Традиционное общество: критерии, факторы трансформации

Капиталистическая трансформация социально-политических и экономических отношений в Европе и в мире, происходит на втором, индустриальном периоде модернизации в XIX-XX веках. Буржуазные социальные группы замещают традиционные сословия, социальные отношения переориентируются с системы личных связей на систему связей безличных экономических, ценностные установки индивидуализма вытесняют коммунитарные принципы социальности, происходит активный генезис гражданского общества. В политической сфере происходит процесс демократизации. С течением времени весь мир включается в процесс догоняющей модернизации, пытаясь приспособится к условиям и образцам, диктуемым динамично развивающегося Запада, втягиваясь в процесс вестернизации.

Однако в позднейших трактовках теории модернизации, которые развивались в русле концепций «периферийной экономики» и строились на методологических принципах структурализма эти положения подверглись критике и переосмыслению. Обширный материал развития стран «третьего мира» показал, что периферийная экономика в рамках капиталистической мир-системы может развиваться как весьма поверхностно адаптированный элемент. Политический режим и социальная структура «развивающихся вдогонку» стран зачастую базируется на традиционалистской основе, совершенно далекой от европейских стандартов индивидуализма, гражданского общества, буржуазной демократии. Идеология индустриальной модернизации может формально отрицать вестернизацию.

В экономической и социальной сфере  могут сохраняться традиционные институты, высокая степень внеэкономического принуждения и полный контроль государства за всеми сферами общественной деятельности: сами отношения частной собственности могут быть не развиты, не сформированы до конца. Влияние европейского цивилизационного стандарта прослеживается во всех вариантах модернизации, но зачастую носит опосредованный характер, заретушировано цивилизационными особенностями, центр-периферийными отношениями.

Переходные общества Азии, Африки, Латинской Америки демонстрируют  мозаичность укладов, синтезность  традиций, множественные элементы которых сохраняют актуальность в менталитете, социальной организации и социальной практике, – и собственно, капиталистических элементов, культурных инноваций. Во многих трактовках существующий в современных модернизационных обществах Востока капитализм предстает не столько «недоразвитым» придатком европейско-американского ядра, сколько системно-целостным историческим явлением.

Безусловно, модернизация – это  собирательный термин, характеризующий  различные аспекты перехода от традиционного к индустриальному обществу. Сам процесс носил комплексный характер, и включал в себя формирование капиталистической системы общественного производства, основанный на индустриальной технологии и частном предпринимательстве, расширенном производстве и переходе от внешнего богатства к капиталу. Этот процесс также подразумевал эволюцию и приспособление традиционных институтов к историческим условиям перехода, он выразился в многоукладности переходных обществ. Появление синтезных форм связано с поиском адекватных форм производства, распределения, социальной стратификации и социально-политического устройства в условиях преимущественно аграрной экономики, сословной системы, абсолютизма, длительного господства традиционалистских практик. Синтез выразился в преемственности не только социальной сфере, но и цивилизационных основ европейской духовной жизни. Предпосылки к формированию особой духовной среды, основанной на дифференциации и индивидуализации ценностных ориентаций, секуляризация и рационализация общественного сознания восходят к институциональным особенностям европейского ментального пространства эпохи Средневековья.

«Органическая» модернизация являлась результатом эволюционного развития общества, сбалансированного изменения всех сфер общественного сознания и бытия. Она носит объективный характер, для нее характерно преобладание эндогенных факторов, модернизация такого типа исторически долго вызревает «снизу». «Неорганическая» (догоняющая) модернизация, наоборот, связана с политикой правящих кругов и элит, осуществляющих целенаправленные реформы «сверху», которые зачастую носят для общества искусственный и поверхностный характер. Неорганическая модернизация развивается под воздействием внешних, экзогенных факторов, зачастую в контексте политики самоусиления, она подразумевает ускоренное развитие отдельных сфер производства и рационализацию государственно-правовой системы, и нередко носит несбалансированный характер, чревата обострением конфликта между традицией и привнесенными элементами. Такая модернизация зачастую локализуется в нескольких очагах-подсистемах.

По всей видимости, мы должны говорить также о региональных и стадиальных типах модернизации, которые к тому же имеют цивилизационную  окраску. Проявления реакции на модернизационные процессы XV–XVIII вв. в России, Османской империи или Голландии были весьма различны, но, тем не менее, они были связаны общей логикой политического и культурного взаимодействия, экономических конъюнктур, центр-периферийными отношениями и т. п.

