Взгляды Л.Н. Толстого на государство и право

              В феврале 1901 года Синод окончательно склонился к мысли о публичном осуждении Толстого и о объявлении его находящимся вне церкви. Активную роль в этом сыграл митрополит Антоний (Вадковский). Как значится в камер-фурьерских журналах, 22 февраля Победоносцев был у Николая II в Зимнем дворце и беседовал с ним около часа. Некоторые историки считают, что Победоносцев прибыл к царю прямо из Синода с готовым определением.

              24 февраля (ст. ст.) 1901 года в официальном органе Синода «Церковныя Вѣдомости, издаваемыя при Святѣйшемъ Правительствующемъ Сѵнодѣ» было опубликовано «Определение Святейшего Синода от 20—22 февраля 1901 г. № 557, с посланием верным чадам Православныя Грекороссийския Церкви о графе Льве Толстом»

              <…> «Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь святая.
              В своих сочинениях и письмах, в множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует, с ревностью фанатика, ниспровержение всех догматов православной Церкви и самой сущности веры христианской; отвергает личного живаго Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа — Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради человеков и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицает бессеменное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы Приснодевы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святаго Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из таинств, святую Евхаристию. Все сие проповедует граф Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем неприкровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковию православною.
              Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. <…> Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разум истины. Молимтися, милосердый Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь».

              В «Ответе синоду» Лев Толстой подтвердил свой разрыв с Церковью: «То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему». Однако, Толстой возражал против предъявленных ему в определении синода обвинений: «Постановление синода вообще имеет много недостатков. Оно незаконно или умышленно двусмысленно; оно произвольно, неосновательно, неправдиво и, кроме того содержит в себе клевету и подстрекательство к дурным чувствам и поступкам.» В тексте «Ответа синоду» Толстой подробно раскрывает эти тезисы, признавая ряд существенных расхождений между догматами РПЦ и его собственным пониманием учения Христа.

              Синодальное определение вызвало возмущение определённой части общества; в адрес Толстого шли многочисленные письма и телеграммы с выражением сочувствия и поддержки. В то же время, это определение спровоцировало поток писем и от другой части общества — с угрозами и бранью.

              В конце февраля 2001 года правнук графа Владимир Толстой, управляющий музеем-усадьбой писателя в Ясной Поляне, направил письмо к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II с просьбой пересмотреть синодальное определение; в неофициальном интервью на телевидении Патриарх сказал: «<> Не можем мы сейчас пересматривать, потому что всё-таки пересматривать можно, если человек изменяет свою позицию». В марте 2009 года Вл. Толстой выразил своё мнение о значении синодального акта: «<…> Я изучал документы, читал газеты того времени, знакомился с материалами общественных дискуссий вокруг отлучения. И у меня возникло ощущение, что этот акт дал сигнал к тотальному расколу российского общества. Раскололись и царствующая семья, и высшая аристократия, и поместное дворянство, и интеллигенция, и разночинские слои, и простой люд. Трещина прошла по телу всего русского, российского народа».

1.6. Последние годы жизни. Смерть

              В октябре 1910 года, выполняя своё решение прожить последние годы соответственно своим взглядам, тайно покинул Ясную Поляну. Своё последнее путешествие он начал на станции Козлова Засека; по дороге заболел воспалением лёгких и вынужден был сделать остановку на маленькой станции Астапово (ныне Лев Толстой, Липецкая область), где 7(20) ноября и умер.

              10 (23) ноября 1910 года был похоронен в Ясной Поляне, на краю оврага в лесу, где в детстве он вместе с братом искал «зелёную палочку», хранившую «секрет», как сделать всех людей счастливыми.

              В январе 1913 года было опубликовано письмо графини Софьи Толстой от 22 декабря 1912 года, в котором она подтверждает известия в печати о том, что на могиле её супруга было совершено его отпевание неким священником (она опровергает слухи о том, что он был ненастоящим) в её присутствии. В частности графиня писала: «Заявляю ещё, что Лев Николаевич ни разу перед смертью не выразил желания не быть отпетым, а раньше писал в своём дневнике 1895 г., как бы завещание: „Если можно, то (хоронить) без священников и отпевания. Но если это будет неприятно тем, кто будет хоронить, то пускай хоронят, как обыкновенно, но как можно подешевле и попроще“».

