Развитие тюремной системы в России

   Знакомство  с этим проектом представляет  несомненный интерес уже одним  сопоставлением того, что императрица  писала для своей рекламы и  что в действительности создавала  для народа: глубокая пропасть  лежала между ее словом и  делом. Для рекламы этого проекта на самом деле было сделано немало. Англичанин Кокс, осматривавший тюрьмы в некоторых русских городах при Екатерине и напечатавший описание своего путешествия в Россию и другие страны, знакомит читателей с этим проектом. Через сто лет после того, как в России в 1873 году встал вопрос о тюремной реформе, проект Екатерины был извлечен из государственного архива и, трижды опубликованный в печати, преподнесен как вполне оригинальное творение «ее гения»⁸, внесшего «великие начала любви и милосердия, которые были включены в наше уголовное правосудие великой преобразовательницею»⁹. В качестве  доказательства того, что проект был самостоятельным и оригинальным произведением Екатерины, автор приведенных выше слов указывает, что книга Говарда «О тюрьмах и госпиталях» появилась на английском языке в 1777 году, а на французском – лишь в 1784 году и только после 1784 года ознакомила Европу с бельгийской тюрьмой в Генте, где находились в заключении бродяги и нищие, как в работных домах Екатерины.

   Проект  тюремного устройства был не творением гения, не актом любви и милосердия, а совершенно несбыточным фантазированием, в реальность которого, конечно, не верила и сама Екатерина, не сделавшая никаких попыток к реализации своего тюремного проектирования, если не считать того, что в Петербурге и Москве для показа иностранцам были устроены места заключения по ее проекту.

   Мы  называем проект плодом фантазии  потому, что он исходил из полного  отрицания русской действительности  и совершенно не отвечал истинным  намерениям Екатерины.

   Главный  интерес проекта заключается  именно в полном его расхождении   состоянием тюрем не только  при Екатерине, но, как мы говорили  выше, и много десятков лет  спустя. В пенитенциарной литературе  он не привлекает к себе  внимания. Если о нем вспоминали в 1873 году, то сейчас же о нем и забыли, потому что он к тому времени был так же беспочвен, как и за сто лет перед тем.

   Беспочвенность  проекта сказывалась и в намерении  провести разделение заключенных  по полу и при том с устройством  отдельных тюремных зданий для мужчин и женщин, в разобщении следственных и осужденных, в создании особых тюрем для различных категорий осужденных вплоть до устройства особых тюрем для приговоренных к смертной казне, для содержания их перед казнью и пр.

   Сто  статей проекта распадаются на несколько разделов, из которых основных три: 1) о строении тюрем разного наименования для заключенных разных групп, 2) о содержании заключенных и 3) о тюремной администрации.

   Особенностью  первой части проекта об устройстве  тюрем является размещение заключенных по их группам в специальных группах.

   Так,  проект намечал отделение уголовных  преступников от заключенных  за неплатеж долгов, а для первых  создавал: 1) подстражную тюрьму, 2) приговорную  и  3) тюрьму для осужденных. Под  подстражной тюрьмой разумелась следственная тюрьма, т.е.  для предварительно заключенных в целях воспрепятствовать им уклониться от следствия и суда. Приговорная тюрьма предназначалась, с одной стороны, для приговоренных к срочному тюремному заключению, а с другой стороны - для  приговоренных к ссылке. При этом обе эти группы приговоренных также должны были содержаться  раздельно. Тюрьма для осужденных в губернском городе должна была состоять из трех специальных подразделений: 1) для приговоренных к смерти, 2) для приговоренных к вечному заключению и 3) для приговоренных к каторге. Везде проводилось разделение заключенных по полу.

   Таковы  постановления проекта о классификации  заключенных с делением их  на группы по тяжести назначенного  наказания. Законодатель был уже вполне знаком с положительными сторонами такой классификации заключенных, но из последующего нашего ознакомления с фактическим состоянием тюрем в России мы увидим, сколько времени потребовалось для того, чтобы хотя бы в незначительных размерах провести такую классификацию в жизнь.¹⁰

   С точки  зрения противопоставления пенитенциарного  екатерининского проектирования  и тюремной действительности  представляют интерес многочисленные  статьи проекта об архитектуре,  санитарии и гигиене тюремных  зданий. Проект предписывал выбирать место для построения тюрем близ проточной воды и на «вольном воздухе». Определялись размеры помещений для арестантов, размеры печей и лежанок при этих печах, окон в тюремных зданиях (полтора аршина высоты). Предлагалось устилать тюремные дворы камнем. Особое внимание уделялось устройству тюремных больниц с койками, с тремя сменами белья на них, с больничными халатами и колпаками, ночными столиками при койках и колокольчиками при них для вызова врачебного персонала.

