Искусство и культура в конце XIX и начале XX веков; футуризм, дадаизм, сюрреализм, абстрактное искусство и другие

• Дадаизм

Дада проявляется только в актах насилия. Дада – это совсем не модерн.

Дада это скорее возвращение к буддистской религии всеобщего безразличия.

 Основания  Дада лежали не в искусстве, но в отвращении Все, что человек видит, ложно.

 ДАДА против  высоких цен на жилье.  ДАДА  – общество с ограниченной  ответственностью для эксплуатации  идей.  У ДАДА есть 391 точек зрения  и цветов в соответствии с  полом президента.

 Дада меняется – утверждается – говорит противоположностями – неважно – кричит – идет рыбачить.  Дада – это хамелеон непрерывной эгоистичной смены цвета.

 Дада против будущего. Дада умер.

Дада абсурден. Да здравствует Дада.

 Дада это не литературная школа (вой).

— Тристан Тцара

Дадаизм ‒ сложившееся в годы войны художественное и литературное направление, имеющее своей целью разрушение буржуазной культуры и дискредитирование мещанских нравов. На место отрицаемого дадаизм  ставит анархическую инициативу индивидуума, ничем не связанного в повседневной жизни и в искусстве. [«Дадаист является наиболее свободным человеком на земном шаре». «Кто живет для сегодняшнего дня — вечно живет» (Р. Гюльзенбек). «Я против всякой системы. Наиболее приемлемая система ‒ не иметь никакой системы» (Т. Цара)]. Анархический бунт дадаистов против «всего» представляет собою одну из крайних форм образного выражения негодования и социальной беспомощности мелкобуржуазной интеллигенции и богемы перед лицом империалистической войны и ее социальных последствий. Об этом говорят как возникновение, так и программа и практика дадаизма.

Как школа  дадаизм  оформился в 1916, в. нейтральной Швейцарии. Первые деятели дадаизма ‒ Тристан Цара (поэт; румын) (приложение 48), Рихард Хюльзенбек (поэт; немец) (приложение 49), Хуго Балль (организатор дадаистов) (приложение 50), Ханс Арп (художник; немец) (приложение 51), М. Янко (художник; румын) (приложение 52). «Все они были выброшены за границы своей родины войной и все они в одинаковой мере были пропитаны бешеной ненавистью к правительствам своих стран», — говорит Хюльзенбек. дадаизм  возник как искусство кабаре («Cabaret Voltaire»), потом перешел в литературу («Publications du Cabaret Voltaire» — «Публикации кабаре Вольтер», 1916; Huelsenbeck R., Die phantastischen Geleite, 1916; Tzara T., La première aventure céleste de Mr. Antipirine — «Первое небесное приключение г‒на Антипирина», 1916, журнал «Dada») и в изоискусство (первая выставка дадаистов в 1917). Беженцы в нейтральной Швейцарии сначала просто веселились, потом показывали злые и весьма циничные гримасы всему обществу, которому были обязаны войной, оторвавшей их от родины. Они делали тоже самое, что делалось в их отечественных кафе‒шантанах и кабаре, только выступления их были лишены патриотической сентиментальности, были более острыми; дадаисты доводили до конца, до крайних выводов, футуризм и экспрессионизм, сторонниками которых они раньше являлись. Уже в Швейцарии наметились два различных направления внутри самого дадаизма: «Абсолютный дада» — группа Цара и впоследствии французских и голландских дадаистов, идеалом которых была «статическая» и «симультанистическая» поэзия и «абсолютное искусство»; 2. «Политический дада» — группа Хюльзенбека, а затем и немецких дадаистов, для которых дадаизм — «это наиболее релятивистическое, антибуржуазно-антикапиталистическое, активистское мировоззрение политически мыслящих людей, для которых искусство является только ничтожной деталью мировой картины и которые должны постоянно восставать против искусства, пока оно в буржуазном обществе остается товарной ценностью» (Хюльзенбек).²

