Война как социальный институт

В прошлом почти все  попытки создания сколько-нибудь крупных  геополитических образований было связано с экспансией, завоеванием, вмешательством, оккупацией чужих территорий. История человечества в значительной степени представляет собой историю непрерывных войн племен, народов, наций, империй, кланов, партий друг с другом. Неудивительно, что традиционная геополитика изучала прежде всего конфликты и войны между различными народами и государствами. Не случайно представители политического реализма придают столь большое значение силе в качестве определяющего фактора мировой политики, а дух господства и стремление к господству считают ключевым стимулом поведения государств на международной арене.

Мы все хорошо знаем  знаменитую формулу Т.Гоббса — bellum omnium contra omnes, т.е. война всех против всех, с помощью которой он оценивал естественное состояние людей в догосударственный период. При этом не всегда учитывается тот факт, что во всех построениях Гоббса отчетливо просвечивается максима: рax quaerenda est — должно искать мира, которую он считал первым основным законом природы [3, c. 731]. Эта максима предполагает заключение договора между людьми, находящимися в состоянии войны. И действительно, состояние абсолютной, нескончаемой войны всех против всех было бы чревато перспективой взаимного истребления стран и народов. Поэтому люди вынуждены искать некий modus vivendi, т.е. приемлемое для всех сторон состояние мира, а также нормы и правила его обеспечивающие. Показательно, что И.Кант, в целом соглашаясь с мнением Гоббса, вместе с тем считал целесообразным заменить фразу est bellum — есть война — фразой est status belli — есть состояние войны [8, c.328]. Вторая фраза, констатируя состояние войны, предполагает готовность к войне, а не саму войну. Но нельзя забывать и то, что готовность к войне рано или поздно может обернуться и часто оборачивается настоящей войной, будь то холодной или горячей.

Эта максима, по-видимому, сохранит значимость во всяком случае в обозримой  перспективе, поскольку демократия или какая-либо иная форма самоорганизации  человеческих сообществ сама по себе не способна изгнать конфликты и  войны из жизни людей. Однако важно  то, какие именно они примут формы  в современном мире.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2. Феномен войны: проблема социокультурного истолкования

 

Проблема «война-культура», точнее такая постановка вопроса, которая  акцентирует внимание не на оппозиции  одного явления другому, а на анализе  того «пространства», где «военное»  и «культурное» в своей феноменальной  сущности рассматриваются в нерасторгнутом единстве, сейчас предается все большему забвению. Современные интерпретации понятия «война» удерживают предметную область этого понятия с большим трудом. Апелляция к самопонятности «внекультурного» и социально противоестественного состояния вражды лишь затемняет возможности постановки вопроса и действительного исследования. Разрыв категориальных взаимосвязей иллюстрирует сложившуюся неопределенность социокультурного истолкования войны, не требующего никакого прояснения, кроме негативного. Впрочем, сила отторжения войны, в том числе интеллектуального, лишь отражает факт преодоления войной всех существовавших когда-либо границ и горизонтов: она становится фактором всеобщим (однако не синонимом благородства, долга и чести, а технической рационализацией социального пространства). То, что отныне вид оружия определяет понятие войны, позволяет перевернуть известную формулу Клаузевица. Главный вопрос - каким образом из войны был «изъят» культурный компонент, или, иначе говоря, когда и почему культура и война перестали взаимообуславливать друг друга.

Особенностью настоящего времени является не только кризисный  этап в развитии культуры и власти, но также сложное переосмысление ситуации, сложившейся после распада  биполярной мировой политической системы. Очевидно, что эта трансформация  сделала войну как способ решения  международных и частногосударственных проблем гораздо более вероятной. В данной ситуации особое значение приобретает тот факт, что так называемое «культурное сближение» в рамках «единой общечеловеческой цивилизации» выступает в форме прямого насильственного навязывания всем субъектам международного права тех стандартов, которые отражают волю и интерес лишь части государств. Призыв к пацифизму для одних, к отказу от развития средств вооружений является, по существу, слегка замаскированной формой создания преимущества в военной области для западного мира.

