Автор работы: Пользователь скрыл имя, 25 Июня 2014 в 14:10, курсовая работа
Одной из основных гарантий защиты прав человека в уголовном процессе от неправомерных действий органов уголовного преследования является такая юридическая санкция, как признание доказательств, полученных с нарушениями установленных уголовно-процессуальными нормами правил, недопустимыми и исключение их из материалов дела.
Эту известную правовую модель «правила исключения недопустимых доказательств» российское законодательство восприняло в 1993 году.
В отечественной уголовно-процессуальной литературе, как правило, предназначение допустимости доказательств усматривается в том, что он, во-первых, является гарантией обнаружения фактов, подлежащих установлению, а во-вторых, обеспечивает соблюдение прав участников судопроизводства.
По мнению автора, законодательное определение понятия доказательства в уголовном процессе должно быть таким, чтобы, с одной стороны, позволяло выводить содержание основных свойств, характеристик (относимость, допустимость, достоверность) доказательства как уголовно-процессуальной категории, а с другой - анализ указанных свойств в их совокупности давал бы такую формулу понятия доказательства, которая изначально позволила вывести эти свойства, характеристики. Ибо невозможно обеспечить единство правоприменительной практики со всеми вытекающими из этого последствиями в ситуации, когда в законе содержится два очень существенно отличающихся по этимологическому смыслу понятия доказательств, исходя из которых к ним можно предъявить совершенно разные требования. И, прежде всего, с точки зрения указанных свойств, характеристик. Так, «сведения» следует оценивать, и оценивают с позиций относимости и достоверности. Что касается допустимости, то это свойство характеризует способы и порядок собирания, закрепления и проверки сведений и их источников.
Некоторые авторы толкуют допустимость шире, т.е. как соответствие требованиям закона процессуальной формы. Здесь, однако, следует заметить, что УПК РФ сделал из названного правила одно исключение, соответствие которого Конституции справедливо ставится под сомнение. Имеются в виду положения п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ о том, что показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе предварительного расследования в отсутствие защитника и не подтвержденные ими в суде, признаются недопустимыми доказательствами. И, напротив, «источники сведений» оцениваются с точки зрения относимости и допустимости. Вопрос об их достоверности, как правило, не встает и при расследовании и рассмотрении уголовных дел не решается.
Таким образом, понятие «доказательство» в уголовном процессе должно представлять юридическую конструкцию, которая аккумулировала бы все указанные характеристики и требования. Только такая модель этого понятия даст возможность отграничивать доказательства от иных материалов уголовного дела, которые таковыми не являются, и избежать серьезных ошибок.
Выработке в законе отвечающего указанным требования определения мог бы способствовать следующий взгляд на понятие доказательства в уголовном процессе. Это есть система, в которой можно условно вычленить три основных элемента9:
1) фактические данные (сведения о фактах);
2) источники фактических данных;
3) способы и порядок собирания, закрепления и проверки этих фактических данных (сведений о фактах) и их источников.
Каждый из элементов в свою очередь можно разбить на отдельные составляющие. В отличие от основных элементов эти составляющие могут меняться, что, однако, не отражается на доказательстве как на системе в целом. Например, источниками фактических данных могут быть протоколы следственных и судебных действий, заключения экспертов, предметы и вещи, приобщенные к делу в качестве вещественных доказательств.
В конечном счете, не имеет значения, в каком источнике содержатся сведения о фактах. Важно его наличие и соответствие всем требованиям, предъявляемым к нему уголовно-процессуальным законом.
Характеризует доказательство как систему и тот факт, что названные элементы взаимосвязаны. Кроме того, они взаимообусловлены и находятся в причинно-следственной связи, формируя, по существу, то новое состояние, которое и позволяет говорить о доказательстве.
Будучи взятыми, по отдельности, перечисленные элементы такого состояния, качества не дают. Сведения о фактах, взятые отдельно от источника, не могут быть доказательством. Сведения о фактах, содержащиеся в предусмотренном законом источнике, но полученные с нарушением соответствующих требований или способом, не предусмотренным в законе, являются недопустимыми и также не могут быть доказательствами.
Изложенное позволяет сделать два вывода.
