Философские идеи Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского

С.Л. Франк, отыскивая условия  возможности интуиции, то есть созерцания предмета в подлиннике, развивает  иное учение, чем то, которое разрабатывает  Н.О. Лосский. Согласно учению Франка, всякое определенное бытие укоренено в  Абсолютном, которое он понимает как  Всеединство, и именно как «единство  единства и множества», вне которого нет ничего. Исходя из слитости всего  бытия в Абсолютном как Всеединстве, Франк следующим образом решает загадку направленности сознания на бытие, независимое от него: предмет  до всякого нашего знания о нем  близок нам «совершенно непосредственно, в качестве самоочевидного и неустранимого  бытия вообще, которое мы ближайшим  образом не «знаем», а есмы, т. е. с которым мы слиты не через посредство сознания, а в самом нашем бытии». Раньше всякого нашего сознания и знания он уже «имеется у нас и при нас».

Метафизические учения о  строении мира и отношении мира к  Абсолютному (к Богу), развиваемые  Н.О. Лосским в книге «Мир как  органическое целое», значительно отличаются от учений С.Л. Франка.  Сверхмировое начало, полагает Лосский, не есть Всеединство: Оно не содержит в себе мировую  множественность, сотворенную им; вследствие совершенной своей несоизмеримости  с миром и неоднородности с  ним. Оно нисколько не ограничивается и не умаляется относительным  внебытием мира. Однако, как бы ни были велики различия между учениями Франка и Лосского, оба они признают органическое единство мира, интимную внутреннюю связь между частями  его как условие возможности  интуиции. У других представителей русской философии, у В.С. Соловьева, у С. и Е. Трубецких учение об интуиции также связано с органическим мировоззрением. То же самое мы находим  у философов прежних веков: у  Шеллинга, например, природа, как предмет  интеллектуальной интуиции, есть органическое целое; точно так же у Гегеля мир, как предмет интуиции,  есть органическое целое.

Таким образом, интуитивизм  С.Л. Франка берет свое начало от интуитивистских  идей Н.О. Лосского, но содержательное наполнение понятия интуиции и характер его обоснования различны.

Иррационализм Л.Шестова

Темы философствования Шестова  чрезвычайно широки. Самое замечательное  и характерное в его творчестве - это необычайно острая борьба с  системой секуляризма, с безрелигиозной и антирелигиозной философией нового времени. Творчество Шестова - яркое  свидетельство того, что проблема секуляризма действительно была основополагающей в развитии русской  мысли. Шестов не оставил теоретически разработанной системы, содержащей ясно выраженные гносеологические, онтологические и другие аспекты философского учения. Его идейно-философское наследие запечатлено по большей части в форме философских эссе - своеобразных опытов "хождения по душам" его излюбленных мыслителей и героев - Достоевского, Ницше, Толстого, Чехова, Сократа, Авраама, Иова, Паскаля, позже - Кьеркегора. Он полемизировал с Бердяевым и Гуссерлем.

Философские воззрения Л. Шестова  в силу их сугубой иррациональности и парадоксальности трудно подвести под какое-то общее определение. Мастер афористического философствования, ниспровергатель авторитетов мировой  философской мысли, сторонник философии "абсурда" и "трагедии", "апофеоза беспочвенности" и декаданса, "из которого нет и не может быть выхода", он занимает совершенно особое место в русской религиозной философии ХХ века. Философия Шестова - идеализм экзистенционального типа. В нем глубоко скрытые метафизические тревоги выливаются в такое философствование и такую духовную борьбу, которая подчиняет и одновременно воплощает в себе все жизненные проявления человека.

Шестов с юных лет впитал в  себя различные достижения европейской  культуры, и эти движения очень  глубоко срастались с внутренними  исканиями. Может быть, поэтому критика  культуры превращалась у Шестова  в борьбу с самим собой. Недаром  Бердяев характеризовал Шестова  как человека, который "философствовал всем своим существом, для которого философия была не академической  специальностью, а делом жизни  и смерти". По мнению В. Зеньковского, в основу философии Шестова можно  поставить экзистенциально окрашенный иррационализм. Однако, если внимательно вжиться в мир Шестова, то станет ясно, что над этим вторичным миром возвышается первичный - религиозный мир. Сам Шестов однажды написал: "Всем можно пожертвовать, чтобы найти Бога". К сожалению, его религиозный мир слишком мало известен, чтобы составить впечатления о содержании его верований.