              Существует также неофициальная версия смерти Льва Толстого, изложенная в эмиграции И.К.Сурским со слов чиновника русской полиции. Согласно ей, писатель перед смертью хотел примириться с церковью и прибыл для этого в Оптину пустынь. Здесь он ожидал распоряжения Синода, но, плохо себя почувствовав, был увезен приехавшей дочерью и скончался на почтовой станции Астапово.

2. Взгляды Л.Н. Толстого на государство и право

2.1. Становление общественно-политических взглядов Толстого

              Становление общественно-политических взглядов Толстого неразрывно связано с историей России. Начальный период их формирования приходится на 40—50-е годы прошлого столетия. Это было время значительного подъема в духовной жизни России, вызванного небывалым размахом освободительного движения. Толстой, в 40-е годы — студент Казанского университета, не стоял в стороне от бурного умственного движения эпохи. Влекомый интересом к жгучим общественным проблемам, стремлением трезво разобраться в существующих политических порядках, он в 1845 г. оставляет занятия восточными языка ми и переходит на юридический факультет. Именно здесь у молодого Толстого появляются первые элементы критического отношения к окружающей действительности. Занимаясь в 1847 г. по заданию профессора Мейера сравнением «Наказа» Екатерины II с трактатом Монтескье «О духе законов», он приходит к смелым выводам, что «деспотизм» и «рабство» являются тяжким злом русской жизни.

              В 50-е годы Толстой намечает выступить с публичной критикой абсолютистского режима и крепостного права в «Романе русского помещика» — произведении, которое мыслилось им как «догматическое», несущее в себе решение важнейших проблем эпохи. В дневниковой записи он так определил его политическую направленность: «В рома не своем я изложу зло Правления русского и ежели найду его удовлетворительным, то посвящу остальную жизнь на составление плана аристократического, соединенного с монархическим, правления, на основании существующих выборов». Однако замыслу Толстого не суждено было осуществиться.

              Немаловажную роль в становлении общественно-политических взглядов Толстого сыграла Крымская война 1853—1856 гг. Будучи ее непосредственным участником, одним из героических защитников Севастополя, Толстой воочию убедился в полной несостоятельности общественного уклада и всей государственной системы крепостнической России. «Россия или должна пасть, или совершенно преобразоваться», — к такому выводу приходит писатель уже в первые дни Крымской кампании. А оценивая значение войны для судеб русского народа, проницательно замечает: «Много политических истин выйдет наружу и разовьется в нынешние трудные для России минуты».

              Одна из таких истин, на которую Толстому, как и многим другим, открыла глаза Крымская война, — необходимость ликвидации в Рос сии крепостного права. Стремясь принять самое активное участие в решении этой важнейшей для России проблемы, Толстой энергично включается в развернувшуюся вокруг нее во второй половине 50-х годов борьбу. Надо отметить, что, принадлежа по рождению и воспитанию к высшей помещичьей знати, Толстой в названные годы еще не отказался от «привычных взглядов» своей среды. Он не разделяет взглядов революционных демократов по крестьянскому вопросу, считая, что «историческая справедливость» требует сохранения права собственности на землю за помещиками. Наибольшее одобрение поэтому вызывают у него предложения либерального дворянства, нацеленные на то, чтобы освободить крестьян, не затрагивая основ помещичьего землевладения.