 

2.1. Социокультурное измерение войны

Анализ войны в ее социокультурном измерении позволяет сформулировать ряд выводов и обозначить перспективы дальнейшего исследования данной проблемы: 1) этологические и психологические интерпретации феномена войны, внесшие важнейший вклад в разработку теорий агрессии и насилия, показали также методологическую недостаточность узкоспециализированных подходов. Поэтому не случайно в современных психологических интерпретациях акцент исследований сместится в сторону культурных и национально-этнических факторов; 2) война играла важную роль в становлении социально-политических институтов и государства. Этот ракурс проблемы особенно отчетливо проявился в социальных истолкованиях. Начиная со Спенсера и Дюркгейма [9, c. 142], в социологии постоянно формировались предпосылки для создания синтетической науки о войне, очерчивающей дистанцию от традиционных подходов. Возникновение направления, получившего название «полемология», явилось существенной частью и определенным результатом этого процесса; 3) культурологические объяснения феномена войны являются, с млей точки зрения, одним из наименее разработанных в современной науке направлений. Уже в мифологии война связывается с творением космоса из хаоса и защитой этого творения от разрушительных и враждебных сил. Воинской функцией наделялись особые божества в различных пантеонах. Решительная борьба между силами добра и зла относится, как правило, к концу света в эсхатологических мифах. Взаимосвязь войны и культуры проявляется в следующих контекстах: исследование процессов воспитания и структурирования «военного этоса»; историческое объяснение различий между «военными» и «мирными» культурами; сопоставление уровня развития культуры и цивилизации с состоянием военного дела, стратегии и тактики; констатация двойственности войны, в которой имплицитно содержится собственно культурный компонент; выявление нравственного смысла войны в философском, историко-культурном и религиозном аспектах; 4) теория тотальной войны полностью выводит последнюю из пространства культуры. Рождение новой (западной) цивилизации и технический прогресс, открывший эру индустриализации, в геополитической версии есть переход от «номоса» земли к «номосу» моря. Либеральная доктрина, которую К. Шмитт связывал с «морской цивилизацией», отрицая «тотальное государство» открывает тем самым дорогу «тотальной войне» и концепции «тотального врага». Если, по К. Шмитту, война на суше была подчинена юридическим нормам, так как она была войной между государствами, т. е. между вооруженными силами враждующих государств (ее рационализация проявилась в ее ограничении и в стремлении вывести за ее пределы мирное население и объекты частной собственности), то война на море, напротив, не является войной между строго определенными и подчиняющимися юридическим нормам противниками, так как основывается на концепции тотального врага [10, c.35]. Если в войне состязании господствуют понятия закона, правила, чести, жребия, судьбы, уважения, славы, то в технически организованном пространстве тотальной войны та конструкция, которая делала возможным сравнение войны и культуры, размыкается (а игра возможна лишь в замкнутом пространстве) и, таким образом, иллюстрирует всеобщность современной вражды; 5) войну нельзя сводить к какой-либо производной или самостоятельно существующей логике отношений: политических, культурных, социальных. Война, как состояние, изменяющее свой статус во времени и пространстве, обладает совершенно особой логикой, не могущей быть сведенной к логике иного типа. В этом смысле основополагающей причиной войны как социального и культурного феномена является различие, действие, которое неизбежно встречает противодействие; 6) ницшевское восприятие войны как одного из конститутивных элементов культуры становится крайне затруднительным. Современные войны обеспечивают не различие как основу культуры, но опредмечивание, упорядочивание мира. Гераклитовское понимание войны уже не находит места в современности: если всеобщность гераклитовской войны - это судьба, то всеобщность современной - это техника, концепция «вечного мира», реализуемая посредством уничтожения культурных различий, отрицает и понятие «государственного суверенитета». Это происходит именно потому, что тотальность планетарной власти несовместима с раздельным существованием суверенных государств. Власть вышла за пределы государства и планетарность ее легитимизирует абсолютно все формы борьбы; 7) существует глубокое различие между анализом войны как философской и культурной конструкции и анализом войны как события. Культурное значение войны-конструкции реализуется в следующих смыслах: всеобщем - война есть мировой закон; этическом - война реализуется как сфера чести и долга; социально-культурном (благодаря войне сохраняется нравственное здоровье народов, их безразличие к застыванию конечных определенностей), политическом, юридическом, религиозном. Каждая конкретная война нуждается в отдельном рассмотрении и оправдании; 8) современное представление, отказывающее войне в праве на существование - это следствие изменения самого характера войны, ее сущности. «Мирное» как состояние в современной форме организации планетарной власти не означает уже «не военное», но являет собой лишь его форму. Замещение понятия «война» различными манипулятивными категориями («миротворческая операция» и т. п.) не может скрыть самой сути процесса; 9) очевидно, что мир стоит на пороге новой войны и наибольшая опасность ее напрямую связана с существованием России как политического и культурного целого. Это единственный реальный противовес абсолютной гегемонии Запада. В этой связи следует подчеркнуть некоторые наиболее перспективные направления исследования феномена войны: а) изучение виртуальной и информационной войн; б) исследование психологического и «символического» насилия над личностью и форм (процедур) контроля над сознанием человека; в) геополитические трактовки современной вражды; г) связь международного разделения труда с уровнем межгосударственной конфликтности; д) анализ новой семантики войны маскирующей ее реальные цели и смысл.