Первая группа после окончания войны переселилась во Францию, где к ней временно примкнули худ. Пикабиа (приложение 53), поэты Б. Сандрар (приложение 54), Ж. Кокто (приложение 55), А. Бретон (приложение 56), Л. Арагон (приложение 57) и др. Группа разложилась примерно в 1923—1924, когда часть «абсолютных дадаистов» перешла к «сверхреалистам». Хюльзенбек вернулся в Германию в 1917, где и образовалась группа «политических дадаистов» [из поэтов в нее вошли: Р. Гаусман, И. Баадер, В. Меринг, а из художников — Г. Гросс и Гартфильд (Герцфельд)]. Но свою работу она развернула только по окончании войны, когда часть группы (Гросс и Гартфильд), особенно заострив свою антибуржуазную позицию, открыто высказалась за пролетарскую революцию (издательство дадаистов «Malik‒Verlag» стало печатать и не‒дадаистические работы революционных писателей, потом целиком перешло на службу революции: Гросс и Гартфильд, отказавшись от Д., приняли точку зрения революционного пролетариата). «Политичность» остальных дадаистов выражалась в том, что они, на словах признавая борьбу пролетариата, на деле издевались над идеями революции, так же как они издевались над идеалами буржуазии и мещанства. Эти «принципиальные» дадаисты вернулись, как и их французские единомышленники, к той же гедонистической лит‒ре, к‒рую они в свое время отрицали. «Абсолютный Д.» в Германии представлял художник‒поэт К. Швиттерс, «изобретатель» «мерзизма» и «последовательной поэзии». Хотя в 1920—1922, в период расцвета Д., дадаистов было много во всех европейских странах, но вне Франции и Германии дадаисты сумели организовать школу только в Голландии (группа «Мекано», Бонсет, Бломфильд, Цитроэн и др.). В Италии к дадаизму примыкали большие художники, главным образом футуристы, как например Кирико, Прамколини и др.

Дадаизм стремится к абсолютному освобождению словесного материала от всяких религиозных, философских, этических и т. п. ассоциаций, к тому, чтобы словом можно было бы пользоваться как самостоятельной «вещью», как звуковым комплексом. Отсюда, с одной стороны, та форма «симультанистической поэзии» Цара (poème simultané), которая рассчитана на многоголосую декламацию и в к‒рой словесный материал должен заменять оркестровые инструменты, а с другой стороны — форма так наз. «негритянской» и «маорийской» поэзии, где стихотворение слагается из комбинаций уже существующих и тут же придуманных слов. Последняя форма давала возможность осуществить требование об уничтожении в поэзии ассоциативных образов. «Слова, — говорит Гюльзенбек, — должны остаться сферическими образами, замкнутыми в себе, маленькими мирами, имеющими свою собственную жизнь, свои собственные законы». Там, где провести это основное требование оказалось невозможным (особенно в прозе) и где поэт должен был пользоваться словарем родного яз., дадаисты продолжали традиции футуристов — «эпатировали буржуа». Эпатирование имело несколько приемов, наиболее характерные из которых: Поэт обращается к читателю или к публике не как поэт, а как не стесняющееся в выражениях частное лицо, напр.: «Прежде чем снизойти до вас, прежде чем поломать ваши гнилые кости... прежде чем испортить ваш вкус к красоте, сахару, перцу, философии и метафизически‒математически‒лирическому винегрету... нужно принять антисептическую ванну», — обращается к публике французский дадаист Рибмон‒Дессэнь и заканчивает: «Adieu, mon ami!» (До свиданья, друг мой). Этим приемом уничтожается всякая поэтичность, сентиментальность, патетичность, т. е. все то, что дадаист ненавидел в поэзии. 2. Дадаист выдвигает какое- нибудь положение, но сейчас же, в той же фразе, отрицает как это положение, так и отрицание его. «Надо быть достаточно дадаистом, чтобы по отношению к своему собственному дадаизму суметь занять дадаистическую позицию» (Гюльзенбек). «Я пишу манифест и ничего не хочу, все же скажу кое- что, хотя я принципиально против всяких манифестов и против всякой принципиальности» (Цара). 3. Третий прием доводит до алогичного конца симультанизм футуристов и французских урбанистов: поэт не только связывает фразы, которые сообщают о фактах и явлениях, совершившихся одновременно в разных местах и при различных обстоятельствах, но составляющих в конце концов единый образ; дадаист ради неожиданности сочетает и ничего общего между собой не имеющие фразы, стараясь быть в пределах каждой из них наиболее «оригинальным» и фантастичным. 4. Четвертый прием — с точки зрения содержания наиболее характерный для дадаизма — это циничность. В своей «борьбе» против мещанской псевдонравственности и лжестыдливости дадаисты пользуются образами и формулами, которые своей насыщенностью, близкой к патологичности, далеко превосходят эротизм любого гедониста в искусстве. Правда, чувственность в дадаистической литературе не изысканная, она имеет дерзкие и наглые формы, однако эротическая изысканность полностью не уничтожается, а только получает другое, более откровенное выражение. Дадаистическая поэзия пользуется свободным стихом, которому свойственна широкая ритмичность футуристов или нервозная раздробленность экспрессионистов. Дадаисты, особенно немецкие, нередко пользовались типографским акцентированием стиха, применяя в одном и том же стихотворении разные типы шрифтов и заверстывая текст в разных, геометрических и «живописных» формах. Отсюда возникла в дадаистической поэзии так наз. «поэма -картина», где типографский набор создает определенный зрительный образ.

