Социальный порядок в России

Но не только в политике и экономике  происходит институциональная дезинтеграция. Канва подобного социального «раздвоения» прослеживается уже на уровне установок общественного и группового сознания, постоянно подпитывающего институционалихацию социальных отношений разных, порой альтернативных, типов.

Разрушение прежней  институциональной структуры и  формирование новой порождает проблему несовместимости ряда новых социальных институтов со «старыми». С одной стороны, эта проблема носит естественный характер, с другой стороны, продление времени подобной несовместимости обостряет социально-экономические проблемы переходного общества, так как старые и новые институты начинают мешать деятельности друг друга, усиливая дезинтеграцию общества.

Наибольшую несовместимость можно наблюдать между институтом частной собственности и такими «старыми» социальными институтами, как судебная и правовая система, а также банковская. Права собственника и инвестора до сих пор являются мало защищенными, и, несмотря на декларации политиков, инвестиционный климат в России остается неблагоприятным. Презентация правительственной программы, разработанной Центром стратегических разработок, опять показала, что реформирование судебной системы откладывается на неопределенное время (хотя отметим, что предусмотрено почти двукратное увеличение бюджетных расходов на содержание судебных органов). Одновременно появляются явные признаки того, что, несмотря на обещания властей, могут подвергнуться пересмотру результаты приватизации крупных объектов бывшей госсобственности (первый сигнал – возбуждение Московской прокуратурой дела об отмене итогов приватизации «Норильского никеля»). Более того, очевидно, что этот пересмотр будет носить выборочный характер и диктоваться политической конъюнктурой. В условиях слабой и зависимой от государства судебной системы решение проблемы будет носить неформальный характер, а борьба может вестись с помощью СМИ, а также жесткого политического противостояния, при котором будут затрачены многочисленные ресурсы разных видов. В результате политические и экономические издержки конфликтующих сторон окажутся совсем немалыми.

Другой пример – несовместимость  институтов рынка и институтов, способствующих повышению социальной и территориальной мобильности рабочей силы. Это - отсутствие у россиян возможности свободно перемещаться по территории страны для получения работы ввиду недоступности или затрудненности покупки жилья или обмена (продажи старого с покупкой нового жилья). Невозможность получения льготного кредита для приобретения жилья или открытия своего бизнеса делают проблематичными раскрытие потенциала рыночной системы.

Несовместимы рыночные институты  и с наиболее распространенным сегодня порядком заполнения вакантных рабочих мест, носящим неформальный характер. Если в полноценной рыночной экономике принципами заполнения вакансий являются достижение максимальной производительности и рационализация издержек, то в переходной российской экономике отдается предпочтение принципу минимизации издержек при фактическом игнорировании принципа повышения производительности труда.

Последнее особенно ярко проявляется  в несовместимости рынка и  нынешнего механизма оплаты труда. (При этом мы вводим за скобки проблему несвоевременной оплаты труда). Имеется в виду, прежде всего практика неравной оплаты за одинаковый труд (по количеству и качеству), значительный разрыв в оплате труда работников различных отраслей экономики и, безусловно, наличие огромного числа работников, имеющих доходы ниже стоимости воспроизводства рабочей силы. Антирыночный характер нынешней системы оплаты труда можно увидеть и в обращении ряда руководителей предприятий (организаций) к специалистам с просьбой разработать систему не стимулирования высокоэффективного труда, а уменьшения оплаты труда своих работников.

Отметим несовместимость рыночных институтов и нынешнего института собственности на землю. Как известно, принятие Земельного кодекса с вариантом оборота сельскохозяйственных земель торпедируется левыми фракциями в Государственной думе, выражающими позицию немалой части общества. В условиях резкой социальной дифференциации населения по экономическому признаку разрешение частной собственности на землю может еще больше обострить проблему социального неравенства. Если вспомнить эксцессы, сопровождавшие приватизацию госсобственности и жилья граждан (многочисленные случаи мошенничества и даже убийства собственников квартир), то негативные прогнозы относительно возможной ситуации на рынке земли имеет под собой серьезные основания.

Несовместимо с рыночным институтами  положение, существующее с предприятиями (фирмами) – реальными банкротами, а также с многочисленными фактами лжебанкротства. Законодательство о банкротстве пока не работает в полную силу.