Во-первых, если исходить из требований, содержащихся в обеих частях ст. 74 УПК РФ, то можно предположить, что приведенные разъяснения понятия доказательства, данные Пленумом Верховного Суда РФ в постановлении от 5 марта 2004 г., являются в определенной степени компромиссными. Они направлены на то, чтобы смягчить ситуацию в судебной практике, не выходя за пределы своих полномочий. Ибо толкование исследуемого понятия и придание ему высшей судебной инстанцией такого смысла, который вытекает из предъявляемых к доказательству требований относимости, допустимости и достоверности, был бы равнозначен принятию новой нормы, что является исключительной прерогативой законодательной власти.
Во-вторых, проведенные разными авторами исследования свидетельствуют о том, что действующая редакция ст. 74 УПК РФ не может быть признана совершенной. В нее необходимо внести изменения, чтобы исключить двойственное и упрощенное толкование понятия «доказательство». Как один из вариантов можно предложить такую ее редакцию:
«1. Доказательствами по уголовному делу являются сведения о фактах, полученные и закрепленные уполномоченными на то участниками судопроизводства в источниках и порядке, предусмотренных настоящим Кодексом, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель, орган дознания, руководствуясь правилами оценки доказательств, устанавливают наличие или отсутствие обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела.
2. Источниками сведений о фактах являются:
- зафиксированные в протоколах допроса показания свидетеля, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, эксперта, специалиста;
- иные документы».
В уголовно-процессуальной литературе и в прошедшие годы, и в настоящее время достаточно активно отстаивается точка зрения, согласно которой признание доказательства, полученного с нарушением закона, недопустимым может быть только в том случае, когда остаются сомнения в его достоверности. «Процессуальная форма судебного доказательства, - писал полвека тому назад С.В. Курылев, - как вообще любая форма, не может иметь приоритета над содержанием, поэтому взятый сам по себе факт несоблюдения гарантии достоверности доказательства не делает доказательство порочным»10. «Требования процессуальной формы подчинены установлению истины по делу. Это значит, что всякое процессуальное нарушение, допущенное при собирании доказательств, должно быть оценено с точки зрения того, ставит ли оно под сомнение собранный таким способом доказательственный материал и вытекающие из него выводы по существу дела»11.
В последние годы тезис о достоверности как критерии решения вопроса о допустимости доказательства отстаивается в значительном числе публикаций. Так, по мнению Е.А. Доли, «чрезмерное значение в УПК РФ придано категории допустимости доказательств (ст. 75). Это привело к тому, что в ряде случаев допустимость (форма) «поглотила» содержание доказательств и процесса доказывания в целом, следствием чего явилось блокирование самой возможности доказывания по уголовным делам»12.
Критикуя положения ч. 1 ст. 75 УПК РФ, признающей недопустимыми доказательства, полученные с нарушением закона (напомним, что это конституционная норма), А.Д. Бойков полагает неприемлемой ситуацию, при которой «суд не входит ни в оценку достоверности доказательства, ни в оценку существенности допущенного нарушения»13.
Решение вопроса о характере связи допустимости доказательства с его достоверностью, в конечном счете, основывается на представлении об иерархии задач, стоящих перед уголовным судопроизводством, о соотношении таких ценностей, как соблюдение процессуальной формы, с одной стороны, и установление фактических обстоятельств дела (достижение истины) - с другой. В свою очередь, это соотношение зависит от решения вопроса о том, какие социальные ценности призван защищать институт допустимости доказательств. В отечественной уголовно-процессуальной литературе, как правило, предназначение этого института усматривается в том, что он, во-первых, является гарантией обнаружения фактов, подлежащих установлению, а во-вторых, обеспечивает соблюдение прав участников судопроизводства.
Отстаивая тезис о примате материальной истины как цели уголовного судопроизводства, М.С. Строгович писал: «Иногда указывается на наличие некоторых специфических условий, в которых происходит установление материальной истины в деятельности следствия и суда - ограниченные законом сроки расследования, пользование только юридически оформленными доказательствами и др. Но для юриста должно быть совершенно ясным, что подобные специфические условия и требования не только не препятствуют обнаружению материальной истины, но, наоборот, являются гарантией ее обнаружения»14. В коллективной монографии «Теория доказательств в советском уголовном процессе» подчеркивалось, что «только процессуальное доказывание содержит надежные гарантии достижения истины. Непроцессуальные формы познания не имеют столь надежных гарантий, и потому сведения, полученные их таких источников, всегда рассматриваются как предварительные, они не входят в доказательственный материал и не могут служить основанием для разрешения дела»15.
