Сатира и юмор как средство выражения авторской позиции в рассказах М.М. Зощенко

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Ноября 2013 в 11:01, курсовая работа

Краткое описание

Целью данной работы является исследование специфики сатиры и юмора, играющих роль средств выражения авторской позиции М.М. Зощенко.
Задачи данной работы состоят в следующем:
Обратиться к литературным энциклопедическим словарям, с целью дать определение сатире и юмору;
Анализ языковых средств комизма в рассказах М.М. Зощенко, их роли в произведениях М.М. Зощенко;
Разобрать черты, присущие зощенковскому герою;
Исследовать специфику творческого стиля М.М. Зощенко;
Попытаться разобраться во взаимоотношениях, складывающихся в процессе повествований между рассказчиком как таковым и настоящим автором рассказов.

Содержание

Введение 4
1. Место юмора и сатиры в произведениях М. М. Зощенко 8
1.1. Специфика творческого стиля М. М. Зощенко 8
1.2. Авторская позиция М. М. Зощенко 14
1.3. Характер юмора и сатиры у М. М. Зощенко 29
Заключение 37
Список литературы 39

Прикрепленные файлы: 1 файл

сама курсовая.doc

— 200.00 Кб (Скачать документ)

В жизни Зощенко производил достаточно печальное впечатление, и его манией стала борьба с  этой вечной хандрой. Это была настоящая  болезнь, и его попытки излечиться едва ли производили менее тягостное впечатление, нежели сама его «угрюмость». Как вспоминает Чуковский, когда Зощенко хотел быть один, он заставлял себя идти к кому-нибудь в гости, принимать участие в веселье; когда ему хотелось тишины — он выбирал место, где ему не удастся побыть в тишине (в частности, он жил в комнате, за стеной которой сосед упражнялся на трубе). Зная об этом, имеешь некоторые предпосылки к тому, чтобы несколько по-иному рассматривать «Возвращённую молодость», произведение, в которое Зощенко вложил гораздо большую часть себя, переживаний личного характера, чем в какую-либо ещё из своих вещей. По крайней мере, так кажется со стороны.

Теперь обратимся к  рассказчику. Он всё ещё не представлен  отдельной, самостоятельной величиной, он всё время был задвигаем на второй план фигурой автора, которой было уделено больше внимания, нежели тому, кто практически постоянно закрывал собой автора на страницах его произведений и являлся его маской.

Итак, первая ипостась рассказчика — посредник. Это лицо, совершенно нейтральное по отношению к действию рассказа, а также к его персонажам. Именно в этой роли его роль как посредника между автором и читателем наиболее важна. Это, между прочим, вполне пушкинская традиция, в которой написаны «Повести Белкина». Рассказчик просто пересказывает некую историю, сценку, разговор, свидетелем которой он стал. Он может рассказывать что-то и с чужих слов, но безусловно важно одно — сам посредник никакого отношения к действию не имеет и участия в нём не принимает. Его роль заключается в том, чтобы рассказать читателю некую историю, от кого-то услышанную или лично им, посредником, наблюдавшуюся. Ярчайший пример — «Аристократка». Начинается она следующим образом: «Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать». Читатель не видит человека, дающего ему эту информацию. Очевидно, что это человек, в тот день сидевший рядом с Григорием Ивановичем, запомнивший его историю и решивший бесстрастно, не прерывая того и не вставляя своих замечаний, эту историю пересказать.

Следующий образ, в котором  предстаёт перед нами рассказчик, — это герой. Имеется в виду герой рассказа. В отличие от издателя, герой специализируется на пересказе  сценок из собственной жизни, на описании ситуаций, когда-либо происходивших с ним лично. Как в рассказе «Лимонад»: «Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало — так, приличия ради или славную компанию поддержать… Надо, — думаю, — в самом деле пить бросить. Взял и бросил. Не пью и не пью. Час не пью, два часа не пью». В этом рассказе первое лицо и настоящее время вполне оправданны, рассказ действительно стилизован под разговорную речь, он имеет форму монолога человека, рассказывающего о себе и о том, что с ним приключилось.

И наконец, последняя ипостась Зощенко, наиболее естественная для, если можно так выразиться, «классической» литературы. Это, пользуясь нашей терминологией, автор-писатель. Понимая несовершенство этого псевдолитературного термина, постараемся его пояснить. Мы уже обозначали такие понятия, как автор-посредник, автор-герой. Теперь — «писатель». Вот что имеется в виду.