Трудно сочетаются рыночные принципы с нынешней деформированной структурой рынка личных сбережений, сложившейся в результате ассиметрии информации, возникающей в отношениях между вкладчиками и финансовыми структурами. Наличие, по оценкам экспертов, около 40 млрд. долларов в виде неорганизованных сбережений -  результат отсутствия институционализированных способов определения потенциальными инвесторами уровня честности и компетентности финансовых организаций, а также отсутствия института страхования вкладов граждан.

Децентрализация власти сопровождается несовместимостью властных институтов разных уровней власти – федеральных и региональных, с одной стороны, региональных и муниципальных, с другой стороны. Первые в названных парах с трудом воспринимают идею о необходимости перехода от административно-командных к партнерским взаимоотношениям друг с другом. Отсюда постоянно наблюдаемые попытки вышестоящей власти «поглотить» нижестоящую (Кремль не прочь отбросить демократические «тонкости» для восстановления прежнего контроля над регионами, а последние, в свою очередь, имеют аналогичные планы относительно городов и районов).

Проблема несовместимости социальных институтов является актуальной не только для экономической и политической сфер жизни переходного российского общества. Данные социологических опросов различных исследовательских центров показывают существование двух мало совместимых между собой систем ценностей – традиционалистскую и модернизационную⁸⁵, что позволяет даже говорить о расколе в ценностной системе общества.

Л.Б. Косова отмечает возникновение  и параллельное существование двух социальных миров, которые принципиально отличаются «своими поведенческими образцами, структурами авторитетов, рамками идентификации, информационно-коммуникативными полями»⁸⁶. Внешне это находит свое отражение в возникновении двух потребительских рынках с различным уровнем цен и набором товаров и услуг⁸⁷. Иными словами, представители этих двух социальных миров ходят в разные магазины, а их дети посещают разные школы (лицеи), то есть социальное разделение проявляется и в разделении территориальном. Такое социальное и пространственное разделение способствует углублению ценностного раскола общества.   

В теории «миров» выделяется семь базовых институтов, различающихся процедурами координации, совокупностью объектов и требованиями к поведению индивидов.

1. «Мир» рыночный, требующий от поведения людей таких качеств, как рациональность, «симпатия», ответственность.
2. «Мир» индустриальный, ожидающий от индивидов поведения, характеризующегося функциональностью и согласованностью.
3. «Мир» традиционный, основанный на персонификации связей и традициях.
4. «Мир» гражданский, базирующийся на принципе приоритета общих интересов.
5. «Мир» общественного мнения, координация в котором основана на наиболее известных и популярных событиях.
6. «Мир» вдохновения и творческой деятельности.
7. «Мир» экологический, в котором действует императив сохранения наличного природного равновесия.

Согласно этой теории (Л. Болтянски, Л. Тевено), социальный порядок поддерживается благодаря сохранению (установлению) равновесных отношений между «мирами» и купированию попыток экспансии любого из базовых институтов. Кроме этого, необходимо нормальное функционирование каждого базового института, взятого самого по себе.

Переходное общество нуждается  в достижении равновесия «миров»  путем компромисса, осуществляемого как на микро-, так и на макроуровне.

В качестве главного субъекта, помогающего  поиску компромисса, как правило, выступает  государство, отвечающее таким двум требованиям, как демократичность и равноудаленность от «групп давления».

Очевидно, что постсоветское государство не соответствует ни одному из этих требований. Результатом такого положения дел, по мнению А.Н. Олейника, является ситуация «отказа от поиска компромисса, обособления индивидов на основе признания, что «нет ничего значимого», что нет тех норм или принципов, которые стоило бы защищать и искать компромиссное решение»⁸⁸.  В повседневной жизни это проявляется в ограничении контактов кругом близких людей, входящих в «мир» традиционный, и отказом в доверии всем иным индивидам и структурам (экономическим и государственным).

Заметим, что согласно данным международного исследования, проведенного в 1995-1996 гг., почти 2/3 опрошенных россиян видят опору в семье, а на помощь государства рассчитывают всего 9%⁸⁹. 