              Однако либеральные иллюзии Толстого вскоре развеялись. Первая же попытка применить на практике свой проект освобождения крестьян, даже выгодно отличавшийся от проектов либералов, закончилась провалом. Крестьяне Ясной Поляны, которым Толстой изложил свой план, отвергли все предложения помещика, поскольку он игнорировал их справедливые права на землю. Данное обстоятельство произвело на Толстого сильное впечатление и навело на серьезные размышления о проблемах «освобождения». В результате он приходит к мысли о существовании глубоких противоречий между помещиками и крестьянами, сближаясь в данном вопросе с революционными демократами. Но в отличие от них Толстой не понимал действительной природы общественного антагонизма. Подобно многим просветителям, он пытается объяснить это явление не экономическими фактора ми, а духовными. Источник всех зол Толстой видит в неравенстве образования. В распространении просвещения среди народов, в «слиянии всех классов в знании науки» заключается, по его мнению, одно из действенных средств преодоления сословной разъединенности. Толстому кажется, что образование есть тот рычаг, при помощи которого можно изменить существующие государственные порядки. «Покуда не будет большого равенства образования — не бывать и лучшему государственному устройству». Этим в решающей степени объясняется то, что в 50-е годы Толстой обращается к педагогике. Педагогическая деятельность, основанная на страстно пропагандируемой им теории образования, была своего рода экспериментом с целью устранения общественных противоречий, утопической попыткой примирения антагонистических классов.

              Вместе с тем дворянская ограниченность и утопизм взглядов; Толстого в 50-е годы не должны заслонять их демократического характера. Тяжело переживая рабское состояние русского крестьянства, настаивая на его скорейшем раскрепощении, Толстой приходит к при знанию законности и справедливости крестьянских требований и предлагает правительству поступиться «историческими правами русского дворянства» — признать помещичью землю «часть за крестьянами или всю даже».

              Демократизмом в этот период характеризуются и взгляды Толстого на государство. Резко отрицательно воспринимая абсолютистские порядки царской России, он с не меньшим негодованием отзывается о буржуазных государствах Запада. В рассказе «Люцерн», по силе обличения напоминающим политический памфлет, писатель вы нес суровый приговор всему буржуазному строю с его бесчеловечной эксплуатацией, прикрытой видимостью демократических «свобод» и «равенства».

              Но если, критикуя капитализм, Толстой не видел его относительной прогрессивности по сравнению с феодализмом и пришел впоследствии к отрицанию для России капиталистического пути развития, то его отношение к политическому строю буржуазных стран было значительно сложнее. При всей открывшейся писателю лживости и лице мерности буржуазно-демократических «свобод», он не мог не заметить сравнительных преимуществ республиканских порядков западноевропейских стран перед самодержавным строем крепостнической России. Об этом свидетельствует следующая дневниковая запись, относящаяся ко времени пребывания его за границей: «Ежели бы Россия, кроме религиозного и народного знамени, выставила бы республиканское или хоть конституционное, мир был бы ее». По возвращении из-за границы Толстой еще острее воспринимает существующие в России политические порядки и, по его собственным словам, долго борется с «чувством отвращения» к ее действительности.

              В 60-е годы происходит нарастание демократических элементов в общественно-политических взглядах мыслителя. Указанный процесс самым тесным образом связан с борьбой, развернувшейся между прогрессивным, демократическим лагерем передовой русской интеллигенции и крепостническими, реакционными силами вокруг крестьянской реформы 1861 г. О Толстом, как впрочем, и о других политических деятелях этого времени, можно и нужно судить по тому, как он относился к решению крестьянского вопроса.

              Реформа 1861 г. явилась тем поворотным пунктом во взглядах Толстого, когда впервые четко определяется отход писателя от своего класса и сближение с русским крестьянством, нужды которого он все острее осознает. Заявляя, что, по «понятиям русского народа», «равномерное разделение земли между гражданами есть несомненное благо», он руководствуется уже не соображениями господствующего класса, а исходит из интересов обманутого реформой крестьянства, сходясь в этом отношении с революционными демократами. И нет ни чего удивительного в том, что, много размышляя в пореформенное время над народными бедствиями и связанными с ними вопросом о земле, он приходит к отрицанию частной поземельной собственности. «Всемирно-историческая задача России состоит в том, чтобы внести в мир идею общественного устройства без поземельной собственности», — так выражает Толстой в своем дневнике мысль, развитию которой в 80-е и последующие годы он посвятит многие свои статьи.