Конституционно-правовое строительство в странах Европы и Америки ХХ век

Либеральная конституционная модель формировала наиболее жесткий вариант правового государства, предполагающий минимальное политическое воздействие на сферу гражданских отношений. Создавалось «государство - ночной сторож», т.е. система властных институтов с предельно ограниченными возможностями политического насилия по отношению к индивиду, предназначенная для активных действий лишь в экстремальных, чрезвычайных обстоятельствах. Политическое «ослабление» государства обеспечивалось ролевой автономией отдельных звеньев властной системы. Законодательная и исполнительная ветви власти, правящие политические группировки и официальная оппозиция, многочисленные звенья судебной системы, верхние эшелоны государственного управления и органы местного самоуправления, административно-территориальные единицы ставились в четко очерченные рамки конституционных полномочий и во многом блокировали активность друг друга. Тем самым ликвидировалась возможность формирования какого-либо очевидного «полюса власти», эпицентра политической активности в государстве, обеспечивалась соревновательность политического процесса.

Классический вариант «ослабления деспотии государства» был реализован в американской конституции. Он получил название «сдержек и противовесов» и предполагал образование трех относительно автономных ветвей власти (законодательной, исполнительной, судебной) в сочетании с федералистской системой государственного устройства. Другой вариант жесткой системы разделения властей сложился в Великобритании. Здесь не возникла практика «сдержек и противовесов», но особое значение приобрел принцип независимости судебной власти. Показательно также, что в Англии, США и других странах со схожей правовой системой судам общей юрисдикции была предоставлена функция конституционного контроля.

Приоритет принципа разделения властей прослеживался и на уровне местного самоуправления. В странах с либеральной конституционной системой местные представительные органы получали значительную автономию. Важнейшим элементом системы разделения властей в либеральных конституционных системах являлась специфическая партийная модель. Свободное образование партий, явочный характер их формирования (без предварительного разрешения властей, хотя и с последующей регистрацией в установленном порядке), их открытое участие в избирательном процессе и последующем осуществлении властных полномочий, гласность взаимоотношений партий с электоратом стали основными принципами политической жизни в странах с либеральными режимами.

Очень скоро стало очевидным, что либеральная конституционная модель способствует, как правило, формированию двухпартийных систем. При формальном закреплении принципа многопартийности лишь две партии получали реальную возможность бороться за преобладание в государственно-политической системе. Сосредоточение эпицентра избирательных кампаний вокруг конкуренции двух партий обеспечивало достаточную состязательность политического процесса, а их преобладание в парламенте создавалопреемственность государственного курса.

Либеральный конституционализм был в минимальной степени ориентирован на правовую регламентацию деятельности партий. Партийная система, с точки зрения либеральной доктрины, представлялась как пространство политической самореализации индивида - и в плане организации, и по основным задачам. Правовое обеспечение деятельности партий поэтому было связано с защитой политических прав и свобод личности.

В целом, при формировании либеральной модели государственности круг объектов конституционно-правого регулирования был предельно сужен. Основной целью конституционного правопорядка становилось не моделирование целостной системы общественных отношений, а закрепление ключевых принципов социального взаимодействия, обеспечение свободы самовыражения человека, его защищенности от диктата общества и государства. Либеральная конституционная модель впервые была реализована в США.

Авторитаризм и тоталитаризм XX в.

Альтернативный тип конституционного строительства сложился в странах «второго эшелона», перешедших на рубеже ХIХ-ХХ вв. к форсированной модернизации. В условиях крупномасштабных общественных реформ здесь складывалась двойственная ситуация, когда на фоне нарастающей политической активизации народных масс резко возрастала роль тех элитарных групп, которые имели непосредственный доступ к государственной власти и оказывали решающее влияние на определение политического курса. Традиционное представление о государственной власти как части богоданного порядка вещей уступало идее национального суверенитета, права народа на политическое самоопределение. Но в условиях неразвитости гражданского общества процесс системных реформ провоцировал не демократизацию, а скорее персонификацию власти, усиление вертикального соподчинения и расширение прямых функций центральных государственных органов.

