Взгляды Л.Н. Толстого на государство и право

              В 60-е годы со всей остротой обнаруживается противоречивость общественно-политических взглядов мыслителя вследствие того, что он все более переходит на патриархально-крестьянскую точку зрения. С одной стороны, Толстой отрицал частную поземельную собственность, которая, будучи средневековой формой землевладения, мешала дальнейшему развитию страны и потому неизбежно подлежала разрушению. Но, с другой стороны, для Толстого решительно неприемлем и капитализм. В противовес либералам-западникам он утверждал, что его развитие несет лишь новые бедствия народным массам, односторонне рассматривая буржуазный прогресс только как новую форму угнетения и эксплуатации. Начиная с 60-х годов, осуждение капитализма переходит у Толстого в непрестанное, полное самого глубокого чувства и самого пылкого возмущения его обличение, которое как нельзя ярче отражало психологию крестьянства в период утверждения буржуазных отношений.

              Обнаружившиеся в 60-е годы расхождения Толстого с идеологическими позициями класса, к которому он «по рождению и воспитанию принадлежал», еще более обостряются в процессе его дальнейших наблюдений над пореформенной действительностью. Размышляя над происходящими в стране событиями, он верно улавливает их связь с общим положением дел в России. «Засуличевское дело не шутка, — высказывает, например, Толстой свое мнение о процессе над стреляв шей в петербургского градоначальника Трепова В. Засулич. — Это первые члены из ряда, еще нам непонятного, но это дело важное... это похоже на предвозвестие революции».

              Все более убеждаясь в том, что Россия «на краю большого пере ворота», Толстой приходит к решительному осуждению эксплуататорского строя, к окончательному разрыву со своим классом. «Со мной случился переворот, который давно готовился во мне...», — писал он в «Исповеди». Порвав со всеми взглядами, привычками и традициями дворянской среды, Толстой провозгласил своим идеалом «жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придает ей». С этого момента защита экономических и политических прав и интересов русского крестьянства становится основным содержанием всей его многогранной деятельности.

              Таким образом, переход Толстого на идейные позиции патриархального крестьянства обусловлен отнюдь не поисками религиозной гармонии или «религиозного обновления», как считают многие буржуазные исследователи, а осознанием общности политических целей и общественных идеалов. В. И. Ленин, определяя действительные причины «перелома» в мировоззрении Толстого, указывал, что они своими корнями уходят в народное движение в стране и органически связаны с нараставшим протестом русской патриархальной деревни против наступления капитала. «Острая ломка всех „старых устоев" деревенской России, — писал он в статье «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», — обострила его внимание, углубила его интерес к происходящему вокруг него, привела к перелому всего его миросозерцания».

              В начале 80-х годов завершилась перестройка всей системы общественно-политических взглядов Толстого. Теперь в ней получили свое идеологическое оформление стихийные настроения и чаяния широких масс русского патриархального крестьянства. Отбросив прежнюю наивную веру в возможность союза барина с мужиком, Толстой, буквально «обрушился» со страстной критикой «на все современные государственные, церковные, общественные, экономические порядки, основанные на порабощении масс, на нищете их, на разорении крестьян и мелких хозяев вообще, на насилии и лицемерии, которые сверху донизу пропитывают всю современную жизнь».

2.2. Отношение Толстого к государству и власти

              В 1866 г.,  когда Толстой писал вторую половину романа,  посвященную войне

1812 г., произошел случай, сыгравший важнейшую роль в развитии мировоззрения писателя.  В июне этого года Толстому сообщили, что по приказу Александра II был  отдан под военно-полевой суд рядовой Василий Шабунин,  ударивший своего командира.  Шабунину  грозила  смертная  казнь.  Толстой  выступил  на  суде защитником   Шабунина,  а  после  приговора  ходатайствовал  перед  царем  о помиловании осужденного.  Ходатайство не возымело действия - в августе  1866 г.  Шабунин  был  казнен.  "Случай этот имел на всю мою жизнь гораздо больше влияния,  чем  все  кажущиеся  более  важными  события  жизни:  потеря   или поправление состояния, успехи или неуспехи в литературе, даже потеря близких людей...  На этом случае я в первый раз почувствовал,  первое -  что  каждое насилие   предполагает   убийство   или  угрозу  его...  Второе  -  то,  что государственное  устройство,  немыслимое  без   убийства,   несовместимо   с христианством", - писал Толстой впоследствии П. Бирюкову, тому самому человеку, которому он сообщал о двух моментах жизни, определивших его отношение  к  власти  и  государству:  написание  "Войны  и  мира"  и  казнь народовольцев.  Учтем,  что в 1881 г.  Толстой вновь повторил попытку спасти людей  от смертной казни - и вновь,  как и в 1866 г.,  попытка эта оказалась безуспешной.

