Человек как объект изучения в этиологии и социологии.Биологическое и социальное в человеке

Рис.3. Военные действия в Ираке

 

Он высказывает предположение, что на определенной стадии эволюции наши предки более или менее справились с опасностями, исходящими от внешнего окружения; главная угроза шла от других групп людей. Конкуренция  между племенами могла оказаться  главным фактором естественного отбора, и поэтому «воинские доблести» стали ценными для выживания. На этой предполагаемой доисторической стадии максимальные шансы на выживание имели группы, более всего сплоченные для того, чтобы одержать победу над другими группами. Так Лоренц предлагает объяснять то, что он называет «военным энтузиазмом», когда толпа людей становится крайне агрессивной по отношению к другой группировке, воспринимающейся в качестве враждебной, теряет всякий рациональный контроль и моральные сдержки (рис.4). Он считает, что эта тенденция возникла в результате эволюции из совместных ответных оборонительных действий наших предков.

Рис. 4. Собрание немецкой национал-социалистической рабочей партии

 

Д. Моррис – ученик Лоренца, продолжил изучение поведения человека. Ему принадлежит работа под названием «Голая обезьяна», вышедшая в конце 60х годов двадцатого века.

Д. Моррис относится к числу этологов ранней, классической школы. Его первые работы посвящены описанию и анализу поведения птиц. Он известен своим вкладом в разработку концепции ритуализации, в которую ввел так называемый «принцип типичной интенсивности» коммуникативных сигналов. Позже внимание Д. Морриса сместилось в область изучения приматов. Ему принадлежит целый ряд книг, адресованных одновременно коллегам-этологам и околонаучной интеллигенции. В своих трактовках поведения человека Д. Моррис целиком придерживается этологической теории инстинкта. По его мнению, науки, намеревающиеся раскрыть пути эволюционного становления и сущность человека, шли по ложному пути, когда пытались решить эти проблемы путем досконального изучения современных этносов, находящихся на ранней стадии охотников-собирателей. Это боковые, тупиковые тропинки человеческого бытия, не отражающие истинного существа «голой обезьяны» (человека). Не так много для понимания исконно человеческого могли дать и работы психиатров, исследующих психику и поведение тех индивидов, которые принадлежат цивилизованному обществу, но резко уклоняются от принятых социальных и культурных норм. В действительности, как утверждает Д. Моррис, истинное ядро человеческого существа может быть выявлено лишь путем простых этологических наблюдений за средним, типичным, преуспевающим представителем ведущих культурных общностей (major cultures).

Намеченный Д. Моррисом подход приводит его к весьма неожиданному заключению: как мало, как ничтожно мало голая обезьяна изменилась со своих ранних дней примитивного состояния (Моррис, 2001).

Постоянное повторение этой темы диктуется сопоставлением образа жизни, главных импульсов и «инстинктивного» поведения современного человека с тем, что Д. Моррис приписывает его гипотетическому обезьяноподобному предку. Последний, будучи первоначально типичным приматом – растительноядным и промискуитетным, лишенным развитого территориального поведения. Индивидуальная или групповая территория – участок местности, охраняемый его владельцем (владельцами) от проникновения сюда прочих особей своего вида. На какой-то стадии своей эволюции перешел на животное питание и приобрел основные биологические характеристики хищного млекопитающего. Практика охоты на крупного зверя заставила самцов подавить взаимную агрессивность и объединяться в однополые группы, сплотив последние на основе взаимопомощи. Самки, занятые выращиванием потомства, должны были оставаться в местах постоянного жительства данной замкнутой группировки – черта, также новая для хищного примата по сравнению с приматами-вегетарианцами. Уходя на охоту, самец должен был быть уверен в том, что его половой партнер остается верным ему. В связи с этим естественный отбор привел примитивную голую обезьяну от промискуитета к моногамии, которая и стала основной формой социосексуальных отношений у современного человека. Переход от промискуитета к моногамии сопровождался коренным изменением облика голой обезьяны – в частности, утратой им шерстяного покрова (Панов, 1989).

