Языческое наследие в духовной культуре современной Беларуси: обычаи, обряды, суеверия

Традиционно культуру принято подразделять на материальную и духовную. Под материальной культурой понимают технику, производственный опыт, а также те материальные ценности, которые в своей совокупности составляют искусственную среду обитания человека. Подвидами материально-культурных феноменов являются:

1) природные объекты, которые подверглись некоторому воздействию со стороны человека и изменили свою первозданную форму (рубило первобытного человека);

2) искусственно-природные объекты, которые сохраняют свою природную форму, но существуют так, как не встречаются в естественных условиях (японский сад камней);

3)  синтетически-природные объекты, т.е. такие объекты, которые синтезированы из встречающихся в природе материалов (пластмассы);

4)  социально-культурные объекты, сооружение которых предполагает использование природных и искусственных материалов (шоссейные дороги);

5) социально-материальные объекты, обслуживающие общество в производственной сфере (компьютеры, машины).

Духовную культуру можно классифицировать так же, как и материальную, т. е. на основании степени творчески-преобразующей деятельности создавшего ее человека. Исходя из этого критерия выделяют следующие подвиды духовной культуры:

1) произведения монументального искусства, обладающие материальной формой, которую придал художник естественно-природным 
или искусственным материалам (скульптура, объекты архитектуры);

2)  театральное искусство (театральные образы);

3) произведение изобразительного искусства (живопись, графика);

4)  музыкальное искусство (музыкальные образы);

5) различные формы общественного сознания (идеологические теории, философские, эстетические, нравственные и др. знания, научные 
концепции и гипотезы и т. д.);

6) общественно-психологические явления (общественное мнение, идеалы, ценности, социальные привычки и обычаи, и т. д.).

Относительная самостоятельность материальной и духовной сфер общественной жизни в отношении друг друга иногда приводит к переоценке роли и места материальной культуры общества и недооценке его духовной культуры. В противовес подобному подходу в последние годы в социологии получает все большее распространение понятие социокультурной сферы жизни общества.

Социокулътурная сфера понимается как ведущая сфера развития общества, аккумулирующая опыт предшествующих поколений и обеспечивающая социальную стабильность в течение достаточно длительного исторического периода.

Ученые вычленяют следующие функции данной сферы:

1) трансляционную (передача социальных ценностей из прошлого в настоящее, а из настоящего — в будущее);

2) селекционную (оценка и классификация унаследованных ценностей, определение их места и роли в решении проблем общества на данном этапе);

3) инновационную (обновление социальных ценностей и норм) [5, С.35].

Духовная сфера жизни общества охватывает различные формы и уровни общественного сознания, которые будучи воплощены в реальном процессе жизни общества и образуют духовную культуру. Можно выделить несколько основных (весьма условных) хронологических вех первоначального формирования сфер духовной культуры:

• 2,5 млн. лет тому назад;
• 40 тыс. лет тому назад;
• 5 тыс. лет тому назад.

 Это рубежи, обозначающие значимые перемены в процессе, который последовательно ведет к оформлению нормативных сфер духовной культуры (объективные истины) и к становлению ценностных сфер духовной культуры (субъективные ценности).

В последние годы, в противовес материальной и духовной сфер общественной жизни, получает все большее распространение понятие социокультурной сферы жизни общества. Таким образом, культура - понятие, характеризующее совокупность всех видов преобразовательной деятельности человека, а также результат этой деятельности, включая преобразование человеком самого себя. Духовная культура - один из аспектов понятия «культура», включающий достижения науки, художественное творчество, общественные идеи и теории, язык, навыки участия людей в политической жизни, нравственные качества и навыки общественного поведения, правовые отношения, религиозные воззрения, формы приобщения людей к достижениям науки, литературы, искусства.

 

            

                 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                    

 

 

 

 

 

 

                 1.2. Истоки языческих традиций в Беларуси

Язычество в Беларуси никогда не исчезало. Оно и до настоящего времени остаётся глубинным фактором духовной и культурной жизни белорусов. Сегодня в условиях отсутствия монополии на эту жизнь со стороны христианства, а также давления атеистической идеологии, появилась возможность не только заниматься объективным изучением древних верований, но и открыто дискутировать об актуальности дохристианского мировоззрения в настоящее временя [19].

Для начала, совершим небольшой исторический экскурс, который поможет понять причины устойчивости и жизнестойкости языческих традиций в Беларуси. Официальной датой появления христианства у нас считается 988 г., когда по инициативе киевского князя Владимира население подвластных ему территорий должно было принять крещение. Между тем, имея ввиду сложные отношения Полоцкой земли с Киевом, говорить о ее автоматической христианизации не приходится. Первые проповедники, вероятно, появлялись тут и раньше, но есть основания сомневаться, была ли какая-либо административная акция. Наиболее отвечающей действительности кажется ситуация, описанная Владимиром Лобачом, - на Полоччине в XI-XII вв., в отличие от восточнославянских земель, так и не состоялся акт крещения, инспирированный князьями, а христианизация как медленный процесс взаимодействия новой религии и прочных языческих традиций официально была одобрена в Полоцке только в начале XII в., что способствовало возникновению архаичных форм православия, и в XIX в. сохранявших языческое содержание в формально христианизированной культуре Беларуси [10, С. 51].