В изобразительном искусстве наиболее распространенной формой творчества дадаистов  был коллаж — технический приём создания произведения из определённым образом скомпонованных и наклеенных на плоскую основу (холст, картон, бумагу) кусочков разнообразных материалов: бумаги, ткани и т. д. В дадаизме можно выделить три ветви развития коллажа: цюрихский «случайный» коллаж, берлинский манифестационный коллаж и кёльнско-ганноверский поэтический коллаж.

Коллаж в Цюрихе. В Цюрихе дадаисты делали упор на случайность коллажа, произвольность комбинирования элементов. Например, Ханс Арп создавал свои коллажи, в случайном порядке высыпая на лист картона четырехугольники из цветной бумаги и приклеивая их так, как они легли. Тристан Тцара предлагал разрезать газету на слова и вслепую доставать их из сумки, чтобы составить стихотворение (таким образом, использование коллажного принципа не является прерогативой только изобразительного искусства, но мигрирует в поэзию). О случайности в поэтических произведениях Арпа литературовед Клаус Шуман писал: «Она [случайность] высвобождает силы, которые сознательно используются антихудожественно и должны главным образом свести ad absurdum все, что обычно ассоциируется с искусством: эстетическую форму, законы композиции, размер и стиль». «Созданные по законам случая» коллажи Арпа скупы в формальном отношении, тяготеют к абстракции и содержательно замкнуты на процесс своего создания.

Коллаж в Берлине. Коллаж берлинских дадаистов многосоставен, визуально насыщен и зачастую носит ярко выраженный политический, протестный заряд. Художник Георг Гросс утверждал, что коллаждает возможность выразить в зрительной форме то, что было бы запрещено цензурой, будь оно сказано словами. В берлинском коллаже активно используются фрагменты фотографий, и художники настаивают на термине «фотомонтаж», чтобы подчеркнуть отличие своих работ от «живописного» кубистского коллажа. Себя они именуют «фотомонтажниками», проводя параллель с рабочими промышленных предприятий и снижая пафос фигуры творца.

