Ульрих Бек - что такое глобализация?

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО  ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОУ ВПО «УГТУ-УПИ»

Факультет Дистанционного Образования

 

 

 

 

 

 

 

 

ДОМАШНЯЯ  РАБОТА

 

 

 

  ПО                  МЕЖКУЛЬТУРНЫМ КОММУНИКАЦИЯМ            №1                                      

 

 

ПЛАН-КОНСПЕКТ

 

УЛЬРИХ БЕК  «ЧТО ТАКОЕ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ»

 

 

Семестр № 5

 

 

 

                                                            Преподаватель                       Самкова В.А.

Студент гр. № ГО-17032Д        Щетко С.Л.

 

 

 

 

 

 

Екатеринбург

2009

Книга Ульриха Бека посвящена одной из актуальных проблем современного мира - проблеме глобализации, её сущности и последствий. Ульрих Бек в этой книге пытается ответить на двойной вопрос: что имеется в виду под глобализацией и где искать политическое решение проблемы. По мнению Ульриха Бека в исследовании феномена глобализации на смену политическому реализму, ориентирующемуся только на национальную точку зрения, приходит космополитический реализм, который подчеркивает решающую роль мировых экономических сил и факторов в сотрудничестве и противостоянии государств.

Основная идея произведения Ульриха Бека – это идея в том, что интеграция Европы должна спасти Европейский континент от негативных эффектов глобализации (возвращение  дикого капитализма, социальная поляризация  и др.) и предотвратить, по выражению Ульриха Бека, «бразилизацию» Старого Света. Таким образом, именно в данном произведении обозначился социальный аспект евроинтеграционной идеологии.

Ульрих Бек пишет, что  постоянные споры о глобализации достигли Германии и потрясли её с некоторым опозданием. В Великобритании, вот уже более десяти лет ведут оживленные и плодотворные споры все политические партии с участием ученых-экономистов, социологов, политологов и историков. Тем неожиданнее оказался шок глобализации в Германии. Одна из причин этого шока состоит в том, что, по преобладающему мнению, глобализация односторонне связывается в первую очередь с уменьшением рабочих мест для местного населения и их перемещением в страны с низкой оплатой труда - и это в то время, когда общество, несмотря на непрекращающийся экономический рост и стремительно повышающиеся прибыли транснациональных концернов, терзает массовая безработица.

Наряду с этим можно  назвать еще четыре причины политического  шока, вызванного глобализацией и  охватившего Центральную Европу, Францию, Австрию, Швейцарию, Италию и особенно Германию.

Во-первых, страны и общества с первичным экономическим самосознанием – «национализм немецкой марки», «экспортирующая нация» - чувствуют себя особенно ущемлёнными и подвергаемыми опасности со стороны надвигающейся якобы извне глобализации - этим детищем мирового рынка.

Во-вторых, социальные государства, такие, как Франция и Германия, относятся, в отличие от США и  Великобритании, к странам, проигрывающим  от процесса глобализации. Они попали в затруднительное положение из-за социальной политики в эпоху экономического глобализма: развитие экономики уходит из-под национально-государственного контроля, в то время как социальные последствия этого процесса - безработица, миграция, нищета - накапливаются в системе национального социального государства.

В-третьих, глобализация до основания  потрясает самоидентификацию гомогенного, закрытого, замыкающегося на себя национально-государственного пространства, называемого Федеративная Республика Германия. Великобритания, напротив, была мировой империей, и глобализация для нее - лишь приятное воспоминание о прошлом. Правда, Германия тоже давно уже представляет собой глобальное пространство, в котором сталкиваются культуры мира и их противоречия. Но эта реальность до сих пор была затемнена господствующим представлением о себе как о значительной мере гомогенной нации. Все это выяснилось в ходе дебатов о глобализации. Ибо глобализация, как уже говорилось, означает, прежде всего, денационализацию - эрозию, но и возможную трансформацию национального государства в государство транснациональное.

Шок глобализации как шок денационализации ставит под сомнение не только ключевые категории послевоенной идентичности немцев, корпоративную «Германию как модель» с её специфической социальной системой. Этот опыт и вызов, в-четвертых, плохо согласуется, в конечном счете, с теми спорными проблемами, которые были вызваны объединением двух Германий. Ведь драма объединения (кое в чем напоминающая супружескую драму) обернулась тем, что немцы стали заниматься собой и задаваться вопросом, что осталось от «немецкой» общности после полувековой жизни врозь и какие элементы этой общности заслуживают того, чтобы идентифицировать себя с ними? Другими словами можно сказать, что глобализация является неустранимым условием человеческой деятельности в конце XX века.