              Но еще  до  1881  г.  Толстой  начал  писать  сочинение,  в котором развил сложившуюся у него после "Войны и мира" идею несовместимости государственной власти  с  общечеловеческой  нравственностью,  -  "Исповедь".  Там  он вновь вспомнил Балканскую войну 1876-1878 гг.,  как одно из событий,  приведших  к тому, что он осознал безнравственость идеи национального и конфессионального превосходства своего народа и государства:  "В то время  случилась  война  в России.  И русские во имя христианской любви стали убивать своих братьев. Не думать об этом нельзя было.  Не видеть,  что убийство  есть  зло,  противное самым  первым  основам  всякой веры,  нельзя было.  А вместе с тем в церквах молились за успехи нашего оружия,  и учители веры  признавали  это  убийство делом, вытекающим из веры".

              Все то, что Толстой писал впоследствии, в особенности после 1879 г., когда была создана его "Исповедь", было в сущности последовательным развитием идеи несовместимости    любой    государственной   власти   с   общечеловеческими нравственными  законами.  Если  Достоевский  считал   Россию   носительницей "настоящего  Христова  образа,  затемнившегося  во  всех других верах и всех других народах",  то Толстой  в  "Исповеди"  заявлял,  что  представление  о превосходстве  своего  народа  и  своей  веры не имеет никакого обоснования, "кроме того же самого, по которому сумские гусары считают, что первый полк в мире Сумский гусарский, а желтые уланы считают, что первый полк в мире – это желтые уланы".

              Свидетельствовали ли выступления Толстого после "Исповеди"  против  любого

государственного  устройства  и  каких  бы  то ни было войн об его отказе от взглядов,  высказанных в "Войне  и  мире",  -  о  причинной  обусловленности исторического движения, включавшего в себя войны? Так казалось, например, Р. Сэмпсону.  Но это не справедливо. И в 90-х годах, и позже Толстой не раз заявлял о неизменности своих воззрений, высказанных в "Войне и мире",  и об убеждении,  что "правители государства делают только то,  что им велит делать предание и окружающие, и участвуют в общем движении".

              Протест против  "государственного  устройства,  немыслимого без убийства", патриотического движения и войн,  основывался у Толстого на  последовательно проведенных нравственных идеях. Идеи эти, выработанные людьми за многие века их истории, не могут быть подчинены каким-либо политическим или национальным целям.  В отличие от Достоевского,  Толстой был чужд "утопического понимания истории". Массовые движения, такие как движение народов Запада на Восток или ответное  движение на Запад,  определялись,  по его мнению,  интегрированием множества индивидуальных стремлений и не  подчинялись  воле  одного  лица  - правителя  и  идеолога.  Но  нравственность  остается  нравственностью  -  и человекоубийство не может быть "святым и чистым".

              Отвергая всякое целеполагание в истории, Толстой, однако, не мог не думать о том,  что способен сделать человек, вовлеченный в исторический процесс. Он признавал  свободу собственного выбора человека в истории.  В "Войне и мире" Платон Каратаев утешает своих товарищей по плену;  Пьер  спасает  ребенка  в горящей  Москве.  Так же поступает в позднем рассказе Толстого "Ходынка" его герой Емельян:  рвавшийся прежде вместе со  всеми  вперед  к  гостинцам,  он выходит  из общего движения,  спасая мальчика,  попавшего под ноги толпе,  и лишившуюся сознания женщину.

              Последнее десятилетие  жизни  Толстого  особенно остро поставило перед ним вопрос о том, что может и должен делать человек перед лицом истории.

2.3. Анархизм и доктрина непротивления злу насилием

              В произведениях, написанных в 80-х годах и позже, Толстой развивает критику общественного строя, основанного на порабощении большинства меньшинством. В связи с этим он изменяет постановку вопроса о власти. Он не только гораздо подробнее, чем в предшествующих сочинениях, пытается исследовать связь, существующую между властью и насилием. Теперь Толстого занимает не вопрос о власти вообще, но главным образом вопрос о власти государственной, и не о насилии вообще, но о насилии, осуществляемом учреждениями государственными и лицами, представляющими государственную власть.