Размышляя о задачах философии, Шестов встает на позицию отрицания  традиционного понимания философии. Он замечает, что власть идей - всепроникающая, тончайшая в своем коварстве  и самая прочная сила, которая  препятствует выяснению человеком  вопросов жизни. Шестов подвергает критике  все существующие мировоззрения  как идеалистического, так и материалистического  характера. Он убежден, что, только выработав  отвращение и равнодушие к любому мировоззрению, человек находит  свободу и настоящую философию. Одно из развернутых изложений понимания  философии даётся Шестовым в книге "Начала и концы". Всякий судит по-своему, рассуждает он, собственное учение считает единственно верным. Отсюда философия предстает как нечто весьма парадоксальное: хотя каждое из философских учений оспаривается всеми остальными и даже не удовлетворяет сокровенным замыслам своих творцов, именно к философии бегут отчаявшиеся и несчастные люди в надежде найти истину, понимание, смысл, спасение и т.д.

Для того, чтобы их обращение к философии было удовлетворено, философия должна быть принципиально иной. Она должна объявить свою свободу от объективности, логики, этических норм и законов. Философии также необходимо освободиться от знания, символизирующего данность, и насилия общих идей и материального мира. "Философия же не дерзающая подняться над автономным знанием и автономной этикой, философия, безвольно и беспомощно склоняющаяся перед открываемыми разумом и идеальными данностями… не приводит человека к истине, а навеки от истины уводит". Настоящая философия порождается глубинными мотивами обращения к ней, она неотделима от судьбы конкретного человека, и если она желает быть истинной, она должна "прорваться через логические цепи умозаключений, чтобы приблизиться к реальности, к подлинному бытию". В своей последней книге Шестов уточняет: "Истинная философия вытекает из того, что есть Бог".

Он стремится показать и подчеркнуть  различия религиозной веры и знания. Веру он понимал как непостижимую творческую силу, о которой нельзя сказать, что она есть низший вид  познания. Вера есть источник жизни, источник свободы, и тогда как принципы разума с их "необходимостью и  общеобязательностью требует безусловного подчинения - в этом их тирания. "Ум ведет к необходимости, вера к  свободе", - утверждает Шестов. Задачу философии он видит как помощь в подготовке к свободе, неизвестности, смерти, чуду, невозможному и т.д., и  поэтому он писал: "Философы стремятся "объяснить" мир, чтобы все стало  видным, прозрачным, чтоб в жизни  ничего не было, или было бы как можно  меньше проблематического и таинственного. Не следовало ли бы, наоборот, стремиться показывать, что даже там, где все  людям представляется ясным и  понятным, все необычайно загадочно  и таинственно? Самим освобождаться  и других освобождать от власти понятий, своей определенностью убивающих  тайну. Ведь истоки, начала, корни бытия - не в том, что скрыто; Deus est Deus abcondtius (Бог есть скрытый Бог)".

Шестов призывает признать реальность непостижимого, иррационального, абсурдного, не вмещающегося в разум, против логики и всего того, что составляет содержание привычного, обжитого, но нечеловеческого  бытия. Иллюзии этого мира выглядят прочными и устойчивыми. Как только заявляет о себе реальность непредвиденного, катастрофического и неосознанного, тогда обыденность предстает лживой и враждебной, мир - иллюзорным, идеализм - подделкой под реальность. Шестов постоянно напоминает об учении Аристотеля о том, что познание овладевает лишь тем, что необходимо, а значит, случайное скрыто от чистого разума. Следовательно, знание и подлинная реальность несоизмеримы, вернее сказать, разум не способен приблизить нас к подлинной реальности. Неизвестное, так же, как и известное, богато содержанием. Единственное, что радикально отличает их, - это невозможность неизвестного быть в то же время и известным. Но между ними есть своя диалектика взаимопревращений. Неизвестное рационализируется, а то, что считается рациональным, становится вдруг или постепенно иррациональным, не вмещающимся в разум, не поддающимся пониманию или оправданию.