Итак, война есть состояние, изменяющее свой статус во времени и пространстве. Она обладает совершенно особой логикой, несводимой к производной от логики политических отношений. В той мере, в какой средства к культуре дисквалифицируют культуру как творческую способность, средства к войне дисквалифицируют её как игру судьбы, жребия и чести. Война является одним из конститутивных элементов культуры. Однако в настоящее время подобная трактовка войны становится если не невозможной, то, по крайней мере, затруднительной. Самое важное, что теряет война в её отношении к культуре - это способность удерживать человека в своём непредсказуемом облагороженном образе - и в требовании от него лишь механической точности. Современные войны обеспечивают не различение как основу культуры, но опредмечивание мира.

В современных процедурах власти «юридическое» (особенно в смысле международного права) уже не кодирует в полном смысле слова ни саму власть, ни «право войны», ни «право в войне», уступая место ничем не ограниченному силовому воздействию. Причём именно это состояние нуждается во всё более утончённой и усиленной средствами массовой коммуникации аргументации, которая ищет убежища для производимой дисквалификации противника в категориях права, давно потерявших изначальный смысл. Современный «гуманизм» - это политическая идеология, используемая в том числе и для военной экспансии. Война стала (и в этом усматривается интересная параллель с мифологической эпохой) всеобщим модусом существования. Планетарная борьба за власть рождает настолько безграничные способы и варианты борьбы, что новая семантика войны выступает в роли маскировки реальных интересов и целей. Военное и мирное как состояния уже практически неразличимы. В этом смысле дилемма «мировой порядок» или «мировая война» выглядит крайне двусмысленной. Таким образом, социально-философские и культурологические интерпретации феномена войны являются наиболее адекватными с методологической точки зрения (особенно по сравнению с теоретически неадекватными и по существу частными выводам этологии и психологии).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3. Социально-политический характер Второй мировой войны

 

В данной главе я на конкретном историческом примере хотела бы попытаться раскрыть социальный характер войны. Вторая мировая война - одна из самых масштабных и кровопролитных войн во всей истории человечества. Вопрос о ее социально-политическом характере имеет принципиальное значение, так как он оказал непосредственное влияние на ход и исход войны.

Правильное, научное освещение  этого вопроса необходимо еще  и потому, что на Западе, прежде всего  в США, Англии и других странах, извращенная  оценка сложного и противоречивого  социально-политического характера  войны направлена на преувеличение  роли этих стран и принижение вклада Советского Союза в достижение победы над фашистской коалицией.

Социально-политический характер второй мировой войны, как и всякой войны, не зависит от каких-либо пожеланий  или субъективной воли. Он определяется политикой классов и государств, проводимой ими накануне и в ходе войны, положением, какое занимают классы во всех воюющих державах. «Социальный  характер войны, ее истинное значение... — отмечал В. И. Ленин, — определяется тем, какую политику война продолжает («война есть продолжение политики»), какой класс в каких целях  войну ведет».

Войны, особенно мировые, всегда несут на себе печать эпохи. Первая мировая война своим происхождением и характером отразила эпоху империализма. Вторая мировая война — новую  эпоху — эпоху перехода стран  и народов от капитализма к  социализму, прежде всего такую ее черту, которую В. И. Ленин определил  как смещение центральной оси  международной жизни в область  противоборства двух различных социальных систем. Именно классовый конфликт между новым общественным строем — социализмом и империализмом  стал фактором, которым определяются, говоря словами В. И. Ленина, «взаимные  отношения народов, вся мировая  система государств» как в мирное время, так и в период войны [11, c.198].

