Внешнеполитическая концепция Мао Цзэдуна

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 07 Мая 2013 в 21:57, курсовая работа

Краткое описание

его внешняя политика

Прикрепленные файлы: 1 файл

курсовая.doc

— 244.00 Кб (Скачать документ)

В мае 1958 года по инициативе Мао Цзэдуна 2-я сессия VIII съезда компартии одобрила курс “трех красных знамен”:

– генеральная линия;

– большой скачок;

– народные коммуны.

"Напрягая все силы, стремясь вперед, строить социализм  больше, быстрее, лучше, экономичнее”, – так отныне стала звучать новая генеральная линия. Курс на поэтапное построение социализма был отброшен. Лю Шаоци, второй человек в партийно-государственной иерархии, на этой сессии подверг критике скептиков и маловеров, сомневающихся в правильности политики “большого скачка”.

Плановая комиссия пересматривает намеченные цифры производства стали по итогам пятилетки на 1962 год с 10,5 миллионов тонн до 80 миллионов тонн. Предполагалось произвести промышленной продукции в 6,5 раз больше, чем в 1938 году. Началось массовое сооружение базы “малой металлургии” – мелких кустарных доменных печей. “Три года упорного труда – десять тысяч лет счастья”, – вещала пропаганда.

Доктор Ли, сопровождавший Мао Цзэдуна во время поездки  в провинцию Аньхой, описывал свои впечатления от самодельных доменных печей, которые они тогда впервые  увидели:

– Домна была сложена из кирпича с использованием цементного раствора и имела высоту около пяти метров. Находилась она прямо во дворе здания партийного комитета провинции. Плавка была в полном разгаре, и в раскаленном жерле печи можно было различить хозяйственные поделки из стали – кастрюли, сковородки, дверные ручки и даже лопаты. Цзэн, первый секретарь провинции, горячо доказывал вождю, что из этого лома после переплавки получится отличная сталь. Затем он взял огромные щипцы, поднял с земли пышущий жаром бесформенный кусок металла, только что вынутый из печи, и с гордостью показал Мао. Я так никогда и не узнал, кому принадлежала идея создания самодельных доменных и мартеновских печей. Логика “гениальных” новаторов была проста – зачем тратить огромные средства на строительство современных сталелитейных заводов, если можно, исхитрившись, варить сталь в каждом дворе. Увиденное потрясло меня своей бессмысленностью.

На расширенном заседании  политбюро в Бэйдайхэ в августе 1958 года Мао Цзэдун настоял на принятии решения о создании по всей стране народных коммун. В нем утверждалось, что народные коммуны позволят значительно ускорить экономическое развитие страны. По сути дела, вырисовывалась перспектива превращения всего Китая в одну большую военизированную коммуну, где осуществляется система натурального, уравнительного снабжения питанием и одеждой на уровне удовлетворения элементарных потребностей. Мао говорил: “Если сделать безденежным питание, то это приведет к огромным переменам. Примерно в течение десяти лет продукция станет весьма обильной, а мораль – необычайно высокой, и мы сможем осуществить коммунизм, начиная с питания и одежды”.

Народная коммуна рассматривалась  как ведущая форма организации  производства и населения как  в деревне, так и в городе. Уже  через полтора месяца после принятия августовского решения в газетах появились сообщения, что практически все крестьянство – более 500 миллионов человек – вступили в коммуны. Начинался очередной социальный эксперимент Великого кормчего. Мао незадолго до этого писал в журнале “Хунци”: “Очевидной особенностью шестисотмиллионного китайского народа, помимо прочих, являются его бедность и то, что он представляет собой чистый лист бумаги. На первый взгляд, это плохо, но на самом деле – хорошо. Бедность заставляет стремиться к переменам, действовать, совершать революцию. На чистом листе бумаги ничего нет и на нем можно писать самые новые, самые красивые слова, рисовать самые новые, самые красивые картины”.

Исполнители на местах, истово выполняя указания Великого кормчего, не только осуществили “коммунизацию” села за полтора месяца, но и стали обобществлять личную собственность крестьян, военизировать их труд и быт. В конце 1959 года коммуны стали возникать и в городах. “Весь Пекин охватила паника, – пишет Ли Чжисуй. – По столице поползли слухи, что вождь планирует в скором времени создать народные коммуны в городах. Все со страхом ожидали конфискации личного имущества государством. Столица превратилась в гигантский вещевой рынок. Люди продавали драгоценности, дорогие вещи и старинную мебель в надежде сохранить хоть наличные деньги, когда все их имущество будет передано в собственность коммуны”.