Чем же, в сущности, отличается современный средний член западного  общества от своего палеолитического предка? Да почти что ничем. Мужчина  каждое утро уходит на работу, где проводит день с другими такими же мужчинами в составе «односамцовых групп». Вечером он несет добычу (теперь уже не кусок мяса, а деньги) жене, которая воспитывает детей на общей для нее и мужа территории. По вечерам мужчины снова собираются в клубе. Молодые индивиды мужского пола также формируют однополые группы, которые, наподобие таковых у обезьян-лангуров (рис. 5), зачастую несут угрозу для семей, охраняющих собственные территории (квартиры).

Рис. 5. Самка лагура с детенышем

 

Рассматривая в отдельных  главах определенный тип активности человека: исследовательскую, пищевую, половую и самоохранительную;  заканчивает автор свою работу призывом к признанию и осознанию биологической сущности человека.

 

 

 

 

1.2.1. Точка зрения  советских ученых

 

Проблема соотношения биологического и социального начала в человеке волновала не только западных ученых, но и активно развивалась учеными нашей страны (особенно, в советский период). Можно выделить три подхода к решению данной проблемы: биологический, социальный, биолого-социальный подход.

 

Биологический подход. Примерно в одно время с теорией агрессии К. Лоренца, появляется работа советского ученого – генетика В.П. Эфроимсона «Родословная альтруизма» (1971). В своей теории Эфроимсон пытался объяснить человеческую этику, альтруизм генетикой. Во введении он писал, что в силу ряда причин в нашей стране, второй родине дарвинизма и родине эволюционной генетики, в течение определенного времени уделялось недостаточное внимание той стороне развития человечества, которая определялась его биологией и была связана с особенностями естественного отбора, действовавшего на человека в ходе его доисторического и исторического развития. Обычно человек с его психикой рассматривался исключительно как продукт социальных сил. Не исключено, что некоторым людям попытка осветить эволюционно-генетическую сторону проблемы показалась недопустимым переносом биологических закономерностей в социологию. Вся работа Эфроимсона посвящена описанию альтруистического поведения животных и человека (рис. 6).

Для сохранения потомства, как у животных, так и у человека существует круг инстинктов и безусловных рефлексов. Требуется не только храбрость, но храбрость жертвенная, сильнейшее чувство товарищества, привязанность не только к своей семье, но и ко всем детенышам стаи, выработка мгновенной реакции на защиту беременных и кормящих самок. В условиях постоянных нападений хищников многие из этих рефлексов должны были срабатывать молниеносно.

Рис. 6. Альтруистическое поведение.

Стадо дельфинов-белобочек поднимает  к поверхности больного, чтобы он вдохнул воздуха

 

Обезьяны - гелады заботятся о потомстве всей стаей, и если дается сигнал тревоги, далеко ушедшие детеныши, бросаются на спину любому из стаи, убегающему в укрытие (рис. 7). В стаде павианов мать с детенышем – привилегированное существо, ее охраняют самцы. Самый страшный враг южноафриканских павианов не лев, могучий, но слишком тяжелый для того, чтобы лазать по деревьям за своей добычей, а леопард, который добирается до места, недоступного для льва, и убивает, как и лев, одним ударом лапы.

Рис.7. Бабуин Гелада с детенышем

 

Безусловно, для сохранения собственного вида у человека присутствуют инстинкты защиты и заботы о потомстве, матерей и стариков.

 

Становление человечества, превращение человека в сверхсоциальное существо было неизбежно связано с естественным отбором и на альтруистические инстинкты (рис. 8).

Рис. 8. Пример альтруизма.

Одна обезьяна выискивает в голове другой паразитических насекомых

 

Комплекс этических  эмоций и инстинктов, подхватываемых отбором в условиях той специфики  существования, в которую заводило человечество увеличение лобных долей мозга, оказывается необычайно широким и сложным, а многие противоестественные, с точки зрения вульгарного социал-дарвинизма, виды поведения оказываются на самом деле совершенно естественными и наследственно закрепленными. Поэтому свойственное человеку стремление совершать благородные, самоотверженные поступки не является простой позой (перед собой или другими), не порождается только расчетом на компенсацию раем на небе, чинами, деньгами и другими материальными благами на земле, не является лишь следствием добронравного воспитания. Оно в значительной мере порождено его естественной эволюцией, направлявшейся по руслу развития умственных способностей, удлинению срока беспомощности детей и сопряженной с этим чрезвычайной интенсификацией отбора на альтруистические эмоции.