В настоящее время  теория модернизации, несмотря на разнообразие содержащихся в ней подходов и интерпретаций, представляет собой, на наш взгляд, единый фронт исследований. Сколько-нибудь удовлетворительной концептуальной альтернативы этому широкому видению мировой истории после того, как потерпела фиаско марксистская философия истории, мы не видим. Усложнившееся представление о модернизации сочетает культурно-исторический плюрализм с осторожными ожиданиями такого глобального порядка, который функционировал бы диалогически, будучи совокупным продуктом специфических опытов. Такая структура возможной общечеловеческой суперцивилизации представляется сейчас наиболее жизнеспособной.

Современные последователи  концепции модернизации нередко  рассматривают указанный процесс  эволюции европейского общества в духе теорий континуитета, т. е. непрерывного развития и конъюнктурной адаптации обществ, их типов производства и политических организаций. В контексте представлений о некой всемирной (центральной) цивилизации, связанной общими ритмами и пульсацией культурных, экономических и политических процессов, капитализм предстает одним из экономических инструментов центр-периферийного взаимодействия.

Многочисленные сторонники мир-системного подхода считают  капитализм всемирно-исторической социальной технологией, возникающей на фазе становления мир-экономик, и связанное скорее с колебаниями экономического цикла и изменениями в цепочке разнообразных обменов и монополий, чем с детерминантами внутреннего социального развития. В этом смысле модернизация приобретает характер циклически возобновляемого процесса, при котором латентно существующие в недрах аграрных экономик рыночные тенденции и протокапиталистические социальные институты, периодически пробуждаются к жизни и разрастаются до новых значений по мере роста связей между очагами локальных экономик. Политическая система реагирует на этот процесс, и в то же время определяет его разнообразные спецификации. В этих значениях термин «модернизация» теряет свой конкретно-исторический характер (раннекапиталистический переход), а процесс модернизации утрачивает параметр поступательного развития.

Неоднозначные сами по себе, исторические тенденции развития западноевропейской цивилизации, приведшие ее к процессу перехода на рубеже XIV-XV вв., приобрели устойчивый и необратимый характер. И в этом смысле «разложение феодального общества», «генезис капитализма», «политическая централизация» и «рост рынков» отразили качественные параметры экономико-демографического цикла и новую расстановку центров и периферий внутри европейской цивилизации. Модернизация вобрала в себя широкий спектр культурных, политических, социальных изменений инновационного и адаптивного характера, причем далеко не всё из этого спектра соответствовало протоиндустриальному обществу. Происходил отбор жизнеспособных форм, и значительную роль в этом отборе играло то, насколько новые институты и технологии соответствовали характеру политических систем и политических практик Раннего Нового времени.

Разнообразные аспекты модернизации рассматриваются в литературе более частного или собственно исторического характера. Концепции и парадигмы, которых придерживались данные авторы, не противоречили в целом, а скорее дополняли объемное и многогранное восприятие процесса модернизации. Так в трехтомнике Ф. Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв.» развернута панорама экономической эволюции Европы и остального мира в интересующее нас время. Работа Броделя изобилует не только фактами, но и идеями, в частности, о существовании в средневековой и постсредневековой Западной Европе двух экономических центров – Северного (Нидерланды и европейский северо-запад) и Южного (Италия).⁴

В лучших традициях школы  «Анналов» выполнена работы Пьера Шоню «История – наука социальная. Время, пространство, человек в эпоху Новой истории» и «Цивилизация классической Европы». Хронологические рамки работы – XIV-XIX вв. Шоню рисует широкую картину европейской истории указанного времени, совершая экскурсы в античность и в XII-XIII вв., совмещая демографические сюжеты с историей науки и образования, вычисляя уровень грамотности в XVII-XVIII вв., вычерчивая кривые роста цен.

Тема «европейского  чуда» разрабатывалась в работах Э. Джонса и Дж. Холла, которые вполне убедительно демонстрируют уникальность европейской истории XVI-XVIII вв., а также находят средневековые предпосылки этой уникальности. Весьма полезным исследованием является «Европейская цивилизация в сравнительной перспективе» Ш. Эйзенштадта. О европейской идее писали Ф. Шабо, Д. Хэй, Ж. Дюрозель, Дж. Барраклоу, несколько позднее – К. Дельма , Э. Морэн и многие другие.

Системе европейских  государств посвящены труды Р. Вессона, считающегося одним из наиболее глубоких исследователей европейской темы. Благодаря инициативе Ч. Тилли появился авторитетный сборник статей «Формирование национального государства в Западной Европе» (1975). Большой интерес представляет работа П. Кеннеди «Подъем и падение великих держав», в которой рассматриваются военные и экономические аспекты эволюции системы европейских государств. Трудно также не упомянуть серьезное исследование Б. Мура «Социальные источники диктаторства и демократии».