Крестьян объединяли в военизированные бригады и  направляли то на полевые работы, то на строительство дамб и плотин. Вместо работы на предприятиях люди выплавляли металл в доменных печах, сооруженных прямо во дворах домов. Власти подстегивали народ с помощью идеологической обработки и административного нажима, вынуждая его трудиться на износ ради грядущего “экономического чуда”. “За одну ночь можно достичь такого результата, что он превзойдет то, что сделано за тысячелетия, – говорилось в газетах. – Большой скачок открыл новую историческую эпоху, свидетельствующую о том, что Китай обгоняет Советский Союз в переходе к коммунизму”. А в это время в СССР Никита Хрущев “догонял и обгонял” Америку.

Вскоре выяснилось, что  страна не в состоянии не только повышать производство, но и удержать его на прежнем уровне. В политику “большого скачка” начинают вносить  коррективы. Уже в декабре 1958 года на пленуме ЦК партии было заявлено, что переход к коммунизму представляет собой длительный и сложный процесс и перепрыгнуть через этап социализма невозможно. Были осуждены “перегибы” на местах при создании народных коммун.

Весной 1959 года во многих провинциях страны начался голод. По Китаю прокатилась волна крестьянских выступлений. В апреле того же года на пленуме ЦК КПК вновь рассматривались вопросы “упорядочения” в деятельности народных коммун. Кризис политики “большого скачка и народных коммун” особенно остро проявился летом 1959 года на совещании высших руководящих кадров партии в Лушане. Мао там заявил:

– Я не претендую на авторство идеи создания народных коммун, я только внес предложение о них. Я виновен в двух преступлениях. Я призывал к массовой выплавке 10,7 миллионов тонн стали, и если вы одобряли это, то можете разделить со мной часть вины. Весь мир против опыта народных коммун. Может быть, мы потерпели полное поражение? Нет, мы потерпели только частичное поражение, раздули поветрие коммунизма, что послужило уроком для всей страны.

В центре внимания этого  совещания оказался маршал Пэн Дэхуай, бывший в то время министром обороны, который направил Мао письмо, возлагающее  ответственность за последствия  “большого скачка” на Великого кормчего. Мао расценил это письмо как прямой вызов своему авторитету и всевластию. В ходе ожесточенной внутренней борьбы маршал потерпел поражение и вынужден был уйти в отставку, хотя и остался членом Политбюро КПК. Позднее, в декабре 1966 года он будет арестован хунвэйбинами, а в 1974 – скончается.

Последствия “большого  скачка” были исключительно тяжелыми. В течение трех самых трудных  лет (1959 – 1961) смертность возросла на много  миллионов, а рождаемость резко  снизилась. Западные демографы вычислили  число потерь в 20 – 30 миллионов человеческих жизней. Ситуацию осложнили стихийные бедствия и ухудшившиеся отношения с Советским Союзом, который отозвал своих специалистов. Катастрофа “большого скачка” нанесла серьезный удар по престижу вождя. Он даже вынужден был поступиться частью власти и ушел с поста Председателя республики. В апреле 1959 года эту должность занял Лю Шаоци.

Новым ударом для Мао  стал IX пленум ЦК КПК, принявший курс на урегулирование народного хозяйства. По свидетельству Ли Чжисуя, после  него Мао впал в депрессию и вновь стал предаваться любовным утехам. Это было для него чем-то вроде разрядки после политических баталий. Доктор Ли пишет:

"Для молодых женщин, которых Мао выбирал, обслуживать  его, угождать любому его желанию  было ни с чем не сравнимой  честью. Каждый, кто работал для Мао, тщательно изучался, женщины не были исключением. Осторожное исследование гарантировало, что они полны благоговения, восторга и восхищения председателем. Все они – потомки нищих крестьян, все из семей, обязанных своим благосостоянием коммунистической партии. Мао для них – мессия, спаситель. Наложницы Мао никогда не любили его в обычном, житейском смысле слова. Они любили его скорее как своего великого вождя, как учителя и спасителя. Одна из девиц, описывая сексуальную удаль Мао, заметила: “Он велик во всем!”.

В шестьдесят семь лет  Мао уже прошел границу возраста, когда сексуальная активность у  мужчины затухает. Но именно тогда  он стал сторонником даосской сексуальной  практики, которая считала, что секс не только удовольствие, он необходим для продления жизни. Наибольшее удовлетворение Мао испытывал, если несколько молодых женщин разделяли с ним постель одновременно.

В начале 60-х годов  на первый план все более явно выдвигаются  Председатель КНР Лю Шаоци и Генеральный  секретарь партии Дэн Сяопин. Большим влиянием пользовался также министр обороны маршал Линь Бяо. По этому поводу американский исследователь Пол Джонсон замечает, что Мао никогда не имел верховной и единоличной власти, подобно Гитлеру или Сталину, другим диктаторам XX века. Причины этого – неподдающиеся решению китайские проблемы, отсутствие современных коммуникаций, а также отсутствие таких масштабных аппаратов террора, как гестапо или НКВД – КГБ. Развивая эту мысль, добавим, что обожествление Мао, нарастающее из десятилетия в десятилетие, полностью компенсировало существующие политические ограничения его всевластия вроде “коллективного руководства”.

