Цветные революции как политическая технология

В условиях глобализации мир  не стал более стабильным и предсказуемым. Наоборот, его главными характеристиками стали турбулентность, состояние  хаоса и возросший потенциал  конфликтности. Важнейшим проявлением сжатия «тисков турбулентности» стали события, произошедшие в 2011 году в ряде стран Северной Африки и Ближнего Востока.

Получившие название «арабские  революции», эти события далеко не случайность, тем более — не стихийный  протест «грезящих о демократии», а следствие реализации конкретных проектов по глобальному переустройству мира. Одним из способов и технологий осуществления таких проектов являются «цветные революции» (ЦР), в зависимости от ситуации подаваемые как «оранжевые», «тюльпановые», «жасминовые» и т. п.

Специфика «цветных революций»

В политическом дискурсе под  «цветными революциями», как правило, понимается «процесс смены правящих режимов под давлением массовых уличных акций протеста и при  поддержке финансируемых из-за рубежа неправительственных организаций». Есть и более «жесткие» определения ЦР. Например, «цветная революция» — это «государственный переворот, осуществленный с преимущественным использованием методов ненасильственной политической борьбы, силами "цветного" движения», как правило «в интересах и при непосредственном доминирующем участии в планировании, организации и финансировании со стороны иностранного государства, группы иностранных государств, общественных или коммерческих организаций.  
Конечно, сам по себе факт наличия интересов внешних игроков ни в коей мере не отрицает определенных внутренних факторов и причин таких революций. Более того, как показывает историческая практика, массовые уличные протесты, поддержка оппозиционных движений, стремящихся к смене режима, из-за рубежа присутствуют в любой революции. Так в чем же заключается специфика ЦР?

Анализируя эволюцию революционных  движений начиная с конца XIX и  до начала XXI века, можно утверждать, что ЦР — это высокотехнологичный  продукт эпохи глобализации, который  стал возможен только по достижении человеческим сообществом определенного уровня развития во всех сферах (науке, экономике, средствах связи и коммуникации и др.). Еще одной существенной характеристикой ЦР является то, что  она представляет собой «комплекс  процессов, имитирующих социально-политическую революцию».

Классические революции XIX—XX веков «на своем начальном этапе не являются ни чисто политическим, ни экономико-политическим процессом, но представляют собой, прежде всего, идеологический и духовно-нравственный переворот, происходящий вначале в общественном сознании, в "системе ценностей" основной части общества и только затем — в его общественном бытии , то есть в перестройке его социально-политических и экономических институтов после захвата власти революционной партией или коалицией.

Сущность революции в ее традиционном понимании содержится в особой идее, новой идеологической доктрине, формирующей высшие ценности и верховный смысл существования человека, в новом историческом проекте, практическая реализация которого и есть революция, революционный процесс. С этой точки зрения «цветные революции» не имеют и даже не предполагают не только никаких великих идей, но и идей просто новых — новых даже для самих стран, в которых эти революции совершаются. Это либо известные уже всем идеи западной либеральной мысли (может быть, в более радикальной форме), либо радикальные проекты, имевшие место в религиозных доктринах, прежде всего в исламе. Таким образом, ЦР — это процесс безыдейный. 

Особенностью ЦР является отсутствие условий, принципиально важных для революции «классической». Как известно, «революция невозможна без революционной ситуации, причем не всякая революционная ситуация приводит к революции». Автор этих слов — В. И. Ульянов (Ленин) — указывал на три главных признака революционной ситуации:

«1) Невозможность для господствующих классов сохранить в неизмененном виде свое господство; тот или иной кризис "верхов", кризис политики господствующего класса, создающий  трещину, в которую прорывается  недовольство и возмущение угнетенных классов. Для наступления революции  обычно бывает недостаточно, чтобы "низы не хотели", а требуется еще, чтобы "верхи не могли" жить по-старому;

2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных  классов;

3) Значительное повышение,  в силу указанных причин, активности  масс, в "мирную" эпоху дающих  себя грабить спокойно, а в  бурные времена привлекаемых, как  всей обстановкой кризиса, так  и самими "верхами", к самостоятельному  историческому выступлению».

 «Настоящую революцию невозможно спроектировать искусственно, когда народ к ней не готов. Можно произвести бунт, переворот или даже имитацию революции, а вот по-настоящему эволюционная революция происходит только тогда, когда созрели основные массы или хотя бы критическое их количество», то есть сложилась революционная ситуация.