Главное отличие берлинского дадаизма от цюрихского было сформулировано художником Раулем Хаусманом следующим образом: «В Швейцарии дада был скорее „артистической игрой“, в то время как Берлин вынужден был непосредственно выступать против конфликтов, вызванных войной и позднее распространением большевизма».³ Первая мировая война, не коснувшаяся Швейцарии, принесла в Берлин голод и смуту. Отречение от престола кайзера Вильгельма II, Ноябрьская революция, в ходе которой Берлин стал ареной уличных боев между различными политическими группами, убийство коммунистов Карла Либкнехта и Розы Люксембург, установление Веймарской республики — вот тот кипящий котел событий, произошедших в течение всего двух лет (1918—1919 гг.), в котором варились участники берлинского Клуба Дада: Хюльзенбек, Хаусман, Гросс, Виланд Херцфельде и его брат Джон Хартфилд, Ханна Хёх, Иоганнес Баадер. Вся группа отстаивала радикально левые взгляды, выступала яростным противником буржуазной республики Эберта и Шейдермана, однако только двое: Георг Гросс и Хартфилд — вступили в Коммунистическую партию Германии, созданную в 1918 году. Поддерживая идею радикальных перемен в политике, группа настаивала и на радикальных переменах в искусстве: на смену индивидуалистическому искусству, замкнутому в башне из слоновой кости, должно было прийти открытое действительности искусство, в котором художник «ликвидирует в себе свои собственные, самые личностные тенденции». Все индивидуальное признавалось ложным, наносным, выспренним. Была артикулирована необходимость отказаться от этой лжи в пользу подлинной объективности, необходимость дать голос самой реальности, и для этого как нельзя лучше подходила коллажная техника. В результате применения ее к фотографии, признаваемой дададистами за ее достоверность и беспристрастность «оправданной образной формой передачи информации», рождается фотомонтаж — искусство, в котором фотографический материал переживает метаморфозу, показывающую, как в процессе разрушения действительность чудесным образом возрождается в новом продукте. Фотомонтаж также считается формой передачи информации, но более сложной и содержательной, так как в отличие от фотографии, представляющей собой один кадр, коллаж может вместить множество кадров, не развернутых во времени, как в кино, а опространствленных. Будучи способным воздействовать моментально и прямо, не требуя «вчувствования», этот метод, как пишет Рауль Хаусман, «обладал пропагандистской силой, эксплуатировать которую у их современников не хватало смелости».

Коллаж в Ганновере  и Кёльне. Третья интенция — наделение коллажа свойствами поэтического произведения — реализуется в кёльнских произведениях Макса Эрнста, а также в мерц-картинах Курта Швиттерса, работавшего в Ганновере. Хотя стиль этих художников несхож, их роднит то, что оба понимают коллаж как явление, близкое поэзии. Так, Курт Швиттерс писал: «В поэзии слово противопоставляется слову, здесь же [в мерц-коллаже или ассамбляже] Faktor противопоставляется Faktor’у, материал — материалу» . В свою очередь Макс Эрнст определяет коллаж следующим образом: «…техника коллажа есть систематическая эксплуатация случайного или искусственно спровоцированного соединения двух или более чужеродных реальностей в явно неподходящей для них среде, и искра поэзии, которая вспыхивает при приближении этих реальностей».⁴

• Сюрреализм

Сюрреали́зм (фр. surréalisme — сверхреализм) — направление в искусстве, сформировавшееся к началу 1920-х во Франции. Отличается использованием аллюзий и парадоксальных сочетаний форм.

Основателем и идеологом сюрреализма  считается писатель и поэт Андре Бретон. Под заголовком «сюрреалистическая драма» обозначил в 1917 году одну из своих пьес Гийом Аполлинер. Одними из величайших представителей сюрреализма в живописи стали Сальвадор Дали, Макс Эрнст и Рене Магритт. Наиболее яркими представителями сюрреализма в кинематографе считаются Луис Бунюэль, Жан Кокто, Ян Шванкмайер и Дэвид Линч. Сюрреализм в фотографии получил признание благодаря пионерским работам Филиппа Халсмана.