Автор как таковой  — Михаил Михайлович Зощенко, на протяжении всего текста именующийся «автором», — главное составляющее словосочетаний, приведённых нами выше. Второе слово — это его роль, функция, социальный, точнее, литературный статус. Это более или менее понятно. «Автор-писатель» — сочетание, на первый взгляд лишённое смысла. Автор и писатель — это не слова одного смыслового ряда, это чуть ли не синонимы. Употребление их в словосочетании должно быть оправданно. И, на наш взгляд, оно оправданно. Для примера возьмём повесть «Сирень цветёт». Здесь Зощенко, поднаторевший в разного рода укрывательствах себя за чужими личинами, делает примерно то же самое. Только он уже не нейтральный посредник. Он не герой, принимающий в действии непосредственное участие. Он — наконец-то — сам автор. То есть сочинитель, писатель, сочинивший (и не пытающийся это скрыть) данную повесть. И это не всё. Есть ещё автор, наблюдающий за писателем и комментирующий его писания (критик?)… Своего рода раздвоение личности: один человек — М.М. Зощенко — берёт на себя функции и ответственность двоих людей и, как всегда было в его жизни, за двоих работает. То есть он, автор, пишет рассказ и придумывает персонаж. Персонаж этот — писатель, написавший то, что мы читаем (что на самом деле написал Зощенко). Но Зощенко — по-прежнему автор. Он в своём праве. И, пользуясь этим правом, он прерывает повествование, влезает в текст, написанный его вторым «я» — писателем, и с высоты своего — авторского — места (чтобы не сказать позиции) комментирует своё же произведение. Итак, «Сирень цветёт». «Автор признаётся, — сообщает Зощенко за своего героя-писателя, а фактически за самого себя, — что он не раз пробовал проникать в секрет художественного описания, в тот секрет, которым с такой лёгкостью владеют наши современные гиганты литературы». Таким образом, Зощенко рассказывает нам про своего героя или про себя самого — пишет о себе, о своей очередной маске… «Только пущай опытные литераторы-художники не будут слишком строги в оценке этих скромных упражнений, — ехидничает Зощенко, скрывая ехидство заступничеством своего героя-писателя (неопытного, начинающего). — Это нелёгкое занятие. Это тяжёлый труд». А это уже автор Зощенко — знающий, как это всё нелегко, умудрённый жизнью и опытом, — поучает тех, кто собрался громить литературные опыты начинающего писателя Зощенко. И Зощенко, говоря одновременно и за писателя, и за себя, осторожно сообщает о своём намерении «окунуться в высокую художественную литературу».

Тема автора, авторства  у Зощенко интересна именно своим  исполнением, раздвоенностью, как в  последнем случае, интересна своим  решением — скрыться за некоей маской, высоким уровнем пародии и  стилизации.

У Зощенко на литературу слоились достаточно определенные и твердые взгляды. Он был приверженцем реалистических литературных традиций. Он стоял за жизнеутверждающее искусство, показывающее гармоничного, сильного и красивого человека, пронизанного светлым мироощущением. Его обращение к сатире, к юмористическим рассказам было продиктовано необходимостью борьбы за такого человека. Разоблачение мещанства, пошлости, скудоумия, духовной нищеты стало главной целью его творчества. Идеология новой эпохи, которой противостояло новоявленное мещанство и обывательский быт, очень импонировала ему именно требованием оптимизма, повышенной жизнедеятельности во имя осуществления светлых идеалов.

Основной массив новеллистического  творчества, относящийся к 20-м гг., вызвал исключительно благоприятную реакцию со стороны поистине миллионного читателя, по праву считавшего его классиком юмористической литературы.

1.3. Характер юмора  и сатиры у М. М. Зощенко

 

Произведения, созданные  писателем в 20-е годы, были основаны на конкретных и весьма злободневных фактах, почерпнутых либо из непосредственных наблюдений, либо из многочисленных читательских писем. Тематика их пестра и разнообразна: беспорядки на транспорте и в общежитиях, гримасы быта, плесень, спесивое помпадурство и стелющееся лакейство и многое, многое другое. Часто рассказ строится в форме непринужденной беседы с читателем, а порою, когда недостатки приобретали особенно вопиющий характер, в голосе автора звучали откровенно публицистические ноты.

В цикле сатирических новелл М. Зощенко зло высмеивал цинично-расчетливых или сентиментально-задумчивых добытчиков индивидуального счастья, интеллигентных подлецов и хамов, показывал в истинном свете пошлых и никчемных людей, готовых на пути к устроению личного благополучия растоптать все подлинно человеческое («Матренища», «Гримаса нэпа», «Дама с цветами», «Няня», «Брак по расчету»).

В сатирических рассказах  Зощенко отсутствуют эффектные  приемы заострения авторской мысли. Они, как правило, лишены и острокомедийной  интриги. М. Зощенко выступал здесь сатириком нравов.

Комического эффекта  Зощенко часто достигал обыгрыванием слов и выражений, почерпнутых из речи малограмотного обывателя, с характерными для нее вульгаризмами, неправильными  грамматическими формами и синтаксическими конструкциями («плитуар», «окромя», «хресь», «етот», «в ем», «брунеточка», «вкапалась», «для скусу», «хучь плачь», «эта пудель», «животная бессловесная», «у плите» и т.д.).

Использовались и традиционные юмористические схемы, вошедшие в широкий обиход со времен «Сатирикона»: враг взяток, произносящий речь, в которой дает рецепты, как брать взятки («Речь, произнесенная на банкете»); противник многословия, сам на поверку оказывающийся любителем праздных и пустых разговоров («Американцы»); доктор, зашивающий часы «кастрюльного золота» в живот больному («Часы»).