При всем различии идейно-политических программ властвующих элит в странах ускоренной модернизации их позиции были едины в попытке представить некий проект целенаправленного общественного развития. Эпицентр политической жизни и правового строительства переносился на закрепление «общенационального» характера государственной стратегии. При этом основным субъектом властных отношений провозглашался народ - органическое сообщество, чья единая воля, интересы, историческая судьба предопределяли задачи текущих реформ. Таким образом, быстрое огосударствление общественно-политической жизни сочеталось с закреплением народовластия, отказом от традиционного сакрального представления об источнике власти. На этой основе и произошло формирование так называемой этатистской конституционной модели (фр. «etat» - государство).

Складывание этатистского конституционализма в большинстве случаев происходило на основе авторитарной модели государственности. «Авторитарный синдром» появлялся в тех странах, которые, вступив на путь «догоняющего развития», не достигли еще значительных успехов в модернизации социальной структуры общества и обновлении массового сознания. Любое нарочитое реформаторство, ссылки на «прогрессивный опыт» воспринимались негативно.

Уже первый опыт формирования авторитарной государственности (режимов Ю. Пилсудского в Польше, М. Хорти в Венгрии, М. Примо де Ривера в Испании) показал наиболее характерные особенности авторитарной модели государственности. Ускоренными темпами происходил демонтаж сословной властной системы. Но многопартийность, парламентаризм приобретали формальный, декларативный характер. Этнокультурный национализм, представление о народе как внеклассовой органической общности, патриархальные нравственные ценности становились ключевыми идеологическими ориентирами политической жизни. Это обеспечивало новым режимам широкую социальную опору. Опорой авторитарных режимов становились армейские и монархические круги, нередко - церковные иерархи, государственная бюрократия.

Система вождизма была ключевой чертой авторитарных диктатур. Правда степень персонификации власти в конкретных случаях существенно разнилась. В тех случаях, когда диктаторский режим сохранял прогрессистскую ориентацию, а основной целью реформ становилось ускорение модернизации социально-экономической системы, личная роль вождя значительно возрастала. Классическим примером такой «прогрессистской» диктатуры стал режим М. Примо де Ривера в Испании, а последим в XX в. - режим генерала А. Пиночета в Чили. В тех случаях, когда авторитарные диктатуры приобретали консервативную направленность и были ориентированы на приостановку реформ, степень персонификации власти существенно снижалась. Нередко складывались даже «диктатуры без диктаторов», где за власть с переменным успехом боролось несколько кланов консервативной элиты.

Формирование диктатур особого типа - тоталитарных - было связано с обострением социальных противоречий в ходе ускоренной модернизации. Характерно, что все страны, где складывались подобные режимы, не только прошли длительный период социально-экономических реформ, но и уже встали на путь построения демократической государственности. В Европе толчком к формированию тоталитарных режимов послужила Первая мировая война и революционная волна 1917-1919 гг. В эти трагические годы в политическую жизнь европейских стран ворвалась маргинальная масса. Надежды либеральных политиков на то, что система представительной демократии, парламентаризма и многопартийности станет надежной преградой на пути радикального протестного движения, оказались иллюзией. Растущая активность маргинальных масс была направлена во внеправовое русло, зачастую оказывалась связана и с прямым насилием.

Тоталитарная государственность имела две ярко выраженные формы. По основному субъекту общественно-политической жизни их можно охарактеризовать как «этократия» и «партократия». Этократические режимы базировались на фашистской идеологии. В классическом варианте они сложились в Италии и Австрии, Испании и Португалии. Фашистская конституционная доктрина основывалась на органическом право понимании. В качестве естественной, «изначальной» рассматривалась правосубъектность народа, а не личности. Именно народ, как органическое сообщество, объединенное своей исторической судьбой, верой, духом, этнической природой, объявлялся источником власти и права.

