Гражданско-процессуальные отношения и их субъекты

Иногда говорят, что действия субъектов правоотношения не могут составлять его содержания, поскольку они лишены каких бы то ни было правовых свойств [59, с. 101]. Прежде всего, отметим, что субъективные права и обязанности, правовой характер которых не подвергается сомнению, предусматривают возможное или должное поведение экономического, политического или иного содержания. Однако юридическую, правовую направленность придают им содержащиеся в норме права дозволение либо обязательность такого поведения. Что же касается действий, совершаемых субъектами правоотношений, то нельзя не видеть, что они не тождественны поведению участников отношений, правом не урегулированных, так как это уже дозволенное или обязательное поведение. Очевидно, что правовой характер урегулированному правом отношению сообщает его форма (права и обязанности), которая придает юридическую значимость содержанию. Думается, что если бы правоотношения имели помимо правовой формы и чисто юридическое содержание, то их следовало бы включить в определение права, что несовместимо с пониманием правоотношений как реальных жизненных общественных отношений.

В литературе существует и другой подход к определению формы и содержания гражданского процессуального правоотношения. Так, например, Л.А. Ванеева считает права и обязанности внутренней формой содержания процессуальных отношений, «но в то же время, - пишет она, - процессуальные действия совершаются в гражданском процессе определенным законом способом и последовательности... по отношению к ним, с точки зрения их проявления вовне, процессуальные права и обязанности выступают в качестве содержания» [19, с. 34].

На наш взгляд, позиция Л.А. Ванеевой весьма противоречива. Рассматривая права и обязанности в качестве внутренней формы содержания, т. е. деятельности, она затем тоже самое содержание называет внешней формой по отношению к его внутренней форме. Такая конструкция с точки зрения логики представляется неубедительной. Но даже если изначально полагать поведение внешней формой правоотношения, как это делают некоторые авторы [17, с. 38], подобное решение проблемы также нельзя признать верным. Внешней формой правоотношения не могут быть разрозненные акты поведения людей. Поскольку правоотношения представляют собой не просто сумму, совокупность прав и обязанностей, а определенную их связь, то его внешней формой является установленный законом порядок, последовательность совершения действий участниками правоотношения. Поэтому внешней формой гражданского процессуального правоотношения следует признать предусмотренный нормами гражданского процессуального права порядок совершения процессуальных действий, т.е. то, что в теории гражданского процесса называют процессуальной формой.

Концепция правоотношения как единства формы и содержания была подвергнута критике со стороны отдельных авторов. Ю.Г. Ткаченко, в частности, считает неоправданным объединять в одно и модель поведения (права и обязанности), и само поведение. Сама же Ю.Г. Ткаченко считает нужным использовать два понятия при определении правоотношений в зависимости от степени абстракции, необходимой при рассмотрении того или иного явления. Субъективные права и обязанности она называет правоотношением-моделью, функциональное назначение которого состоит в регулировании поведения, а результат такого регулирования - поведение участников - обозначается ею термином правоотношение-отношение.

Категория правоотношения - отношения, по мнению Ю.Г. Ткаченко, соответствует более низкому уровню абстракции, которая может использоваться при анализе какого-либо индивидуального случая. «Когда же речь идет о выработке общего понятия правоотношения, а не о рассмотрении конкретного жизненного отношения, урегулированного правом, - пишет она, - мы переходим от эмпирического уровня к теоретическому уровню рассмотрения явлений... Это вызывает необходимость использования более высокой ступени абстракции» [59, с. 112]. При таком подходе, считает автор, необходимо выделить и объединить общее в правоотношениях. Таким общим, по мнению Ю.Г. Ткаченко, являются субъективные права и обязанности, а потому теоретическое понятие правоотношения может быть раскрыто только через правоотношение - модель. Нельзя не согласиться с автором изложенных положений в том, что выработка теоретического понятия требует высокого уровня абстракции. Однако непонятны причины подобной односторонности в выявлении общих свойств правоотношений: почему не может быть признано таковым юридически значимое поведение субъектов? По верному замечанию P.O. Халфиной, понятие правоотношения при всей его абстрактности обозначает конкретное, реальное отношение, в котором принимают участие определенные лица [62, с. 82]. Поэтому, полагаем, права и обязанности можно рассматривать в качестве модели поведения, но не модели правоотношения в целом, которая должна включать права, обязанности и поведение субъектов, притом, что права и обязанности образуют форму, а поведение - содержание правоотношения.