Можно с большой долей  уверенности утверждать, что эмоции человечности, доброты, рыцарского отношения  к женщинам, к старикам, к охране детей, стремление к знанию – это те свойства, которые направленно и неизбежно развивались под действием естественного отбора и входили в фонд наследственных признаков человека. Они развивались по мере превращения животного в человека – животное социальное, по мере увеличения мозга и удлинения срока беспомощности детей, как развивались мозг, условные рефлексы, разум, память, способность к членораздельной речи. Разумеется, постепенно возникнув, совокупность альтруистических эмоций может быть закреплена, как норма поведения и передаваться далее по законам социальной преемственности. Но без генетической основы эта социальная преемственность не имела бы универсальности и стойкости. Из этического наследства человека, из арсенала его наследственных норм реакции в каждую историческую эпоху реализуется далеко не все. Для пробуждения, реализации этих общечеловеческих эмоций (об исключениях речь будет ниже), конечно, требуется воспитание, пример. В разные исторические периоды реализуется не весь наследственный этический код, а лишь та его часть, которая соответствует социальным условиям эпохи. Некоторые элементы этического наследства временно перестают проявляться из-за перерыва в передаче необходимых традиций, другие, наоборот, усиливаются, гипертрофируются. Но подспудное существование наследственного кода этических эмоций трудно оспаривать (Эфроимсон, 1971).

 

Социальный  подход. По мнению других ученых, настоящее научное понимание соотношения социального и биологического может дать лишь материалистическое понимание природы и общества (Ракитов, 1988; Давыдов, 1986; Выготский, 1991 и др.). Человек – живое существо, однако в процессе исторического развития под влиянием труда и совершенствования форм общественной жизни сама его биологическая природа коренным образом изменилась. Хотя такие естественные процессы, как кровообращение, дыхание, пищеварение и т. д., подчиняются общебиологическим, точнее, физиологическим закономерностям, даже они в известной мере зависят от условий общественной жизни. Чем выше и сложнее форма поведения и деятельности человека, тем больше возрастает роль социальных закономерностей. Процесс взаимодействия людей, развитие их мышления, их общественная жизнь, в конечном счете, определяются их материально-производственной и общественной деятельностью. Деление на общественные классы и социальные группы, войны и мирное сотрудничество, семейное воспитание и развитие культуры объясняется не биологическими, а социальными законами.

В обществе, стремящемся  к социальной справедливости, где  нет частной собственности, где  формируется всесторонне развитая, гармоническая личность, нет и  не может быть оснований для агрессивных форм поведения, для борьбы за богатство, власть и т. д., отсутствует стремление подчинить и поработить других людей. Напротив, в обществе, где господствуют частная собственность и жажда наживы, – войны, конфликты и другие акты агрессии, нередко ведущие к уничтожению огромных масс людей, не имеют никакого (в том числе и биологического) оправдания. В таком обществе человек часто вступает в конфликт с природой, в какой не может вступить ни одно другое живое существо. Это показывает, что социальные механизмы в поведении человека преобладают над биологическими, хотя и не отменяют их.

Для того чтобы эти  механизмы носили не разрушительный, а творческий, созидательный характер, необходимо, прежде всего, коренное преобразование самого общества, а не перестройка биологической природы человека.

Формирование характера, способностей, форм поведения человека, его интересов и склонностей  определяется общественной средой, в  которой он живет. В известной  повести Киплинга «Маугли» рассказывается о мальчике, выросшем среди волков и вернувшемся к нормальной человеческой жизни. Берроуз в романе «Тарзан – приемыш обезьяны» рассказывает нечто подобное о человеке, выращенном обезьяной и добившемся впоследствии больших успехов в мире капиталистического бизнеса. В действительности же, как это строго доказано, подобные факты просто невозможны. В тех случаях, когда дети действительно попадали к диким животным и выживали, они уже никогда впоследствии не могли вернуться к нормальной человеческой жизни (Ракитов, 1988).