   Этих  ночных колпаков и колокольчиков на ночных столиках заключенные не дождались ни от самой Екатерины, ни от всех ее преемников династии Романовых, но они тысячами умирали в сырых казематах за крепостными стенами, в монастырских тюрьмах, умирали от голода и холода, от пыток и истязаний за стенами тюрем, замков и острогов, и потому настоящей иронией звучат эти предписания о вызове врачей и сиделок колокольчиками.

   Говоря  о режиме тюрем, проект устанавливал  за неимущими заключенными право  на бесплатное предоставление им одежды и пищи из общего котла с остальными заключенными.

   Вопросы  о дисциплинарном взыскании обходились  полным молчанием, кроме права  тюремщика перевести арестанта  «в темную тюрьму замка», доведя  об этом немедленно до сведения  высшего начальства тюрьмы. О телесных же наказаниях в проекте нигде совсем не упоминалось, как будто их не существовало и не должно быть по мысли самого автора проекта, между тем разнообразнейшие виды телесного наказания самым широким образом применялись Екатериной. Это лишний раз подтверждает, что проект тюремного устава был ее литературным творчеством для Вольтера, а не для России.

   Как  бы для того, чтобы еще лишний  раз подчеркнуть либеральность  своих законодательных мероприятий,  Екатерина предписывает сотрудникам  тюремной администрации перед их поступлением на службу принимать торжественную присягу и клясться, что они с арестантами «сурово поступать не будут, но человеколюбиво, без послабления», что будут доставлять им «пищу, питие, одежду и прочее содержание без малейшего ущерба».

   Проект  предусматривал устройство одинаковых  тюрем в губернских и уездных  городах, но в последних с  меньшим количеством камер. Однако  проект, устанавливая эти два  размера тюремных помещений, не  учитывал различия количества  заключенных в разных городах. Размер камеры определялся в три сажени длины, столько же ширины и в две сажени высоты, но количество заключенных для такой камеры не определялось. Впрочем, от этих размеров были небольшие отступления в сторону увеличения или уменьшения. Так, например, для приговоренных к смертной казни предписывалось строить камеры-темницы с площадью в четыре квадратных сажени. Плодом чисто кабинетного творчества явилось проектирование особых зданий для каждой из трех групп, а именно: 1) для шельмованных (т. е. лишенных прав), 2) для скованных и 3) для тех, кои не скованы и не шельмованы.

   В отношении  тюремного режима предписывалось  отбирать от заключенных орудия  и ножи и давать каждому  по «состоянию» одежду и прокормление. Приговоренный к каторжным работам  лишался права сношения с другими. Каждого такого каторжного предписывалось «содержать от общества прочих людей совершенно в отлучении и ни с кем ему сношения письменного или словесного не иметь». Проект строго предписывал не давать приговоренному к вечной каторге «ни чернил, ни пера, ни карандаша, ни бумаги» без разрешения суда и следить за всем им написанным. Для общего надзора за местами заключения в губернии проект создавал специальную должность тюремного надзирателя и довольно широко и подробно определял круг его обязанностей. В числе этих обязанностей был и учет движения арестантов. Непосредственное же управление каждой тюрьмой вверялось по проекту так называемому «тюремщику». Между прочим, проект обязывал его еженедельно доносить тюремному надзирателю в губернии о состоянии вверенного ему места заключения¹¹.

   Проект  допускал прием во все места  заключения лишь при наличии  письменного постановления городничего  или исправника, в самой же  тюрьме должна была вестись  запись всех таких предписаний  о заключении под стражу.

   Статья 79 проекта требовала, чтобы арестантам  «в горницы пища в определенное  время приносима была, чтобы в  студеное время тюремные не  претерпевали от стужи или  в жару от духоты, чтобы по  времени и состоянию пристойную  одежду имели». К числу таких  же статей, писанных «напоказ», относилась и статья 41, которая устанавливала обязанность тюремной администрации не позднее трех суток сообщать каждому арестованному причину его задержания. Неисполнение этого требования должно было влечь за собою увольнение от должности. Вообще ряд статей проекта устанавливал разные гарантии  против неправильного лишения той «свободы» российских граждан, которая в действительности ни во что не ставилась и нарушалась всеми, имевшими хотя бы какую бы то ни было незначительную долю власти.

§3. Монастырские тюрьмы

   Под монастырскими  тюрьмами понимаются места заключения  при монастырях, с одной стороны.  В виде монашеских келий обычного  типа, с другой – в виде казематов  внутри стен, или, наконец, в  виде специально оборудованных  тюремных зданий внутри монастырских стен¹².