Хорошей иллюстрацией этому может быть правление князя Всеслава Чародея, рожденного «от волхвования». Нельзя отрицать того, что в своей политике он учитывал фактор новой веры, например, об этом свидетельствует возведение полоцкой Софии, но другие прямые и косвенные факты указывают на его причастность к древней религии. Это и ряд мифологических черт, известных из «Слова о полку Игореве» и народного эпоса, которые позволяют соотнести его фигуру с языческим князем-волхвом; тесные, союзнические контакты с некрещеными балтскими и прибалтийско-финскими племенами, а также вероятная связь между языческими волнениями на Балтике (в землях ободритов в 1066 г. и в Швеции в 1067 г.) и войной Всеслава против Ярославичей, где он в этих событиях мог выступать как потенциальный союзник шведского и ободритского языческого движения.

Определенной реакцией на процесс христианизации и славянизации можно считать возникновение Литовского государства, называемое некоторыми историками не иначе как «последней языческой империей». Согласно выводам Дайвы Вайткявичене и Викинтаса Вайткявичуса, действительно можно говорить о таком явлении, как государственная языческая религия в Литве XIII в. При этом большинство литовских князей, как правило, придерживалось принципа религиозной толерантности, свидетельством чего являются слова Гедемина: «Христиане почитают бога по-своему: русины по-своему, поляки по-своему, а мы почитаем бога по нашему обычаю...». Оппозиция тех времен Русь - Литва или (восточное) христианство - язычество отразилась не только в средневековых эпитетах литовцев «литва беззаконная» (в смысле: не придерживается христианского закона), «литва безбожная», «литва поганая», «литва некрещеная», но и в этностереотипных представлениях соседей (русских, украинцев) про белорусов-литвинов XIX в.: «з литвина не буде христянина», «вяликі чараўнік, сказана — ліцьвін».

Столкновение языческой Литвы с разными вариантами христианской цивилизации: греческо-византийским и римско-католическим было неизбежным. В условиях сильнейшего духовного, политического, а в случае с католичеством еще и открыто военного давления, вопрос о выживании на самом деле становился ребром, «не на жизнь, а на смерть». Этническая и государственная экзистенция тогда непосредственно зависела от христианизации как символической демонстрации причастности к европейской цивилизации, а не враждебному «варварскому». Литовские правители, принимая крещение, приобретали своеобразную «индульгенцию» для своего народа, и через неизбежный компромисс создавали благоприятные условия для сохранения архаичных пластов культуры.Но события 1387 г. - даты беспредендентной на фоне других европейских стран - не стали окончательным решением «языческого вопроса». Жемойтию крестили еще позже - в 1413 г. Как реликт язычества к XVI-XVII вв. на Браславщине, Лепельщине, Оршанщине, Слонимщине сохранялся курганный погребальный обряд. Чрезвычайно интересная информация про существование ярких языческих обычаев у жителей Северной Беларуси содержится в произведении Пауля Одерборна «Правдивый и основательный рассказ о вере руссов»: «Многие тут держат в своих домах особых змей и кормят их», «В соседнем лесу у них есть деревья, которые они чтят согласно вере предков» [12 С. 178]. Даже в преданиях, зафиксированных этнографами XIX - первой половины XX вв., сохранились отголоски дохристианских культов, при этом с нейтральной либо положительной оценкой. Пожалуй, наиболее впечатляющи - сведения об аутентичном языческом капище, которое находилось в нынешнем центре Минска еще в начале XX в.

Народные традиции вызывали живой сентимент и среди аристократии. Магнаты Радзивилы вели свою родословную от Криве, а выдающийся представитель этой высокородной фамилии Криштоф Николай за свои военные победы получил почетное прозвище «Перун». Михалон Литвин, автор трактата «Об обычаях татар, литвинов и московитов» гордился тем, что в Литве, как и когда-то в Риме, «почитаются и святые пенаты, моря, лары, лемуры, горы, пещеры и святые рощи», он ностальгирует по стародавним обычаям и говорит, что под волной крещения погас огонь. Романтичное вдохновение языческим прошлым белорусско-литовского фая поздней было характерно для творчества Адама Мицкевича, Яна Чечота, Яна Борщевского, Теодора Нарбута, Адама Киркора, Констанции Скирмунт и др.