Сначала Зощенко придумывал различные имена своим сказовым маскам (Синебрюхов, Курочкин, Гаврилыч), но позднее от этого отказался. Например, «Веселые рассказы», изданные от имени огородника Семена Семеновича Курочкина, впоследствии стали публиковаться вне прикрепленности к личности этого персонажа. Сказ стал сложнее, художественно многозначнее.

Круг действующих в  сатирических произведениях Зощенко  лиц предельно сужен, нет образа толпы, массы, зримо или незримо  присутствующего в юмористических новеллах. Темп развития сюжета замедлен, персонажи лишены того динамизма, который отличает героев других произведений писателя. Как ни странно, но в сатирических рассказах Зощенко почти отсутствуют шаржированные, гротескные ситуации, меньше комического и совсем нет веселого.

Однако основную стихию зощенковского творчества 20-х годов  составляет все  же юмористическое бытописание. Зощенко пишет о пьянстве, о жилищных делах, о неудачниках, обиженных судьбой.

Движение сюжета в  таком рассказе основано на постоянно ставящихся и комически разрешаемых противоречиях между «да» и «нет». Простодушно-наивный рассказчик уверяет всем тоном своего повествования, что именно так, как он делает, и следует оценивать изображаемое, а читатель либо догадывается, либо точно знает, что подобные оценки-характеристики неверны.   Это вечное борение между утверждением сказчика и читательским негативным восприятием описываемых событий сообщает особый динамизм зощенковскому рассказу, наполняет его тонкой и грустной иронией.

В таких маленьких шедеврах, как «На живца», «Аристократка», «Баня», «Нервные люди», «Научное явление» и других, автор как бы срезает различные социально-культурные пласты, добираясь до тех слоев, где гнездятся истоки равнодушия, бескультурья, пошлости.

Герой «Аристократки» увлекся одной особой в фильдекосовых чулках и шляпке. Пока он «как лицо официальное» наведывался в квартиру, а затем гулял по улице, испытывая неудобство оттого, что приходилось принимать даму под руку и «волочиться, что щука», все было относительно благополучно. Но стоило герою пригласить аристократку в театр, «она и развернула свою идеологию во всем объеме». Увидев в антракте пирожные, аристократка «подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет». Дама съела три пирожных и тянется за четвертым. «Тут ударила мне кровь в голову.

– Ложи, – говорю, –  взад!».

После этой кульминации  события развертываются лавинообразно, вовлекая в свою орбиту все большее  число действующих лиц. Как правило, в первой половине зощенковской новеллы представлены один - два, много – три персонажа. И только тогда, когда развитие сюжета проходит высшую точку, когда возникает потребность и необходимость типизировать описываемое явление, сатирически его заострить, появляется более или менее выписанная группа людей, порою толпа.

Так и в «Аристократке». Чем ближе к финалу, тем большее число лиц выводит автор на сцену. Сперва возникает фигура буфетчика, который на все уверения героя, жарко доказывающего, что съедено только три штуки, поскольку четвертое пирожное находится на блюде, «держится индифферентно».

«– Нету, – отвечает, – хотя оно и в блюде находится, но надкус на нем сделан и пальцем смято». Тут и любители-эксперты, одни из которых «говорят – надкус сделан, другие – нету». И, наконец, привлеченная скандалом толпа, которая смеется при виде незадачливого театрала, судорожно выворачивающего на ее глазах карманы со всевозможным барахлом.

В финале опять остаются только два действующих лица, окончательно выясняющих свои отношения. Диалогом между оскорбленной дамой и недовольным ее поведением героем завершается рассказ. «А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:

– Довольно свинство с  вашей стороны. Которые без денег  – не ездют с дамами.

А я говорю:

– Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение» [Зощенко, 1981, 60].

Как видим, обе стороны  обижены. Причем и та, и другая сторона  верит только в свою правду, будучи твердо убеждена, что не права именно противная сторона.

Суть эстетики Зощенко  в том и состоит, что писатель совмещает два плана (этический и культурно-исторический), показывая их деформацию, искажение в сознании и поведении сатирико-юмористических персонажей. На стыке истинного и ложного, реального и выдуманного и проскакивает комическая искра, возникает улыбка или раздается смех читателя.

Юмор Зощенко насквозь ироничен. Писатель называл свои рассказы: «Счастье», «Любовь», «Легкая жизнь», «Приятные встречи», «Честный гражданин», «Богатая жизнь», «Счастливое детство» и т.п. А речь в них шла о прямо противоположном тому, что было заявлено в заголовке. Это же можно сказать и о цикле «Сентиментальных повестей», в которых доминирующим началом стал трагикомизм обыденной жизни обывателя.

Господство пустяка, рабство  мелочей, комизм вздорного и нелепого – вот на что обращает внимание писатель в серии сентиментальных повестей. Однако много тут и нового, даже неожиданного для читателя, который знал Зощенко-новеллиста. В этом отношении особенно показательна повесть «О чем пел соловей».

Информация о работе Сатира и юмор как средство выражения авторской позиции в рассказах М.М. Зощенко