Неверное, на наш взгляд, определение сущности правоотношения обуславливает ошибочность суждений автора о механизме правового регулирования. Механизм правового регулирования, по Ю.Г. Ткаченко, включает два этапа: первый - этап правового воздействия, состоящий из двух последовательных ступеней - нормативной основы и индивидуальной основы (индивидуальных прав и обязанностей); второй этап - этап результативной реакции, который в свою очередь складывается из правомерного поведения и нужного характера общественных отношений [59, с. 129]. При этом, как указывает Ю.Г. Ткаченко, «правоотношение - модель» и «правоотношение - отношение» в процессе правового регулирования находятся всегда на разных ступенях. Думается, такое представление процесса регулирующего воздействия права на общественные отношения не соответствует действительности. Модель поведения и само поведение в правоотношении возникают одновременно, причем модель (связь прав и обязанностей) продолжает регулировать деятельность участников все время, пока она осуществляется. Если же допустить, что правовое воздействие прекращается с появлением индивидуальной модели, то, как в таком случае объяснить, что побуждает субъектов совершать действия, соответствующие модели? Подобную коллизию, по нашему мнению, можно разрешить, только признав субъективные права и обязанности (т.е. индивидуальную модель) формой правоотношения, которая закрепляет, организует и направляет деятельность их участников.

Некоторые авторы не считают возможным рассматривать правовое отношение в единстве его формы и содержания, поскольку субъективные права и обязанности, связь которых рассматривается ими в качестве правоотношения, относятся к надстроечным явлениям, в то время как регулируемые правом общественные отношения могут быть как идеологическими, так и материальными, т.е. базисными. Так, например, В.А. Тархов полагает правовые отношения идеологическими отношениями, существующими самостоятельно, наряду с регулируемыми общественными отношениями [58, с. 98]. Такой вывод автора основывается на известном постулате, что материальные общественные отношения, существующие независимо от сознания и правового регулирования, не становятся вследствие этого регулирования идеологическими отношениями. Само это положение уже содержит противоречие: утверждается, что материальные общественные отношения существуют независимо от правового регулирования, а затем говорят о результатах такого регулирования. В правовой литературе неоднократно отмечалось, что производственные отношения выражаются именно через волевые действия людей и представляют собой определенный результат их общественно-производственной деятельности, в силу чего субъективную сторону нельзя полностью отделить от экономических (материальных) отношений. Объективное и субъективное существует в диалектическом единстве. По верному замечанию Н.Г. Александрова, «законы развития общества отнюдь не вызывают фатального поведения людей и сами по себе не исключают некоторых различных вариантов волевого поведения людей при одних и тех же фактических условиях» [14, с. 81]. Именно этим и объясняется, объективная возможность воздействия норм права, на общественные отношения. Поэтому, на наш взгляд, неверно противопоставлять надстроечные и базисные явления, они существуют не изолированно друг от друга, а в единстве и взаимосвязи. Сам В.А. Тархов в другом месте своей работы указывает на неразрывную связь материального отношения, подвергаемого правовому регулированию, и опосредующего его правового отношения [58, с. 101]. Однако, стремясь разграничить эти два отношения, автор предлагает достаточно сложную концепцию построения правоотношения. В общественном правовом отношении, согласно В.А. Тархову, необходимо различать два содержания. Регулируемое правом общественное отношение (социальное содержание), также права и обязанности сторон (юридическое содержание). При этом правовое отношение, имеющее свое содержание - права и обязанности участников, рассматривается им как форма социального содержания (на алогичность подобного взгляда указывалось ранее). Социальное же содержание правоотношения, по мнению автора, образуют не действия, а отношения сторон, и только содержанием социального содержания является деятельность субъектов регулируемого правом общественного отношения. Таким образом, действия участников даже при таком, на наш взгляд, достаточно запутанном решении вопроса нельзя полностью исключить из состава, правоотношения. А, потому необходимо поддержать ученых, полагающих, что правоотношение представляет собой синтез идеологического отношения как формы, установленной правовой нормой, и реального поведения в различных областях материальных общественных отношений [62, с. 48].

Хотелось бы обратить внимание еще на одну сторону рассматриваемой проблемы. В правовой науке традиционным является мнение о том, что право, в процессе регулирования, придает существующим в реальной жизни общественным отношениям новую, правовую форму. Которая закрепляет поведение людей и направляет их в нужное русло [70, с. 7]. Схема правового регулирования при этом выглядит следующим образом: вначале возникает общественное отношение, требующее правового урегулирования, затем право оказывает свое регулирующее воздействие, в результате чего общественное отношение принимает вид правоотношения. Указанная концепция, на наш взгляд, имеет слабую связь с реальной действительностью. В самом деле, если предположить, что изначально стороны вступают в отношение, правом не урегулированное, которое в ходе такого регулирования превращается в правовое, то остается неясным сам процесс урегулирования. Очевидно, что подобный эффект не связан непосредственно с воздействием нормы права, поскольку юридические нормы, как правило, существуют и до вступления субъектов в конкретные общественные отношения.