              В работах этого периода Толстой развивает учение этического анархизма. Он отрицает не только государство со всеми его учреждениями и установлениями, не только отвергает всякое насилие, совершаемое государством, но вместе с тем пытается доказать, будто единственным средством радикального уничтожения зла может быть только непротивление злу насилием, то есть полный отказ от насилия как от средства борьбы с насилием.

              Анархизм и доктрина непротивления злу насилием — наиболее характерные черты общественных и этических взглядов Толстого. Именно в анархизме и в учении о непротивлении всего сильнее сказалось не раз уже обрисованное в предшествующем изложении противоречие мировоззрения Толстого — противоречие между сильной, смелой, страстной критикой капитализма и наивной, беспомощной, юродивой патриархальной крестьянской точкой зрения, с которой Толстой рассматривает отрицательные явления надвигавшегося на Россию и утвердившегося в ней капитализма.

              Предпосылку толстовской критики капитализма образует убеждение Толстого, будто общественные отношения между людьми складываются отнюдь не на основе экономических отношений. «...Такое утверждение, — говорит Толстой, — есть только установка, вместо очевидной и ясной причины явления, одного из его последствий». По Толстому, причина тех или иных экономических условий «всегда была и не может быть ни в чем ином, как только в насилии одних людей над другими; экономические же условия суть последствия насилия и потому никак не могут быть причиной отношений между людьми».

              С того времени как возникла борьба между людьми, т. е. противление насилием тому, что каждый из борющихся считал злом, возник и вопрос, следует или не следует противиться злу насилием. Вопрос этот, по Толстому, неустраним и непременно должен быть решен. «...Это — вопрос, самою жизнью поставленный перед всеми людьми и перед всяким мыслящим человеком и неизбежно требующий своего разрешения».

              Условием решения этого вопроса Толстой считает освобождение людей от ряда иллюзий, господствующих над их сознанием. Первая в ряду этих иллюзий состоит, думает Толстой, в вере, будто последовательная смена общественных форм и форм государственного устройства привела к уменьшению существующего в обществе насилия. Несмотря на всю значительность изменений, происшедших в западноевропейском и русском обществе с переходом от крепостнических форм к формам капиталистическим, действительным характером общественных отношений и при капитализме осталось, по Толстому, насилие, насильственное угнетение трудящегося большинства нетрудящимся меньшинством.

              Более того. Вся предшествующая история общества была, по Толстому, историей смены различных форм насилия человека над человеком. Менялись только формы, но сущность оставалась та же. «Человечество перепробовало все возможные формы насильственного правления, и везде, от самой усовершенствованной республиканской до самой грубой деспотической, зло остается то же самое и качественно и количественно. Нет произвола главы деспотического правительства, есть линчевание и самоуправство республиканской толпы; нет рабства личного; <...> нет самовластных падишахов, есть самовластные короли, императоры, миллиардеры, министры, партии».

              Как бы ни менялись общественные формы, повсюду жизнь общества, утверждает Толстой, представляла до сих пор и представляет в настоящее время картину порабощения большинства меньшинством насильников, захвативших власть над большинством. «Положение нашего христианского мира теперь таково: одна, малая часть людей владеет большей частью земли и огромными богатствами, которые все больше и больше сосредоточиваются в одних руках и употребляются на устройство роскошной, изнеженной, неестественной жизни небольшого числа семей».

              Напротив, «другая, большая часть людей, лишенная права и потому возможности свободно пользоваться землей, обременяемая податями, наложенными на все необходимые предметы, задавленная вследствие этого неестественной, нездоровой работой на принадлежащих богачам фабриках, часто не имея ни удобных жилищ, ни одежд, ни здоровой пищи, ни необходимого для умственной, духовной жизни досуга, живет и умирает в зависимости и ненависти к тем, которые, пользуясь их трудом, принуждают их жить так».

              Но жизнь современного общества, как полагал Толстой, состоит не только в насилии, которое большинство терпит от меньшинства. Жизнь, кроме того, состоит в непрерывной борьбе меньшинства с большинством и, наоборот, большинства с меньшинством. «И те и другие, — утверждает Толстой, — боятся друг друга, и, когда могут, насилуют, обманывают, грабят и убивают друг друга. Главная доля деятельности и тех и других тратится не на производительный труд, а на борьбу. Борются капиталисты с капиталистами, рабочие с рабочими, капиталисты с рабочими».