Глобализация ставит под сомнение то, что А.Д. Смит называет «методологическим национализмом», когда контуры общества в значительной мере покрываются контурами национального государства. Вместе с глобализацией во всех её сферах возникает не только новое многообразие связей между государствами и обществами; в куда большей мере рушится структура основных принципов, на которых до сих пор организовывались и жили общества и государства, представляя собой территориальные, отграниченные друг от друга единства. Глобализация означает разрушение единства национального государства и национального общества; образуются новые силовые и конкурентные соотношения, конфликты и пересечения между национально-государственными единствами и факторами, с одной стороны, и транснациональными факторами, идентичностями, социальными пространствами, ситуациями и процессами - с другой.

Архитектура мышления, поведения и жизни в рамках пространств и идентичностей государственного общества разрушается в ходе экономической, политической, экологической, культурной, биографической глобализации. Мировое общество предполагает возникновение властных возможностей, создание пространств социального для деятельности, жизни и восприятия - возможностей, которые взламывают и разметывают политическую и общественную ортодоксию национального государства.

1. Заметней всего это становится там, где транснациональным предприятиям подкидывают возможность распределять рабочие места и налоги на шахматной доске мирового общества таким образом, что они (как и прежде) максимизируют свои прибыли и в результате этого отнимают у развитых, социально ориентированных государств и государств всеобщего благоденствия властные и организационно-структурные возможности, причем происходит это не обязательно сознательно. Этот пример характерен потому, что он наглядно демонстрирует все признаки новой властной тенденции и нового властного конфликта между факторами национальных государств и мирового общества. Решающий и новый момент заключается не в том, что транснациональные предприятия множатся, что растет их многообразие, а в том, что они в ходе глобализации оказываются в состоянии сталкивать национальные государства друг с другом.

Для этой политики характерно, что в костюмах и по правилам хорошо знакомых боев за раздел сфер влияния в рамках индустриального общества разыгрывается битва сил нового типа: факторы национально-государственные транснациональные. Иными словами, работодатели, профсоюзы и правительства как бы играют еще в шашки, а транснациональные концерны - уже в шахматы. При этом одна на первый взгляд простая шашка может превратиться в руках концернов в шахматного коня, который внезапно ставит мат застигнутому врасплох национально-государственному королю.

2. С появлением символических миров глобальных культурных индустрий, как показывает Аппадураи, тождество государства, общества и национальной идентичности упраздняется: представление о возможных жизнях уже нельзя понимать в национальном или этническом плане или в рамках оппозиций «бедные – богатые», оно мыслится только на фоне мирового общества. О чем бы люди ни мечтали, какими бы они ни хотели быть, их повседневные утопии счастья уже не связаны с данным геополитическим пространством и его культурными идентичностями. Даже мусорщики живут в мусоре мирового общества и благодаря этому мусору, оставаясь при этом включенными в круговорот символов глобальной культурной индустрии.

В этом смысле крах Восточного блока был также событием культурной глобализации. «Железный занавес» и военная контрразведка в век телевидения ушли в небытие. К примеру, рекламные телепередачи, которые на Западе столь часто подвергались критике с позиций культуры, в среде дефицита и регламентированного распределения потребительских товаров превращались в некое обетование, в котором сливались потребление и политическая свобода.

