Журналистский текст как структурная целостность

Журналистский текст как структурная целостностьhttp://www.dzyalosh.ru/03-toler/books/siroti/4_dziylochinskii.html 

Иосиф ДЗЯЛОШИНСКИЙ 

  Проблема, которую  предлагается осмыслить, заложена  в словах "аудитория и СМИ:  технология партнерства". Речь  идет о технологиях. Здесь нужно понять очень простую вещь: надо жестко и однозначно развести журналистику как профессию и средства массовой информации как инструмент влияния. Так получилось, что в российской журналистской истории эти два понятия, эти две формы деятельности слились воедино. И журналист рассматривает себя одновременно и как человека, производящего некий информационный продукт, - и как человека, который управляет средствами массовой информации, определяет повестку дня. В результате возникает некий фантом, когда средства массовой информации рассматриваются журналистом как средства реализации его взглядов. Я пишу то, что думаю, и это публикую. А если моя аудитория думает иначе, тем хуже для нее. То есть журналист рассматривает средства массовой информации как продолжение себя. Разумеется, это абсолютный абсурд.  

 Мировая тенденция  заключается в следующем: средства  массовой информации существуют  для того, чтобы обслуживать население.  Если речь идет об информационных  услугах, то нужно создавать  некий продукт, который интересен или полезен разным частям аудитории. С другой стороны, не надо думать, что аудитория нуждается исключительно в горячей информации, исключительно в скандалах, и так далее. Разные типы аудитории нуждаются в разной информации, и не исключено, что кому-то действительно нужны "сопли пополам с сиропом". Но эти "сопли пополам с сиропом" имеют право на существование только тогда, когда за них реально готовы платить. В ситуации, когда российская журналистика дотируется как минимум на семьдесят процентов, журналист может чувствовать себя в каком-то смысле свободным, потому что аудитория ему не платит. За телевидение мы не платим вообще, за газеты платим всего около трети их реальной стоимости. При такой системе и при нищенской зарплате журналистов содержание медийных процессов не имеет никакого отношения к тому, что на самом деле необходимо разным аудиториям.  

 Взаимоотношения  между нормальной газетой и  нормальной аудиторией строятся  по следующей модели: аудитория  формирует в средствах массовой  информации свои ожидания, а средства массовой информации предлагают аудитории свой товар или свои услуги. На пересечении возникает нечто, что можно обозначить как взаимодействие. Мы хотим читать о том-то, в такой-то форме, такого-то размера, а редакция говорит: да, мы готовы часть ваших требований удовлетворить, а часть не готовы, потому что не можем. А вместо этого мы вам предложим что-нибудь другое, равноценное, или, уж извините, обойдетесь без этого.  

 В силу  ряда обстоятельств на сегодня  между разными группами аудитории и разными средствами массовой информации выстраиваются различные системы отношений. Во-первых, аудитория может требовать от нас, чтобы мы были учителями жизни. Есть некоторая часть людей, которая не знает, как им жить, и обращается к газете, радио или телепрограмме с вопросом: что мне делать? И либо журналист отвечает через газету, либо берет на себя не свойственные ему функции, замещая другие социальные институты. С одной стороны, понятно, что журналист этим заниматься не должен. С другой стороны, если не журналист, то кто? Реальная власть в наших населенных пунктах вообще ничего не хочет делать, кроме как управлять. Итак, некоторая часть аудитории требует от нас быть учителем жизни. Надо знать, какова численность этой аудитории и готова ли она нам платить чем-то - деньгами, любовью, уважением - за наши усилия в этой сфере.  

 Еще одна  часть аудитории предполагает, что  мы должны строить свои отношения  на основе торговли информацией.  Мне от вас, говорит такой  читатель, нужна чистая информация, я должен знать, что происходит вокруг меня. Вы мне должны помочь сориентироваться, потому что мое благосостояние, моя жизнь зависит от того, в какой степени я разбираюсь в окружающем мире. Мне нужны полезные издания, которые дают полезную информацию. Понятно, что людей, которые нуждаются в полезной информации, среди нас ничтожно мало, большая часть наших сограждан на самом деле не живет, а делает вид, что живет. Тут не надо обольщаться. Мы делаем не то, что хотели бы делать, и не так, как хотели бы делать. Мы делаем то, чего от нас требуют, по тем моделям, которые нам навязывают. В результате свобода личного выбора нулевая. Соответственно, потребность в информации, опираясь на которую, наши читатели могли бы принимать самостоятельные решения, - это то, чего почти не существует. Изначальная функция средств массовой информации заключается в том, чтобы помогать людям ориентироваться в жизни. Люди хотят ориентироваться в жизни тогда, когда они принимают самостоятельные решения. А если решения кто-то принимает за них, то и функции средств массовой информации становятся иными. Люди продолжают пользоваться средствами массовой информации с другой целью - развлечься. Основное количество наших граждан читает газеты, смотрит телевизор и слушает радио не для того, чтобы получать информацию, она им не нужна. И не для того, чтобы принимать решения, они не способны принимать решения, и даже не для того, чтобы учиться чему-то, а просто чтобы структурировать свою жизнь по развлекательным точкам. То есть так называемые скандальные материалы рассматриваются этой аудиторией не как предмет для самореализации, для принятия решений, для переживаний, наконец, а как очередная мыльная опера, как развлечение. Какой огромный успех имеет так называемое реальное телевидение, все эти шоу "За стеклом" и им подобные. Все смотрят, что там делают за стеклом. Да все то же, что и в жизни, но на это можно смотреть. Это означает, что подавляющее большинство наших сограждан не живет, а существует в некоем виртуальном пространстве. Но любой человек создан для того, чтобы жить реально, жить на самом деле. Отсюда вопрос: играть журналистам в эти игры или сказать, что не для того они пришли в профессию, чтобы разделять страсть к подглядыванию за чужой жизнью?  