Впрочем, как уже отмечалось выше, отнюдь не всякая революционная  ситуация приводит к революции. Дело в том, что революция возникает «лишь из такой ситуации, когда к перечисленным выше объективным переменам присоединяется субъективная, т. е. способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство, которое никогда, даже и в эпоху кризисов, не "упадет", если его не "уронят"».

Так вот, ни в одной из стран, где апробировались технологии ЦР, революционной ситуации не было. Достаточно посмотреть уровень жизни в этих странах, а также на катастрофические социально-экономические и политические последствия революционных «завоеваний», чтобы сделать вывод об инспирированности произошедших изменений. В то же время нельзя отрицать того, что для успеха ЦР необходим все-таки момент наибольших трудностей, с которыми сталкиваются те или иные правительства, — резкого или длительного и явного ухудшения его экономического или политического положения (проигрыш войны, международные санкции, экономический кризис и т. д.). Кроме того, не было в странах, подвергшихся «цветной» атаке, и революционного класса, способного не просто смести правительство (это-то, как раз очень просто сделать), но заменить его, то есть представить новую программу действий, проект развития.

Итак, важно понимать, что  «цветные революции» не ставят важнейшую  для классических революций цель — изменения политического строя  и форм собственности, то есть всей социальной системы. Они «заточены» лишь под смену политических режимов. С этим связана третья особенность  ЦР. Пристальное внимание следует  обратить на то, что среди факторов неудачи и провала «цветной революции» ключевым является «наличие решительного и твердого главы государства, не стесняющегося "употреблять власть" и пресекающего любые незаконные и провокационные акции "цветных" революционеров, даже и относительно массовые».

Развитие «цветного» революционного процесса происходит в условиях «ненасильственного» перехвата власти у того правительства, которое не решается ею воспользоваться или останавливается перед употреблением легитимного, но при этом относительно массового насилия (разгон несанкционированных митингов, протестных шествий и т. п.). Сила законной власти в целом и национального лидера, в частности, заключается также в наличии верных и преданных силовых структур, которых нельзя ни запугать, ни перекупить. Не менее, а, может быть, даже более значимым является исключительная уверенность в своей правоте, законности и легитимности.

Любая, даже экспресс-революция  предлагает своего лидера, этакого  знаменосца протеста. С этой целью  должно произойти укрепление блока  всех оппозиционных партий. В результате появляется фигура лидера, не запятнанного ни сотрудничеством с прежним режимом, ни открытым (это особенно важно) сотрудничеством с Западом. В силу чего правящий режим сталкивается с единым фронтом оппозиции, который очень сложно расколоть. Если же единения оппозиции не происходит, то «революция» затухает и постепенно переходит в стадию протестов маргинальных сил.

За счет массированного применения финансовых ресурсов и информационных технологий срок подготовки свержения  режима удается сократить до полутора-двух лет. Таким образом, не нужно заниматься изнуряющей, растянутой на несколько  поколений работой по подрыву  режима, втягивать страну в гонку  вооружений или изматывать противника экономически — как это было с  СССР и его союзниками по социалистическому  лагерю. Все эти этапы проходят в предельно ускоренном режиме с  использованием новых возможностей постиндустриального и информационного  общества: прежде всего это сетевые  структуры, манипуляция общественным сознанием посредством мировых  СМИ.

Так называемый момент «Х» связан либо с выборами, либо с требованиями их досрочного проведения. Выборы — это именно то событие, которое позволяет оппозиции вывести максимально возможное количество недовольных на улицу. Причем подготовка к этому начинается задолго до самих выборов и осуществляется, как правило, по двум сценариям.

Первый — если выборы еще  не объявлены, существующий режим объявляется  нелегитимным и диктаторским. В случае проявления им слабости, следует требование отставки руководства страны, происходит формирование переходного правительства  и объявление внеочередных выборов (Тунис, Египет). Если же режим, поддерживаемый большинством населения, не сдается, то на авансцену выступают вооруженные  бандформирования, активно поддерживаемые из-за рубежа (Ливия, Сирия).

Второй сценарий используется в ходе очередной предвыборной кампании. В этом случае задолго до выборов  «революционеры» заранее обвиняют власти в фальсификации ее итогов и заявляют о своей победе. Развитие этого сценария предусматривает  как минимум два способа смены  режима: мирный и относительно мирный. Мирный — отмена Конституционным судом итогов выборов и переголосование (Украина). Относительно мирный — переход полицейских сил на сторону оппозиции в ситуации, когда армия и другие силовые структуры занимают нейтрально-выжидательную позицию; далее следуют захват и даже поджог зданий парламента или ЦИКа и наконец изоляция или арест прежних руководителей страны (Сербия, Грузия, Киргизия).

