаться в любые жизненные ситуации, по сути не оставляя индивиду места для самопроявлений и независимых решений. Коллективизм на базе общей веры и ритуала — это свойство всех племенных сообществ. Однако исключительное развитие духа коллективности и в психике людей, и в порождаемых этой психикой социальных формах может наблюдаться и во вполне развитых цивилизациях. Среди таких цивилизаций можно назвать Византию, исламские общества, Россию.

Для того чтобы уяснить  социальное  предназначение права  на неприкосновенность частной жизни, следует отдать себе отчет в том, что жить в обществе и быть свободным  от общества невозможно, и что стремлению человека к приватности противостоит социальный контроль - неотъемлемый элемент  социальной жизни. В данном случае основной механизм социального контроля - это  наблюдение. Родители и воспитатели  наблюдают за детьми, полицейские  ведут наблюдение на улицах и в  общественных местах, государственные  органы наблюдают за тем, как граждане выполняют различные обязанности и запреты. Без такого наблюдения общество не могло бы обеспечить выполнение санкционированных норм поведения или защиту своих граждан. Необходимость его очевидна. И чем сложнее становится социальная жизнь, тем пристальнее и изощреннее становится контроль. Он берет на вооружение огромный арсенал научно-технических достижений. Телефонное и электронное подслушивание, визуальное наблюдение, сбор, накапливание и сопоставление с помощью компьютерных информационных систем огромного количества персональных данных - все эти современные средства социального контроля, образно говоря, создают огромную «замочную скважину», через которую за человеком наблюдают государство, политические и общественные организации. Но, как замечает американский социолог Роберт Мертон, «вынужденная детально выполнять все (и часто противоречащие друг другу) социальные нормы сделала бы жизнь буквально невыносимой; в сложном обществе шизофреническое поведение стало бы скорее правилом, чем исключением». Слишком пристальное, «тотальное» наблюдение приводит к негативным социальным последствиям. Между прочим, именно наблюдение за поведением членов фаланстеров (коммун, организованных утопистами-социалистами в девятнадцатом веке) явилось, по свидетельству современников, одной из главных причин неуспеха этого эксперимента.

Вопрос об установлении пределов контроля над отдельными лицами и  группами лиц со стороны государственных, религиозных и экономических  институтов всегда был одним из центральных  в истории борьбы за индивидуальную свободу. В сущности, традиционные права, закрепленные в конституциях демократических  государств, - свобода религии, т.е. свобода  совести, неприкосновенность жилища, гарантии от несанкционированного обыска и от самообвинения - призваны оградить стремление властей к слишком пристальному социальному контролю над личностью.

Человеку необходима «зона  безопасности», и это не просто личное предпочтение, это важное требование эффективности социальной структуры. Право на неприкосновенность частной  жизни и создает эту зону безопасности, ограничивая социальный контроль пределами, которые мы определили бы как необходимые  и достаточные. Оно обеспечивает человеку личную автономию, личную независимость, подобно тому как право собственности обеспечивает ему независимость имущественную (разумеется, и то, и другое в рамках закона).

История эволюции права на неприкосновенность частной жизни - это убедительная иллюстрация того, как общественное сознание влияет на содержание правовых норм.

Теоретическое обоснование  этого права, но не как одного из фундаментальных, конституционных  прав, а как личного неимущественного права, защищаемого средствами гражданского права, т.е. путем предоставления лицу возможности предъявить в суде иск  к нарушителю и добиться запрещения такого нарушении или возмещения причиненного морального или эмоционального вреда почти одновременно появляется в юридической литературе разных стран на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Это была реакция прогрессивно мыслящих правоведов на изменения, бурно происходившие в общественной жизни: урбанизацию, коммерческую эксплуатацию имени лица, его изображения и его частных дел со стороны прессы и рекламы, новые возможности наблюдения за частной жизнью, связанные с тогдашними техническими нововведениями - телеграфом, телефоном и моментальной фотографией. Американские адвокаты Л. Брандейс и С. Уоррен, посвятившие этому вопросу специальную статью, писали в 1890 году: «Напряженность и сложность жизни, присуще развивающейся цивилизации, приводят к необходимости иметь убежище от внешнего мира, так что уединение и приватность становятся для человека более значимыми; однако современное предпринимательство и технические нововведения, вторгаясь в его частную жизнь, причиняют ему душевную боль страдания, гораздо более серьезные, нежели те, которые могут быть причинены простым физическим насилием».

Это был, несомненно, революционный  шаг, поскольку в девятнадцатом  веке право защищало только «типичные», имущественные интересы и не склонно  было признавать категорию морального вреда, то есть вреда, который не может  быть исчислен в денежном выражении. Теперь же перед правом стояла новая  задача: «помимо охраны человека...в его типичных интересах, дать охрану конкретной личности во всем богатстве ее своеобразных особенностей...». Так определил эту задачу известный русский правовед начала века И.А. Покровский. Постепенно эта теоретическая идея «внедрялась» в сознание судей и законодателей, и мелено, с оговорками, правом на неприкосновенность частной сферы получало признание в судебной практике.

Этот процесс сдерживался  двумя серьезными факторами. Во-первых, возникли трудности с определением содержания права. Как уже говорилось, категория «частная жизнь» лишена юридического содержания. Судебная практика столкнулась  с тем, что под общей крышей «приватности» собран целый ряд  разнородных интересов, которые  потребовалось определить и классифицировать. Поэтому в конечном итоге конкретизировать содержание права на неприкосновенность частной жизни оказалось легче  не через правомочия, которыми располагает  субъект этого права, а через  те нарушения, от которых данное право  его защищает. Классификацию таких  нарушений можно представить  следующим образом: 1) нарушение уединения  лица или вмешательство в его  личные дела (сюда относятся и такие  нарушения, как подслушивание и  перехват телефонных переговоров или  перлюстрация корреспонденции); 2) предание гласности сведений личного характера, которые, с точки зрения лица, неблагоприятно влияют на его имидж в обществе или причиняют ему боль и душевные страдания (в том числе и в  тех случаях, когда такие сведения соответствуют действительности); 3) выставление лица в ложном свете  в глазах окружающих; 4) использование  имени или изображения лица в  интересах того, кто его использует (в первую очередь, с целью получения коммерческой выгоды).

Второй фактор состоит  в том, что право на неприкосновенность частной жизни не может не подвергаться определенным ограничениям, и такие  ограничения объективно необходимы, чтобы сбалансировать интересы отдельной  личности с интересами других лиц, групп  и государства, которое, по определению, выражает «публичный интерес». Наиболее последовательно суды усматривали  нарушение приватности в случаях  коммерческого использования имени  и изображения лица (например, в  рекламе). Гораздо более осторожную позицию они занимали в тех  случаях, когда нарушитель мог сослаться  на «законную защиту права собственности», например, когда владелец гостиницы, магазина или предприятия устраивал  слежку за поведением постояльцев или  наемных работников. Еще проблематичнее было добиться защиты права на приватность тогда, когда речь шла о делах, связанных с опубликованием в печати сведений о личной жизни лица. Именно здесь разворачивался конфликт индивидуального интереса в неприкосновенности личного мира с общественным интересом, принцип которого - «знать все обо всем», а средства массовой информации воплощают этот принцип. И уж совсем бесперспективной долгое время была судьба иска, предъявляемого к государству или к государственному органу. Так, в двадцатые годы Верховный суд США отказался признать нарушением приватности телефонное прослушивание, поскольку оно не может рассматриваться как физическое вторжение в жилище. (Через сорок лет суд пересмотрел свое решение - но для этого понадобилось, чтобы психологический климат в обществе в корне изменился).