   Во всех этих  случаях начальником монастырской  тюрьмой является настоятель  монастыря. А подчиненные ему  монахи несли обязанности помощников  в деле осуществления режима  заточения. Они же несли   и сторожевую охрану монастырских узников, если для этого не было прислано специальной воинской охраны.

   В истории царской  тюрьмы монастырское заточение  занимает «почтенное» место. Объяснение  этому факту дает В.И.Ленин.  Перечисляя условия  отделения  церкви от государства (1905г.), Ленин говорил: «Только выполнение до конца этих требований может покончить с тем позорным и проклятым прошлым, когда церковь была в крепостной зависимости от государства, а русские граждане были в крепостной зависимости у государственной церкви, когда существовали и применялись средневековые,  инквизиторские законы  (по сию пору остающиеся в наших уголовных уложениях и уставах), преследовавшие за веру  или за неверие насиловавшие совесть человека, связывавшие казенные местечки и казенные доходы  с раздачей той или иной государственно – церковной сивухи»¹³.

   Из монастырских  тюрем самой старой была тюрьма  при Соловецком монастыре. История  этой тюрьмы в значительной  степени отражает историю всего  монастырского дела. Историки уже  давно обратили внимание на Соловецкий монастырь как на место, куда заточались преступники и лица, признанные опасными для государственного строя. Некоторые из историков изучали также и архивные материалы монастыря. Так поступил М.А. Колчин, напечатавший в 1887году свое исследование « Ссыльные и заточенные остроге Соловецкого монастыря  в 16- 18 веках». Автор собрал богатый материал в архивах монастыря и лично осматривал места заключения в этом монастыре. Его статьи представляют большой научный интерес.

   Монастырь был  основан еще в 1437 году. Он был обнесен крепостью в 1584 году и несколько сот лет был несколько лет был не только местом монашеских молитв, но и ужасным местом заточения врагов православной  церкви, государственного строя, уголовных преступников и жертв всякого рода произвола.

   Изучение истории  монастырской тюрьмы в Соловках  дало Колчину право сказать:  «Ссылались сюда бунтовщик, государственный  преступник и пьяный монах,  религиозный сектант и разгулявшийся  не в меру отеческий сынок,  знатный вельможа и не помнящий родства бродяга». Каждая историческая эпоха накладывала свой отпечаток на состав Соловецких ссыльных. «На их составе сказывалось, к чему тяготела общественная мысль в данный период времени»¹⁴.

Монастырь был настоящей  крепостью. Нахождение его на острове еще более сближает это место заточения с двумя другими твердынями российского самодержавия – с Петропавловской и Шлиссельбургской крепостями. Но в Соловках эта крепость была, прежде всего, оплотом того православия, с которым был неразрывно связан абсолютизм царской власти.

   Местом заточения  в XVI – XVIII веках здесь служили преимущественно казематы, устроенные внутри башен, а также внутри крепостных стен (как это было и в Петропавловской крепости).

   Образцом казематов  внутри башен является каземат,  описанный Колчиным. В каземат можно было попасть лишь через помещение для стражи, которое было совсем темное. Такое состояние помещения для стражи не предвещало более удовлетворительного каземата для узника. В камеру заключенного вела двухаршинная дверь с небольшим в ней прорезом. Размеры камеры были: 3 аршина ширины, 4 аршина длины, а высота была различная, и с трех аршин у двери она постепенно спускалась до полутора аршин у противоположного конца, где было прорублено окно. Оконное отверстие, проходившее через всю толщу стены башни, было в трех местах заделано застекленными рамами и в двух местах – металлическими решетками. Размеры окна были всего вершков шесть в квадрате. При таких размерах прорубленной в стене длинной дыры, доступ света в которую встречал на своем пути пять препятствий (три рамы и две решетки), в камере была, конечно, темнота, только вблизи окна в самые светлые дни можно было читать, напрягая всю силу зрения. Убранство камеры состояло из скамьи для спанья. Отапливание производилось кирпичной печкой. Заключенный в этот мрачный склеп живой покойник мог наблюдать через оконце расположенное против него кладбище. Такова была камера внизу башни, или, как говорит очевидец, под башней. Камера наверху башни была еще меньше: ее длина была 2 аршина, ширина – 1,5 аршина и высота 3 аршина. Для лежания служила каменная скамья в пол-аршина ширины. Заключенный не мог в этой камере протянуться во весь рост. Пищу ему подавали через маленькое отверстие, прорубленное в двери.