«Двойное» назначение процессуальной формы, а также известную иерархию ее целей И.Л. Петрухин раскрывает следующим образом: «Специфика поиска истины в уголовном процессе состоит в том, что не только предмет, но и средства формализованы, т.е. в самом законе указаны источники доказательств и процессуальные действия, необходимые для их обнаружения. Таким образом, соблюдение процессуальной формы - гарантия достижения истины. В то же время процессуальная форма является также гарантией защиты личности от излишнего принуждения и произвола при поисках истины. Охраняя права человека, процессуальная форма создает трудности для отыскания истины. В ряде ситуаций закон расценивает права и свободы человека как большее социальное благо, чем достижение истины по уголовному делу…»16. К числу таких ситуаций И.Л. Петрухин относит и признание доказательства недопустимым.
Нельзя не согласиться как с тем, что институт допустимости «отсекает» информацию, способ получения которой повышает риск ее искажения, так и с тем, что этот институт содействует предотвращению нарушения прав участников процесса. Однако, по-нашему мнению, правила собирания, закрепления и хранения доказательств, будучи установленными, приобретают самостоятельную ценность, которая, независимо от конкретного содержания этих правил, является важным компонентом реализации принципа законности. Что же касается содержания правил доказывания, то они в целом отражают иерархию задач, стоящих перед уголовным судопроизводством.
Если не учитывать этого обстоятельства, то в каждом случае признания доказательства недопустимым необходимо доказывать связь между допущенными нарушениями процессуальной формы и наступившими последствиями, что существенно ограничит возможность реализации положений как ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, так и ст. 75 УПК РФ.
Тем не менее, вопрос о возможности использования доказательств с дефектной процессуальной формой нельзя считать полностью решенным. В принципе вряд ли можно отрицать необходимость деления допущенных нарушений на существенные и несущественные, устранимые и неустранимые. Достаточно подробное обоснование такого деления предлагает Ю.К. Орлов. «Как известно, - пишет он, - процессуальная форма, при всей ее важности, не является самоцелью. Она имеет свой глубокий смысл и назначение... Процессуальная форма призвана обеспечить решение двух, хотя и тесно связанных, но различающихся задач: во-первых, максимально гарантировать достоверность полученных фактических данных, и, во-вторых, оградить законные права и интересы личности... отсюда и процессуальные нарушения, влияющие на допустимость доказательств, могут быть двух видов:
а) ставящие под сомнение достоверность доказательства (например, предъявление для опознания объекта в единственном числе);
б) ущемляющие права личности (незаконное проведение обыска).
Соответственно и подход к этим видам нарушений должен быть принципиально различным, ибо первые имеют гносеологическую природу, а вторые – социальную»17.
Отметим прежде всего, что если такая классификация и возможна, то в очень ограниченных пределах, поскольку нарушения процедуры доказывания, как правило, ущемляют право обвиняемого на защиту, оставляют допущенное должностным лицом нарушение без процессуальных санкций и проч., т.е. имеют не только гносеологическое, но и социальное значение.
По мнению Ю.К. Орлова, нарушения первой категории, т.е. ставящие под сомнение достоверность доказательства, подразделяются на существенные и несущественные, причем существенные нарушения могут быть восполнимыми (путем получения необходимой информации посредством производства каких-либо следственных действий) и невосполнимыми18.
Проблема ограничительного толкования конституционного запрета использовать доказательства, полученные с нарушением закона, сохраняется несмотря на то, что УПК РФ этот запрет воспроизводит без каких-либо изъятий. В основе этой проблемы лежит тот факт, что нарушения установленных правил могут носить «технический характер», т.е. исключать вероятность какого-либо влияния как на содержание доказательства, так и на реализацию прав участников процесса. Например, в многостраничном протоколе допроса свидетеля на одной из его страниц отсутствует подпись допрашиваемого лица, причем зафиксированные на этой странице сведения нейтральны по отношению к отстаиваемой обвинением версии. Однако весьма трудно найти ту грань, которая отделяет технические ошибки от всех прочих, тем более, что оценка относимости сведений может изменяться в ходе судопроизводства.
Информация о работе Допустимость доказательств в уголовном судопроизводстве