Основное понятие сюрреализма, сюрреальность - совмещение сна и реальности. Для этого сюрреалисты предлагали абсурдное, противоречивое сочетание натуралистических образов посредством коллажа и технологии «ready-made». Сюрреалисты были вдохновлены радикальной левой идеологией, однако революцию они предлагали начать со своего сознания. Искусство мыслилось ими основным инструментом освобождения.

Это направление сложилось под  большим влиянием теории психоанализа Фрейда (правда, не все сюрреалисты увлекались психоанализом, например, Рене Магритт относился к нему весьма скептически). Первейшей целью сюрреалистов было духовное возвышение и отделение духа от материального. Одними из важнейших ценностей являлись свобода, а также иррациональность.

Сюрреализм коренился в символизме и первоначально был подвержен влиянию таких художников-символистов, как Гюстав Моро (фр. Gustave Moreau) и Одилон Редон.

Сюрреалисты выполняли свои работы без оглядки на рациональную эстетику, используя фантасмагорические формы. Они работали с такими тематиками, как эротика, ирония, магия и подсознание.

Нередко сюрреалисты выполняли  свои работы под воздействием гипноза, алкоголя, наркотиков или голода, ради того, чтобы достичь глубин своего подсознания. Они провозглашали неконтролируемое создание текстов — автоматическое письмо. Одной из техник сюрреализма была, изобретённая Вольфгангом Пааленом (Wolfgang Paalen), фьюмаж.

Однако хаотичность образов порой уступала место их большей продуманности, и сюрреальность становилась не просто самоцелью, но обдуманным методом высказывания идей, стремящихся разорвать обыденные представления (пример тому — зрелые работы классика сюрреализма Рене Магритта). Такая ситуация хорошо видна в кинематографе, продолжившем традиции сюрреализма, потерявшие со временем свежесть в живописи и литературе. Примеры — картины Луиса Бунюэля, Дэвида Линча, Яна Шванкмайера.

Весной 1917 года Гийом Аполлинер придумал и впервые употребил термин «сюрреализм» в своём манифесте «Новый дух», написанном к скандально нашумевшему балету «Парад». Этот балет был совместной работой композитора Эрика Сати, художника Пабло Пикассо, сценариста Жана Кокто, и балетмейстера Леонида Мясина: «В этом новом союзе ныне создаются декорации и костюмы, с одной стороны, и хореография — c другой, и никаких фиктивных наложений не происходит. В „Параде“, как в виде сверхреализма (сюрреализма), я вижу исходную точку для целого ряда новых достижений этого Нового духа».

Хотя центром сюрреализма был Париж, с 1920 по 60-е годы он распространился по всей Европе, Северной и Южной Америке (включая страны Карибского бассейна), по Африке, Азии, а в 80-х годах и по Австралии.

Наиболее значительным вкладом  в Золотой век сюрреализма  является первый Манифест сюрреализма 1924 года, созданный Андре Бретоном. Пятью годами ранее Бретон и Филипп Супо написали первый «автоматический» текст, книгу «Магнитные поля». К декабрю 1924 года началось издание «Сюрреалистическая революция» под редакцией Пьера Навиля, Бенжамена Пере и, позже, Бретона. Кроме того, в Париже начало работу Бюро сюрреалистических исследований. В 1926 году Луи Арагон написал книгу «Парижский крестьянин». Многие из популярных художников в Париже в 20-е и 30-е годы были сюрреалистами, в том числе Рене Магритт, Макс Эрнст, Сальвадор Дали, Альберто Джакометти, Валентина Гюго, Мерет Оппенгейм, Ман Рэй, Туайен, Ив Танги, Виктор Браунер, Роберто Матта и многие другие. Хотя Бретон искренне восхищается Пабло Пикассо и Марселем Дюшаном и призывает их присоединиться к движению, они держатся от сюрреалистов на некотором расстоянии, хотя и не избегают их влияния.