Как известно, теория права связывает возникновение, изменение и прекращение правоотношения с наступлением юридических фактов. Нужно, однако, признать, что даже при наличии нормы права и юридического факта правоотношение не может автоматически появляться и функционировать. Первопричиной, вызывающей к жизни соответствующее правоотношение, является интерес, стремление к удовлетворению различных потребностей. Поэтому, думается, единственно верным будет вывод о том, что субъекты, следуя своим интересам, изначально вступают в правовое отношение, минуя стадию не урегулированного правом общественного отношения. Следует согласиться с Ю.К. Толстым, который считает, что процесс возникновения правоотношения неотделим от процесса образования самого, общественного отношения [49, с. 337]. Правда, некоторые связи могут существовать вначале, как фактические (например, брачно-семейные), а затем оформиться как правовые.

Однако подобное преобразование не является результатом процесса их правового урегулирования, но происходит лишь благодаря инициативе сторон, избравших данный вид общественных отношений. С указанных позиций легко можно объяснить возникновение гражданских процессуальных отношений, которые, по общему мнению, иначе как в правовой форме существовать не могут.

Сторонники концепции правоотношений, как результата правового воздействия на фактические общественные отношения, подчеркивают, что такого рода отношения, выступающие всегда в правовой форме, не создаются самими юридическими нормами. Они возникают с появлением юридических фактов, наступающих в реальной жизни [40, с. 217]. С приведенным суждением нельзя не согласиться, однако бесспорно также и то, что сами по себе юридические факты не могут заменить общественных отношений, которые, следуя логике его авторов, должны существовать до возникновения правоотношений. Процессуальных же отношений, не урегулированных нормами права, в реальной действительности не существует. Не изменила положения и принятая Федеральным законом от 7 августа 2000 г. правовая норма. Которой введены в гражданский процесс аналогия закона и аналогия права (Федеральный закон РФ от 7 августа 2000 г. «О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР» // ФЗ РФ. 2000. №33. Ст. 3346). Речь идет о том, что суд, в случае отсутствия правового предписания, регламентирующего отношения, возникшие в ходе производства по гражданскому делу, должен применить норму, регулирующую сходные отношения, а, при отсутствии таковой - общие принципы осуществления правосудия. Это, однако, не означает, что отношения, прямо не предусмотренные действующим законодательством, не имеют правовой формы. В качестве правовой формы здесь выступают права и обязанности, закрепленные правовой нормой, регулирующей сходные отношения, либо вытекающие из принципов гражданского судопроизводства.

Сказанное не дает оснований сомневаться в регулирующем воздействии права на общественные отношения. Если правовое регулирование понимать в широком смысле, т.е. как совокупность всех форм юридического воздействия государства на деятельность людей, то закономерным будет вывод о том, что такое регулирование происходит уже в силу существования объективного права, в процессе становления и развития правовой культуры общества. По верному замечанию Л.С. Явича, правовое регулирование общественных отношений начинается с момента издания нормативных актов, оказывающих серьезное мотивационное и оценивающее воздействие общего характера на созидательно - волевую деятельность людей [71, с. 107]. Юридические нормы, указывают субъектам то поведение, которое требует от них государство и которому государство оказывает поддержку силой своего аппарата. Правовое же регулирование, в узком смысле, т. е. осуществляемое в рамках правоотношений, заключается, на наш взгляд, не в преобразовании каждого конкретного общественного отношения в правовое, а, в наделении участников правоотношений субъективными правами и обязанностями, которые устанавливают определенные границы, рамки их поведения, а также в дальнейшем воздействии правовых норм на деятельность сторон. Полагаем в этой связи недостаточно обоснованным мнение, разделяемое большинством ученых, согласно которому «право не регулирует правовые отношения» [60, с. 30]. Тем более, что некоторые суждения сторонников указанной концепции явно противоречат их взглядам. Так, например, Ю.К. Толстой пишет: «Разумеется, было бы неверно считать, что норма права регулирует общественные отношения лишь до появления правоотношения, что в тот момент, когда возникает правоотношение, норма права перестает регулировать общественные отношения, уступая место правоотношению. Регулирование объективным правом общественного отношения с возникновением правоотношения не заканчивается, а по существу только еще начинается» [60, с. 31]. Анализируя приведенное высказывание, необходимо учесть, что его автор, рассматривая правовые отношения как связь субъективных прав и обязанностей, называет здесь фактическими общественными отношениями отношения, которые облекаются в правовую форму, т. е. те, что составляют, по нашему мнению, содержание правоотношений.

Иногда говорят, что право не может регулировать правоотношения, поскольку это значило бы, что право регулирует само право [68, с. 8]. Этот упрек может быть признан обоснованным в том случае, если рассматривать правоотношения только как связь прав и обязанностей. Включение в состав правоотношения действий их участников нейтрализует подобные замечания.

Необходимо отметить также, что правоотношение представляет собой динамичное явление, в ходе развития которого у сторон могут появляться новые субъективные права и обязанности, и это также указывает на непрекращающееся воздействие права, на правоотношение.