Оценки социально-политического  характера второй мировой войны, его изменения со стороны государств, боровшихся против фашистского блока, даны в документах КПСС и других марксистско-ленинских партий [12]. Они нашли отражение в исторических, философских и военно-теоретических трудах, в том числе в первых томах «Истории второй мировой войны 1939 — 1945» [13, c. 470].

Государства фашистского  блока с первого и до последнего дня вели империалистическую, несправедливую войну. Агрессивные политические цели Германии, Италии и Японии, а также  примкнувших к ним стран (до выхода их из блока) оставались неизменными. Менялись лишь формы их достижения.

Каковы были эти цели и  каковы способы их достижения?

Во-первых, несмотря на то что  государства фашистского блока  сначала предприняли нападение  на другие капиталистические страны, они в своем стремлении к мировому господству главной целью ставили  борьбу против СССР. Политическое руководство  гитлеровской Германии и ее союзников  стремилось с помощью военной  силы ликвидировать Советское государство, уничтожить его общественный и государственный  строй. Реакционный, преступный характер этих целей получил свое воплощение в плане «Барбаросса» и так  называемом генеральном плане «Ост». Согласно этим планам физическому уничтожению  подлежала значительная часть русского, украинского, белорусского народов. Политические и идеологические цели агрессивной  войны нашли отражение и в  программных документах нацистской партии.

Во-вторых, в мировой войне  государства фашистского блока  преследовали ярко выраженные антидемократические  цели, направленные против коренных интересов  своих и других народов. Ход войны  показал, что агрессорами уничтожались остатки буржуазно-демократических  свобод, подавлялись любые выступления  трудящихся в защиту своих прав, распускались и запрещались политические партии, ликвидировались профсоюзы  и другие общественные организации. С особой жестокостью нацисты  расправлялись с коммунистическим и рабочим движением.

В-третьих, государства фашистской коалиции, преследуя империалистические, гегемонистские цели, рвались к мировому господству, захвату и подчинению стран Европы, Азии, Африки, Америки. Главную роль в этом играла гитлеровская Германия. Но и Италия, мечтая о захвате  новых территорий, рассчитывала с  помощью войны обеспечить себе наравне  с Германией ведущее место  в решении послевоенных вопросов. Милитаристская Япония стремилась к  установлению гегемонии в Азии, включая  Китай и значительную часть советского Дальнего Востока. Она хотела вместе с Германией сокрушить США  — своего главного соперника в  бассейне Тихого океана.

Таким образом, агрессивные  страны фашистской коалиции, развязывая вторую мировую войну, ставили перед  собой основную политическую цель —  уничтожить Советское государство, ликвидировать независимость и  суверенитет многих стран мира, установить в фашистской форме террористический режим мирового господства.

В соответствии с реакционными политическими целями войны фашистские государства применяли самые  бесчеловечные методы ее ведения, попирающие элементарные нормы морали и противоречащие международному праву. Оккупанты всюду  сеяли смерть, разрушение. Особую жестокость проявляли агрессоры но отношению  к советским людям. Дикое варварство и бесчеловечность, ненависть к  передовым общественным отношениям, к науке, культуре, традициям —  характерные черты несправедливой, реакционной войны, которую вели государства фашистского блока.

Со стороны англо-французской  коалиции война на начальном этапе  была также несправедливой, империалистической. Объявив в сентябре 1939 г. войну  Германии, правительства Англии и  Франции начали ее не в интересах  народных масс, а в интересах своей  буржуазии, которая хотела ослабить опасного конкурента и упрочить слое великодержавное положение. Поэтому  они, в сущности, ничего не сделали, чтобы оказать реальную помощь Польше. Их мало волновала эта союзная  страна — первая жертва агрессии гитлеровской Германии. Правящие круги Англии и  Франции хотели путем нового сговора  с Германией сохранить свои позиции  в мире и разрешить противоречия с ней за счет СССР. В этом и  состоял смысл «странной войны», по сути продолжавшей мюнхенскую политику.