В итоге происходит «рассыпание» социально-экономической системы на «фрагменты» и утрата ею целостности. «Неизбежные столкновения между «фрагментами» приводят не к поиску компромисса, а к усилению «шума», вызываемого несовместимостью различных норм и процедур координации»⁹⁰.

Таким образом, проблема несовместимости социальных институтов переходного российского общества актуальна как внутри «миров» (базовых институтов), прежде всего рыночного и гражданского (экономика, политика, ценностная система), так и для их взаимодействия.

2.3. Регионализация  и институциональное проектирование в России.

В последнее время  стал проявляться процесс разрушения прежнего устройства РСФСР. Тактические соображения (борьба с союзным центром) при этом брали верх над стратегическими, и процесс разрушения принял в конце концов слабо контролируемый характер. Этим воспользовались национальные республики и это обстоятельство предопределило во многом характер движения к новому государственному устройству России.

В 1990-е годы происходит самостоятельное  повышение статуса всех 16 бывших автономных республик и 4 автономных областей (Адыгея, Горный Алтай, Карачаево-Черкессия и Хакасия) до статуса суверенных государств. В ряде этих образований вводится пост президента (Татарстан, Башкортостан, Чечня, Калмыкия и др.).

Во-вторых, «суверенизация» национальных республик во многом определяет процесс движения бывшей РСФСР к новой федерации, носящей асимметричный по многим параметрам (статус, размер, уровень социально-экономического развития) характер. Очевидно, что такая конструкция государственного устройства не может быть устойчивой по причине низкого уровня управляемости, существования условий для появления и воспроизводства сепаратистских настроений и элементарной неэффективности.

Отсюда становится понятной острая неутихающая борьба вокруг выбора оптимальной модели федеративного устройства России.

На первом этапе (1992-1997 гг.) борьба развернулась вокруг сближения статусов субъектов  РФ – республик и краев (областей).

И. Бусыгина выделяет три вехи сближения  статусов субъектов РФ⁹¹:

1. подписание в 1992 г. Федеративного договора между Центром и всеми субъектами на территории бывшей РСФСР (суверенные республики, автономные области (округа); края (области), города Москва и Санкт-Петербург);
2. принятие в декабре 1993 г. ныне действующей Конституции, в которой отсутствовало упоминание о суверенитете республик и текст Федеративного договора;

3. переход к повсеместной выборности глав субъектов РФ, завершившийся в начале 1997 г. выборами губернаторов, статус которых, по сути, стал мало чем отличаться от статуса президентов республик.

Таким образом, к началу 1997 г. завершился важный этап сближения юридических статусов субъектов Федерации.

На втором этапе (с 1998 г.) происходило закрепление  результатов первого этапа и  велось наступление со стороны федерального центра на такое явление эпохи суверенизации, как несоответствие регионального законодательства Конституции РФ и федеральным законам. Одновременно периодически в общество вбрасывались «пробные шары» идей об изменении территориального деления страны (укрепление регионов), объясняемое трудностями управление 89 регионами и необходимостью формирования самодостаточных в экономическом отношении субъектов.

Активная  законотворческая деятельность субъектов  РФ сопровождалась, по мнению большинства исследователей, феноменом так называемой «региональной суверенизации» – тенденции «вымывания российского суверенитета и отдельных суверенных прав Российской Федерации конституционным (уставным) правом субъектов Федерации»⁹².

Основным  источником данного феномена является стремление ряда лидеров регионов строить федеративные отношения на принципе наличия изначально одинаковых прав у всех субъектов РФ, часть которых последние сами делегируют Центру (вариант договорной федерации). Так, руководство Татарстана «исходит из предпосылки, что взаимодействие между Центром и субъектами выгодно всем сторонам – Центр должен взять на себя решение только тех проблем из ряда предметов совместного ведения, которые не в состоянии решить сами регионы»⁹³. Учитывая различия, существующие между 89 регионами, на деле это означает движение к конфедерации, так как относительно благополучные регионы (Татарстан и т.п.) будут претендовать на особое положение в Федерации, а регионы депрессивные, не получив необходимой помощи от Центра, будут попадать в зависимость от геополитических интересов своих более благополучных соседей.