В начале XX в. деятели белорусского движения также обратили внимание на большой потенциал языческой старины для национального возрождения. В наибольшей степени это относится ко взглядам Вацлава Ластовского, в частности его историософской кривской концепции, согласно которой истинным названием нашего края является Кривия, а народа - кривичи. Утрата исконного этнонима и замена его русским связывается с иноземным влияниям, в том числе религиозным: «И вот все, что не укладывалось в рамки христианства, как его понимали византийцы, считалось отверженным, «бесовским». Всякое выражение дохристианского верования, безусловно, осуждалось преследовалось как чертовское... Под это понятие... подтасовывались и проявления народности это значит - язык местных племен, их установления, обычаи и национальные имена)». В повести «Времена были тревожные», описывающей первые шаги новой религии на наших землях, В.Ластовский устами языческих жрецов фактически обвиняет христианство в том, что оно напрямую посодействовало упадку кривского народа: «Воля ваша будет стерта, как зерно в жерновах верой новой и развеется, как пыль дорожная. Слава ваша забудется, а имя ваше будет именем презираемых и закабаленных. Потомки ваши отвернутся от крови своей и могилы ваши осквернять будут. Плоды земли вашей, кровь и пот ваши возьмут чужеземцы, и вы их боготворить будете. Жены и дочери ваши станут прислуживать тем, кто вами владеть будут. Перед рабами своими согнете шеи и опустите лица свои в покорности. Смолкнут вечевые колокола в городах и песни свободы в селах. И переполнятся воды слезами вашими, воздух стонами, а земля кровью вашей. И сгинете с лица земли, если не оправитесь и не скажете себе: земля наша - дом наш, она - могила пращуров и колыбель будущих поколений наших!»[ 9, С. 132].

При этом, Ластовский с очевидной симпатией относился к кривскому язычеству: писал статьи и художественные произведения, посвященные древним верованиям, собирал фольклорный материал и даже намеревался изложить местный народный эпос, наподобие латышского «Лачплесиса», или финской «Калевалы». Разумеется, нельзя утверждать, что Ластовский на самом деле исповедовал язычество, но можно согласиться с тезисом, что «в лице Вацлава Ластовского имеем зачинателя... замешанного на кривицкой идее белорусского фундаментализма как определенной системы идей и ценностей. Этот тип мировоззрения проявился в идеализации, даже апологетике древнего кривицко-белорусского язычества, в критике христианского универсализма и космополитизма, в интенсивной национальном мифотворчестве, наконец, в фундаменталистской концепции белорусской истории и культуры, согласно которой Беларусь, или Кривия, началась в дохристианские века» [6, С. 23]. Можно предполагать, что сам Ластовский наиболее оптимальной религией для белорусов считал не католичество, православие или униатство, а «национальное» христианство, которое органично включало бы и языческий элемент. Именно на эту мысль наводит его «Патриотический молитвенник», особенно «Десять заповедей народных», которые, по сути, являются декалогом белорусского (кривского) этнонационализма, весьма далеким от христианских заветов.

Языческий фон в виде элементов философии Гераклита, гностицизма и пантеизма определяет особенность знаковой для белорусской философии работы «Вечной дорогой» Игната Абдираловича, посвященной диалектике «льющейся» формы, рожденной от сакрального брака Матери-Материи и Отца-Купалы. Рассуждая о перипетиях нашей истории, Абдиралович утверждал: «Утратив в себе вольного язычника, ...белорус не увидел ничего заманчивого и в новом образе жизни. Влияния Запада и Востока в исковерканных, специфически славянских, временами карикатурных выражениях выворачивали и насиловали душу белоруса, только принуждая его увидеть, что в чужой шкуре всегда скверно, что надо сотворить что-то свое, родное, близкое, органичное» [1, С. 11].

Именно с идеями этих деятелей и следовало бы связывать первые попытки возрождения белорусского язычества, а не с политикой воинствующего атеизма советской власти, направленной на истребление всякого религиозного культа. На самом деле замена большевиками изначального смысла праздников и обрядов с христианского на будто бы «языческий» с настоящим язычеством (этнической религией) ничего общего не имела. Наоборот, ничто так не посодействовало истреблению последнего как развернутая коммунистами коллективизация, индустриализация и урбанизация. В свою очередь обратим внимание на то, что марксистская идеология была по сути секулярной религией, которая имела общие с христианством монотеистические истоки. Их объединяет эгалитарный архетип (всеобщее равенство перед богом либо равенство перед людьми), универсализм - убеждение в необходимости распространения своей единственной истины по всему миру (масштабная миссионерская деятельность, нередко насильственная, либо перманентная подготовка всемирной революции), мессианские ожидания (вера в приход царства божьего или светлого коммунистического будущего), фигура мессии (пророк или вождь), комплекс избранности в сочетании с нетерпимостью к инакомыслию (борьба с гоями, еретиками, язычниками и преследование в соответствии с классовой принадлежностью).

Сам термин язычество, произошедший от старославянского язык (в том числе - народ), наиболее правдоподобно обозначает человека, который говорил на другом языке, чужеземца. Слово язычник, таким образом, имеет в себе оттенок дискриминации по этническому признаку, похожее на понятие «гоя» в иудаизме. Другой термин, распространенный в большинстве европейских языков - поганство, которое стало оскорбительным, синонимом всего мерзкого и гадкого, происходит от лат. «paganus» - житель, (деревенского округа), селянин. Тут можно заметить признаки социальной дискриминации, когда в первые столетия распространения христианства горожане и зажиточные люди отождествляли язычество и «темный» деревенский образ жизни. Как видно, почти все наиболее распространенные термины, используемые для обозначения язычества, несут отпечаток христианской интерпретации и имеют негативный оттенок. Однако сущности явления они не отражают.