3. Это станет понятным, только если четко различать две концепции культуры, которые обыкновенно путают: Одна концепция (культура 1) привязывает культуру к определенной территории, она исходит из допущения, что культура является результатом преимущественно местных процессов обучения. В этом смысле общество или социальная группа обладает своей «собственной», отграниченной от других культурой. Это представление восходит к романтизму XIX века и в нашем столетии продолжало развиваться в рамках антропологии, прежде всего как культурный релятивизм, который рассматривает культуры как целостные образования, как форму или конфигурацию. Другая, более широкая концепция культуры (культура 2) рассматривает культуру как общечеловеческую. Она лежит в основе теорий развития и распространения культуры и определяется как транслокальный, по сути, процесс обучения. Культура 2 с необходимостью подразумевает культуры во множественном числе. Они мыслятся как не интегрированное, не отграниченное многообразие без единства, в принятом мной смысле - как инклюзивные различения.
4. Отсюда вытекает центральная проблема локализации, на которую указывает Бауман: бедные и богатые уже не сидят за общим столом (для переговоров) национального государства. Почему те, кто выигрывает от глобализации (если предположить, что они мучаются угрызениями совести), обязаны осыпать из своего социального рога изобилия именно богатые страны Европы? Почему бы не поддерживать демократические организации и организации самопомощи в Африке и Южной Америке? Подобно бедности и прибылям, милосердие также становится глобальным. Если гражданин еще зажат рамками национального государства, то буржуа уже действует как космополит; это значит, что, если в его душе шевельнутся демократические побуждения, действия его уже не должны подчиняться императивам национальной лояльности.
5. Многозначность глобализации во множественном числе приводит к тому, что в результате эффекта «маятника» возникают наднациональные и субнациональные регионализмы. Хорошим примером этого служит Европейский Союз. Возникнув как ответ на конкуренцию на мировом рынке с Соединенными Штатами и Японией, само формирующаяся институциональная структура Европы оказывается уже не просто внутренним рынком. С введением евро не только открывается общее валютное пространство, результатом этого становится также политически-административная необходимость решать проблемы согласования всего, что с этим связано, политическим путем. Таким образом, все еще отгороженные друг от друга страны и культуры - Франция, Германия, Испания и др. - как бы изнутри раскрываются и принудительно объединяются. Становится зримым то, что прежде было скрыто: существует не одна Европа, а много Европ: Европа государств, Европа регионов, Европа цивилизаций, Европа христианств и т. д.

Многие авторы видят  в эре глобальности начало конца  национального государства, а значит, и демократии. Конец нации несет с собой смерть политики, - пишет Жан-Мари Геенно. - Как только солидарность и общие интересы лишатся своего естественного местоположения, рухнет прекрасный порядок общества, в котором, как в матрешке, размещены различные виды власти. Уже не будут приниматься большие решения, из которых могли бы вытекать малые, не будет законов, из которых выводятся распоряжения. Поскольку городская община уже не находится больше в регионе, а регион - уже не включен в национальное государство, то нельзя будет выводить малое решение из большого. Кризис пространственно обоснованного понятия власти отражается, таким образом, на процессе нахождения решения. Решения принимаются уже не в линейном модусе, когда всякая корпорация имеет четко очерченную сферу компетенции; вместо этого они дробятся, и традиционные политические дебаты, споры о принципах и основополагающих идеях, об идеологии, об общественном порядке теряют остроту и просто угасают. В этом проявляется дробление самого процесса принятия решения и его профессионализация. На примере США, которые лидируют в институциональном построении власти, лучше всего наблюдать, как истощается логика институтов, а сама политика втягивается в процесс разложения.

Модель транснационального государства есть промежуточная, гибридная  модель, в которой основные признаки по-новому комбинируются и сливаются  в виде идеального типа, причем эти  признаки в обыденном понимании  могут показаться взаимоисключающими. Дело в том, что транснациональные государства являются, во-первых, не национальными государствами, а значит, также и не территориальными государствами (во всяком случае, в узком смысле). Они должны пониматься как единственное опровержение, как контрмодель контейнерной теории государства и общества.

Во-вторых, модель «транснациональное государство» хотя и отрицает национальное государство, но утверждает государство (как понятие). Понимание государства освобождается из территориальной западни теории национального государства и открывает путь к такому понятию государства, которое:

а) признает глобальность в ее многомерности как необратимое базовое положение дел;

б) делает определение  и организацию транснационального ключом для нового определения и  возрождения политического (не только в аспекте государства, но также и в аспекте гражданского общества).

Но транснациональные  государства не являются также и  межнациональными государствами или  наднациональными государствами (т. е. региональными мировыми государствами), поскольку для подобных модельных образований - международная организация, мультилатерализм или многоуровневая политика в рамках наднациональной системы - отправной точкой все еще остается национальное государство: как партнер (международная организация), как исходная единичность, которую необходимо преодолеть с помощью всеобщих норм или специфических взаимоотношений между государствами-членами (мультилатерализм), или как самостоятельное наднациональное государство (многоуровневая политика). В транснациональных государствах, как подчеркивают сторонники и мультилатерализма, и подхода многоуровневой политики, надо также видеть межгосударственную кооперативную модель.