Категория естественных прав и свобод человека, договорной принцип правоотношений, представление о демократии как представительном правлении большинства членов гражданского общества трактовались не только как грубое искажение истинных принципов политической жизни, но и прямой вызов. «Врагом народа» объявлялся любой человек, противопоставляющий свой интерес, свое мнение «воле народе». Независимый образ мышления становился составом преступного деяния.

Политическая система фашистских этократических режимов строилась на основе тотального огосударствления всех сторон общественной жизни. Государство принимало на себя всю полноту ответственности за определение путей общественного развития, обеспечение социальной справедливости и солидарности, защиту общенародных интересов во внутренней и внешней политике. Важнейшей опорой режима становилась система"вождизма - авторитарного единовластия лидера нации. Фашистский вождизм опирался как на традиционные институты - армию, бюрократический аппарат, церковь, так и на новые - однопартийную систему и систему государственного террора. Армия и бюрократия обеспечивали управляемость общества, причем важным элементом бюрократической системы становились и органы сословно-корпоративного представительства. Классическим примером в этом плане может служить конституция Австрии 1934 г., в соответствии с которой парламент был заменен советом корпораций. Однопартийная система являлась и инструментом насаждения в обществе единой идеологии, и ярким проявлением «единства народной воли». Но в действительности фашистские партии так и не становились действительно массовыми, общенародными. В их ряды первоначально вливались революционно настроенные маргинальные группы населения, ставшие социальной опорой фашизма, а впоследствии - непосредственно связанные с режимом чиновники, офицеры, служащие, предприниматели. Идеология партии становилась официальной, но для большинства населения важнейшим духовным авторитетом оставалась церковь.

Стабильность фашистских режимов зависела не от степени политической мобилизации народа, а от умения вождя балансировать между всеми государственно-политическими институтами, использовать их влияние для укрепления своей личной власти. Большую роль играло и формирование государственной системы террора — органов полицейского контроля, политического следственного аппарата, концентрационных лагерей.

В целом, вся политическая организация фашистских режимов была направлена на уничтожение автономности гражданского общества от государства, тотальное насаждение государственного контроля. Но по мере сглаживания социальных конфликтов, вызванных ускоренной модернизацией, умиротворения маргинальной массы фашистский тоталитаризм начинал «остывать». Снижение роли партии сопровождалось усилением позиций церкви и армии. Все менее жесткой становилась система террора. В государственной пропаганде идея «тотальной революции» сменялась идеалами социальной справедливости, труда во благо народа, солидарности, укрепления культурных и религиозных традиций. Все это превращало фашистские режимы в особую разновидность авторитарных диктатур, имевших возможность поэтапной интеграции в общую западную модель развития. Подобную эволюцию во второй половине XX в. продемонстрировали Испания и Португалия.

Иную специфику имели «партократические» тоталитарные режимы, возникшие в Германии, СССР и странах, близких к советской модели развития. В их конституционно-правовой доктрине понятие «народ» сужалось до определенной социальной группы, которая объявлялась высшим субъектом правоотношений и подлинным носителем народного суверенитета. В Третьем Рейхе в этой роли представлялась арийская раса, в СССР -«трудовой народ». Правовой статус отдельного человека определялся уже не только его идеологической лояльностью, но и принадлежностью к классу-гегемону. Тем самым, возникал очевидный дуализм правовой доктрины, обосновывавшей как суверенность национального государства, так и его вторичность по отношению к «подлинным народным интересам».Государственно-политическая структура «партократических» режимов характеризовалась особым статусом партии. Принцип партийности становился ключевым и в общественно-политической жизни, и в конституционно-правовом строительстве. В целом «партократическая» политико-правовая модель разительно отличались не только от либерально-демократической государственности, но и от фашистских режимов. При высокой степени мобилизации общества она неизбежно провоцировала крайнюю агрессивность, наднациональные мессианские устремления.