В свете этого "Задача философии  научить человека жить в неизвестности, того человека, который больше всего  боится неизвестности и прячется от нее за различными догматами. Короче: задача философии не успокаивать, а  смущать людей". Шестов стремится  показать открытость, "негарантированность" всякого бытия, помочь людям обрести  свободу поисков истины там, где  ее обычно не ищут и не хотят искать. Отстаивая творчество жизни, Шестов отвергает не только построение разума, но и "вечные" начала эпохи. Он утверждает, что творчество жизни подчиняется "вечным" началам, то есть знанию через этическую обработку и  в силу этого тускнеет. Смысл этических  принципов в том, чтобы "сковать" творчество, придавить свободу. "А  поскольку основная черта жизни - творческое дерзновение, то это несовместимо с этическим рационализмом". Шестов отмечает, что человек принадлежит  к эмпирическому миру, в котором  господствуют законы, нормы, правила, но человек ищет свободы, он рвется к  божественному, Бог есть последняя  цель стремлений человека.

Бог у Шестова - это некая таинственная, абсолютно неизвестная сила, которая  может открыться в пограничной  ситуации, в чуде. Шестов резко возражал против любых попыток доказательства бытия Бога, против содержательных суждений о нем, считая, что все  сказанное о всемогуществе, абсолютности и всесилии божества - не более чем  приписывание ему вкусов и атрибутов, "о которых мечтают земные деспоты". Не менее характерно в отношении  Шестова к трансцендентному и то, что борьба за подлинность не исключает, а, напротив, предполагает равноправные отношения с Богом: "кто отстоит себя, не испугавшись ни Бога, ни дьявола с его прислужниками - тот войдет победителем в иной мир". Итак, проблема "иного мира" или подлинности, является центральной для любой экзистенциональной философии. Рассматривается она и Шестовым. Вместе с тем для него важно показать, сквозь какие расстояния и пределы должна прорваться личность, прежде чем она сможет увидеть трансцендентное.

Шестова интересуют последние, или "проклятые", вопросы существования человека: смысл жизни, природы, Бога. Он убежден, что каждый человек при определенных обстоятельствах способен ощутить  и пережить потрясающее и захватывающее  стремление осмыслить корни, судьбу и предназначение своего собственного существования, как и существование  всего универсума. Такое стремление проявляется у человека в пограничных ситуациях, т. е. положениях, "из которых нет и абсолютно не может быть никакого выхода". Безнадежность, осужденность, одиночество, несчастье, болезнь, заброшенность, постылость, стыд, безобразие, страх, отчаяние, ужас, невозможность - вот только некоторые из множества слов, с помощью которых Шестов описывает состояние пограничной ситуации. "Одиночество, оставленность, бесконечное безбрежное море, на котором десятки лет не видно было паруса, - разве мало наших современников живут в таких условиях?" - вопрошает Шестов. И продолжает: "быть непоправимо несчастным - постыдно. Непоправимо несчастный человек лишается покровительства земных законов. Всякая связь между ним и обществом прерывается навсегда".

Размышления об экстремальных моментах в жизни человека позволили Шестову  поставить ряд важных проблем  философской антропологии. Он исследовал феномены трагедии, смерти, страха. Пограничность  ситуации обоюдоострая. Ее положительный полюс описывается в понятиях дерзновения, свободы вызова, дела, упорства, отчаянной борьбы и т.п. Но в ряде случаев соответствующие "позитивные" состояния индивида смыкаются с "негативными". "Душа, выброшенная за нормальные пределы, никогда не может отделаться от безумного страха, что бы нам не передавали об экстатических восторгах". Тут восторг не погашается и не исключает ужасов. Тут эти состояния органически связаны - чтобы был великий восторг, нужен великий ужас. Нужно сверхъестественное душевное напряжение, чтобы человек дерзнул противопоставить себя всему миру, всей природе и даже последней самоочевидности. Основные категории его экзистенциальной онтологии - истина, жизнь, душа, человек, природа, Бог. Истина, как подлинность, как человеческая истина противоположна истинам науки, морали и человеческого общения. Она не связана с логическими истинами и суждениями. Дорога к ней лежит через пограничную ситуацию, которая только приоткрывает истину невероятную и невозможную, откровенную, ненасилующую, творческую, свободную, таинственную, чудесную и живую. Важно то, что такая истина одинакова, присуща и человеку и природе, и Богу. В ней скрыта "тайна" всякого бытия.