Однако Мао Цзэдун не собирался ни с кем делиться полнотой своей власти. Осенью 1962 года он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы вновь выдвинуть лозунг: “Не забывать о классовой борьбе!” Это соответствовало известному сталинскому положению об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Цель та же – расправиться с противниками в партии. Государственный и партийный аппарат понемногу выходит из-под контроля Великого кормчего, однако есть армия, где властвует его верный последователь маршал Линь Бяо. И начинается кампания за превращение армии в “школу идей Мао”.

Первые шаги в этом направлении были предприняты еще в 1960 году, когда Военный совет ЦК КПК принял постановление “Об усилении идейно-политической работы в армии”. В нем говорилось:

"Главным содержанием  теоретической учебы всех кадровых  работников должны стать произведения  Мао Цзэдуна. Основным предметом  военного обучения и политической подготовки в воинских частях, академиях и училищах должны стать труды Мао Цзэдуна. Следует целиком перестроить военную и политическую подготовку, изъяв из учебных пособий все разделы, которые не соответствуют идеям Мао Цзэдуна”.

На рубеже 50 – 60-х годов  стала нарастать напряженность  во взаимоотношениях между Китаем и  СССР. Во многом это был конфликт двух партий-монстров: КПК и КПСС. С началом политики большого скачка и народных коммун в Китае все  чаще критиковали советский опыт. Китайские руководители со злорадством говорили, что “родина Октября” топчется на месте, а мы вырвались вперед и идем к коммунизму. Специалистов из СССР стали критиковать за “техническую отсталость и ретроградство”. Китайские лидеры были также недовольны сближением Н.С. Хрущева с США и его политикой разрядки.

В опубликованных к 90-летию  со дня рождения В.И. Ленина статьях  китайская партийная печать критиковала  некоторые положения из декларации совещания коммунистических партий 1957 года, хотя под ней стояла и подпись КПК. Две “братские” партии все чаще начинают обмениваться взаимными обвинениями. Хрущев был всем этим крайне раздражен и в июле 1960 года отозвал всех советских специалистов из Китая.

Существенное значение в обострении взаимоотношений играло и то обстоятельство, что Мао Цзэдун не принял идеи коммунистов из Москвы о мирном сосуществовании. Он считал неизбежной и даже желательной мировую войну. Выступая в Москве в 1957 году, Мао говорил: “Если половина человечества будет уничтожена в ходе войны, то останется еще половина. Зато империализм будет полностью уничтожен, и во всем мире будет лишь социализм”.

Притязания Мао Цзэдуна  нарастали прямо пропорционально  укреплению его влияния и власти. Так, для него стало совершенно очевидным, что “центр мировой революции” переместился в Китай. Следуя примеру своего уже скончавшегося кумира, он в 1960 году делает заметки к учебнику политэкономии и пишет: “В начале XX века центр революции переместился в Россию, родился ленинизм, представляющий собой результат дальнейшего развития марксизма. В середине XX века центр мировой революции переместился в Китай”. Эти свои мысли он обставлял весьма своеобразно, сравнивая “революционность” Запада и Востока: “Сейчас у Маркса много дел на Востоке, он не может вернуться на Запад, и поэтому революция у них не может успешно завершиться. Сейчас в политическом отношении Азия более прогрессивна, чем Англия и Америка, так как азиаты живут намного хуже, чем англичане и американцы. Сейчас именно Восток прогрессивный, а Запад – отсталый. Пройдет несколько десятилетий – наши восточные государства разбогатеют, а жизненный уровень на Западе – понизится, и тогда народ там станет прогрессивным”.

Чтобы удержаться у кормила  власти, в первой половине 60-х годов  Мао и его сподвижники начинают все больше раздувать культ Вождя. Ведущую роль при этом начинают играть массовые политико-идеологические кампании. В мае 1964 года увидело свет первое издание “Цитат из председателя Мао” – маленькая, величиной с ладонь, книга в красном переплете, заполненная афоризмами, извлеченными из речей и трудов Мао Цзэдуна. Страна занялась “политической учебой”. Люди читали цитатник Великого кормчего, заучивали его мысли и лозунги.

Между тем внутриполитическая обстановка становилась все более  угрожающей для Мао. Лю Шаоци и Дэн Сяопин все активнее выходили на первый план. Однако интриги и политические хитросплетения, которыми отличался “высший эшелон” КПК, приучили Мао к актерству. Он умело скрывал свое стремление к абсолютной власти и готовил новую политико-идеологическую кампанию.

Информация о работе Внешнеполитическая концепция Мао Цзэдуна