3. Аналитическая модель модернизационного перехода

Переход модернизации представлен следующим образом:

1) модернизирующееся  общество вступает в неустойчивое, неравновесное состояние. Резко повышается степень исторического риска – риска, связанного с социальными потрясениями, эрозией ценностей, ростом насилия. Надежных гарантий последовательных и спокойных преобразований при этом не существует. Вместе с тем, общество, в лице своей элиты решившееся на модернизацию, становится более открытым для инноваций и «творческого разрушения» (И. Шумпетер);

2) в историческую ткань  модернизирующегося общества внедряются  универсальные принципы и унифицирующие  силы, собирающие локальные мирки,  на которые раздроблен традиционный  социум, в «большое общество» (А.С. Ахинезер). Одна из таких сил – рынок (товарно-денежные отношения), создающий единое экономическое пространство и размывающий границы автаркичных натурально-хозяйственных зон. Другой нивелирующий фактор – государство, роль которого в переходный период, как правило, усиливается (в случае удачного течения событий). Государство осуществляет административную унификацию и создает бюрократию, руководствующуюся рационально обоснованными, «всеобщими» нормативными предписаниями. Государство регулирует экономическую жизнь и способствует появлению единого культурного стиля и языка культуры.

Следующий «великий выравниватель» – формализованное право. Благодаря своей безличности оно формирует универсальные принципы социального поведения. Новые правовые нормы постепенно становятся основными скрепами складывающегося гражданского общества, заменяя обычай и сословно-корпоративные привилегии.

Все названные принципы-силы так или иначе пронизаны рациональностью, которая в переходную эпоху осознается как универсальная ценность, отвечающая естественной природе человека. Экономика, политика, общественные отношения, познание – все в это время требует рационализации, преодоления образно-мифологического восприятия мира. С помощью рациональности люди впервые становятся способными общаться поверх локальных барьеров, разделявших традиционные малые сообщества;

3) Наряду с выравниванием  социокультурной жизни (формированием  «большого общества») Переходу сопутствует ее дифференциация: структурная и функциональная. Структура «большого общества», на которое направлен Переход, принципиально отлична от структуры традиционного общества. Последнее, как уже было замечено, составлено из достаточно замкнутых, самовоспроизводящихся мирков (общинных, кастовых, этнических, сословно-корпоративных). В социальное целое их сводит общая религиозно-мифологическая традиция (общая картина мира), этническое и языковое родство, наконец, общая экологическая ниша. Такая структура непрочна, и во время очередного циклического кризиса она распадается на составляющие ее элементы, уже отмеченные нами.

В посттрадиционном (переходном) обществе, в случае его удачной эволюции, образуются функционально обусловленные подсистемы, постепенно замещающие мирки, – экономическая, политическая, социальная и культурная. Подсистемы взаимозависимы и только вместе образуют целое. Такая функционально специализированная структура резко повышает историческую эффективность общества и его адаптивные возможности.

В оптимальном случае названные подсистемы посттрадиционного  общества постепенно выделяются из синкретического переходного континуума. Образование новой структуры составляет первую фазу переходной эпохи, во всяком случае, так было в Западной Европе. Как только этот процесс завершается, начинается «цепная реакция» исторического роста (индустриализация, демократизация, возникновение национального самосознания и так далее).

В свою очередь, подсистемы также дифференцируются. Экономическая  подсистема предполагает разделение труда, и конкуренцию, регламентированную правом. В политике утверждается разделение властей. В социальных отношениях сословная вертикаль уступает место формальному гражданскому равенству, на фоне которого «горизонтально» выстраиваются новые социальные группы. Обычно их называют классами.

Синкретическая традиционная культура также распадается на автономные сферы. Это происходит в процессе рационализации и секуляризации: от авторитарной религиозной идеологии отделяются философия, наука, искусство, право. Фигуры мудреца, святого, мастера с их диффузными статусами сменяются специалистами – учеными, администраторами, художниками. Их главная ценность и цель – профессиональная компетентность. Особенно важным нам представляется отделение светской культуры от религиозной: без него переход к современному обществу едва ли возможен. Религия в посттрадиционном обществе может сохранять роль резервуара традиционных ценностей, однако и она, как правило, становится чем-то специальным в том смысле, что занимает определенную нишу в структуре переходного социума, утрачивая прежнюю универсальность.