Истина, по Шестову, всегда носит творческий характер, она - воплощение самой новизны  и неповторимости и в этом смысле связана с ничто, потому, что только "творчество из ничего" обладает возможностью доставить нам небывалое, непостижимое, истинно новое, ни на что не похожее и необыкновенное. Настоящая истина как истина творческая и даже эстетическая подобна чуду, тайне: "Истина постигается нами лишь постольку, поскольку мы не желаем овладеть ею, использовать её для "исторических" нужд, т.е. в пределах единственно известного нам измерения времени. Как только мы захотим открыть тайну или использовать истину, т.е. сделать тайну явной а истину всеобщей и необходимой - хотя бы нами руководило самое возвышенное, самое благородное стремление разделить свое знание с ближним, облагодетельствовать человеческий род и т.п. - мы мгновенно забываем все, что видели в "выхождении", в "исступлении", начинаем видеть, "как все" и говорить то, что нужно "всем".

Шестов выделяет также признаки истины как свобода и множественность. Он полагает, что много как эмпирических истин, так и метафизических. Истины могут быть как подлинные, так  и неподлинные, конкурирующие между  собой каким-либо образом. Истина многосмысленна и свободна. Это справедливо и  по отношению к её субъектам: миру, человеку и Богу. Любая истина одинаково  загадочна и таинственна, она  такова и как свободно существующее насилие, необходимость, власть, общеобязательность и как освобождение и восторг, и как чудовище и как чудо. Чудо, загадочность - одно из самых фундаментальных  качеств бытия. Таким же всеобъемлющим  понятием как "истина" и "чудо" является для Шестова категория  жизни. Все есть жизнь. Даже смерть рассматривается  им в контексте перехода личности от одного порядка или состояния  к другому, либо как феномен, имеющий  отношение к человеческому существованию. С понятием смерти ассоциируются  понятия страха и ужаса. Они являются показателями несовершенности жизни  и вместе с тем состояния предызначальности, предбытия: "Пафос ужаса смерти - величайший из известных людям пафос. Трудно даже вообразить себе, до чего стала бы плоской жизнь, если человеку не дано было предчувствовать свою неминуемую гибель и ужасаться ею. Ведь все, что создано лучшего, наиболее сильного, значительного и глубокого во всех областях человеческого творчества - в науке, философии и религии, имело своим источником размышления о смерти и ужас перед ней".

Будучи религиозно ориентированным, Шестов не обосновывал идеи бессмертия и вечности. Мы не знаем, смертна  или бессмертна человеческая душа, писал он, но ясно, что сама альтернатива - временность или вечность - догматична и произвольна. Возможно, и те, кто  верит в бессмертие, и те, кто  эту веру высмеивает, одинаково заблуждаются. Тем более что не ясно, что понимают люди под бессмертием души. Шестов даже ставит под сомнение саму вечность и объективность времени, находя их одинаково ложными выдумками разума и "постылого" мира. Время, полагает он, скорее всего ничем не определено и никак не ограничено. По природе своей оно таинственно и вместе с тем связано с человеческим существованием. Если вечность - "враг человека", то время - это время человека (души), оно экзистенциально и субъективно, поскольку человек является его носителем и основанием. Более очевидным качеством подлинности является жизненность. Жизнь - это "свобода индивидуального существования" всего и вся - от камня до Бога - как чудо, как творческая мистерия и неограниченная возможность. Поэтому, когда Шестов хотел подчеркнуть, что речь идет о настоящих реальностях, он часто употреблял определение "живой", "живая истина", "живой человек", "живое существо" (по отношению к природе или истине) и т.п.