Совершенно новой особенностью ЦР является, в отличие от классических революций, роль внешних сил. Они не только финансируют организаторов революции в течение нескольких лет до ее осуществления (что, как известно, имело место в России начала ХХ века, а также в странах Латинской Америки и Ближнего Востока в 1960—1970-е годы). Новая роль внешних сил проявляется уже в открытом и публичном задействовании концепции «мягкой силы», происходящем открыто и публично. Кроме того, внешние игроки (США, страны НАТО) «присваивают и активно используют статус верховного арбитра, определяющего легитимность» режима. Например, объявляют легитимными действия оппозиции, даже если они нарушают закон; соответственно, действия власти по своей защите априори оказываются нелегитимными.

Проявляется и открытое вмешательство  во внутренние дела страны-мишени сначала  на экономическом и политическом уровне, включая (если в том возникает необходимость) и военные средства. Внешняя сторона берет на себя организацию переговоров власти и оппозиции и участвует в них не в качестве нейтрального посредника, но на стороне последней. Используется и метод прямых ультиматумов действующей власти, с учетом зависимости правящей элиты от этих внешних сил (вклады в банках, недвижимость за рубежом).

Далее, внешние силы тесным образом работают, «подкармливают», пестуют часть старой элиты, ранее  находившуюся у власти, но затем, после  отставки, перешедшую в оппозицию. У  этой оппозиции в лице бывших министров  есть союзники в числе министров  нынешних, которые в решающий момент могут перейти на сторону оппозиции. Наконец, внешние игроки четко следят за тем, чтобы в случае победы «революционеров» геополитическая и геоэкономическая ориентация произошла в пользу той  внешней силы, которая финансировала  и легитимировала ЦР.

Цвета и символы «цветных революций»

Особую роль в «цветных революциях» играют собственно цвет и символы, так как именно знаковые системы, в отличие от содержательной вербальной коммуникации, воздействуют на глубокие сферы психики (предсознание и подсознание). Политтехнологи прекрасно понимают их значение, а потому выбор «красной розы» или «красного тюльпана» в качестве символа революции вовсе не оказывается случайным.

Во-первых, знаковые системы  продуцируют простые (архаичные) генеральные  эмоции (например, ярость, отвращение, блаженство, страх), которые подавляют  или возбуждают волевые действия. Главное — они не стимулируют целенаправленную деятельность. Соответственно, в войне, социальной или религиозной революции роль знаковых систем оказывается хотя и не определяющей, но весьма значительной, так как они формируют эмоциональный настрой масс. Более того, в отдельных элементах стратегии (психическая атака) от них может зависеть исход всей операции. 
Во-вторых, знаковые системы актуализируют социальный опыт (личный, родовой, этнический, конфессиональный, сословный, национальный) и вызывают тем самым отзвук, который побуждает к самоидентификации, к выбору и, наконец, к поступку. Таким образом, символ становится опознавательным знаком, обозначает соратников и выявляет противников, как бы физически консолидирует сообщество в конкретном пространстве и времени.

Еще одно важное уточнение  относительно роли и значения зрительных образов. Зрительный опыт, как и обонятельный, вкусовой, тактильный и элементарный звуковой, является более архаичной  структурой в сравнении с опытом вербальным. Именно поэтому воздействие  на зрительный анализатор, особенно в  сочетании с элементарными звуками, более инструментально и эффективно для навязывания желаемого поведения  индивиду или массе, чем вербальное воздействие. Для быстрого и максимально  широкого охвата населения в технологиях  ЦР активно используются демонстрации элементарного цветового или графического знака (например, белый кулак в круге на черном фоне — символ белградской «революции», который впоследствии использовали на Украине, в Киргизии, Египте) или зрелища: шествия, флэш-мобы, «кольца», разного рода акции, транслируемые в социальных сетях. 
Зрелище — особо важный, но и более сложный в сравнении с символикой технологический прием.

Он продуцирует коллективное чувство — синтонию, формирующее новое качество отношений между объектами воздействия, то есть зрителями. Кроме того, ролевое зрелище (например, театр, кино, акты самосожжения, передаваемые по социальным сетям) дополняет синтонию самоидентификацией с героем или усвоением страсти героя. В результате «завороженность» конкретным действием может изменить восприятие реальности.