 Журналист  может размещать себя над аудиторией, рядом с аудиторией, внутри аудитории. Но может размещать себя и под аудиторией: чего изволите? Хотите - напишем об этом, хотите - об этом, главное - заплатите нам за это. К сожалению, в России идея журналистики, ориентированной на аудиторию, выродилась именно в такую журналистику. И здесь возникает главная проблема журналистики. Мы просто удовлетворяем потребности аудитории так, как она их формулирует, или мы понимаем потребности аудитории и предлагаем ей некий товар, некие информационные услуги? Аудитория от нас чего-то ждет, мы ей что-то предлагаем. Если спрос и предложение совпадают, это идеальная ситуация, взаимопонимание и коммерческий успех. Если не совпадают, возникает вопрос - что делать? Идти на поводу у аудитории или делать то, что ты считаешь нужным, пытаясь подмять аудиторию под себя? На этот счет существует множество всяких концепций.  

 До сих  пор российская журналистика  существовала в двух основных  ипостасях. Есть некое журналистское  сообщество, журналистская корпорация, люди, которые посвятили свою жизнь деланию текстов. Это и есть журналистика. Так получилось, что американские журналисты вырастали из почтмейстеров, то есть первыми американскими журналистами были работники почты. У них была возможность бесплатно что-то рассылать, и они начали делать свои районные газеты. Американские газеты выросли из определенного видения: надо делать некий продукт, пользуясь льготной рассылкой, или его распространять, получая за это деньги. Так в Америке до сих пор: практически бесплатная рассылка газет. В России первые журналисты вышли из дворянских разночинцев - людей, которые начинали писать не потому, что у них была рассылка бесплатная, а потому что накипело. Отсюда наша страсть все время кого-то учить, да еще учить доброму и вечному, и не иначе. И как была заложена генетика профессии в те времена, так мы и продолжаем. Главная социальная сущность предыдущей журналистики была связана с поучением, с одной стороны, с другой стороны - с доносительством, в хорошем смысле этого слова. Российская журналистика всегда занималась не доносами (хотя и доносами тоже), а доносительством. Она доносила до начальства печали народа, в расчете на то, что высокое начальство прочитает, как кому-то плохо, и примет меры. И сегодня это по-прежнему реализуется: открываешь газеты и видишь - вот донос. Но донос получил плохую социальную характеристику только в тридцать седьмом году. До тридцать седьмого года в российской системе отношений доносительство было нейтральным делом. Вот донос, а вот настоящее поучение. Эта искренняя убежденность, что если человек попал в газету, он имеет право учить всех на свете, каким-то образом до сих пор существует и реализуется. Но мы с вами как страна, как цивилизация, как культура попали очень резко в принципиально иную ситуацию. Все, старая Россия умирает. Надо просто однажды это принять, согласиться, смириться и понять, куда мы идем.  

 Что было  раньше? Во-первых, государство решало  все общественные вопросы. Население  должно было быть всегда благодарным  мудрому государству за то, что  оно правильно решает. Отсюда стремление ограничить во власти прессу. Желание дать по шапке всем и сделать прессу подсобным инструментом любой власти. Во-вторых, любой прогресс всегда был результатом борьбы, в которой одна сторона одерживала победу, а другая терпела поражение. Были правильные и неправильные, были революционеры и консерваторы, были передовые технологии и реакционные технологии, были правильные системы воспитания и неправильные системы воспитания. И всегда был кто-то, кто знал, что правильно и что неправильно. Чаще всего он подписывался академическим званием или должностью, поэтому, когда нужно было аудиторию в чем-то убедить, писали "академик такой-то, директор того-то или член ЦК чего-нибудь". То есть, всегда была инстанция, знавшая правильный ответ - вот особенность прошлого общества. В-третьих, всегда были некие малые группы людей, которые от имени всех остальных выражали якобы общественный интерес. В России всегда была общественность. Вообще, у нас очень интересная страна - в ней масса слов, значение которых никому не известно. Слово "общественность" придумал Карамзин, он взял его из немецкого языка. Но в немецком оно означает "заинтересованный в общественных делах", а у нас получилась просто группка людей, называющих себя общественностью. И эта группка людей всегда прогрессивная, всегда активная и всегда выражает свое мнение по всем поводам. Общественности в этом смысле нет нигде в мире, у нас она есть. И она управляла мнениями общества. Достаточно было управлять мнением общественности, чтобы все остальные сделали вид, что их слушают. И, наконец, четвертый признак прошлого общества: малое количество людей, имевших право на свое мнение, на свой образ жизни. Два-три человека в городе могли решать судьбу целого города. Оно и сейчас так, на самом деле. Хотя это все вчерашний день. Другое дело, что, как писал Маркс, "тени мертвых довлеют над нами". Эта страсть сохранить старую культуру взаимоотношений по-прежнему заставляет всех нас рассматривать прежние схемы как естественные и правильные.  

 Новое общество, во-первых, ориентировано на рыночные отношения. Рынок - это ужас большинства людей в России, потому что именно рынок определяет цену человека. Ты стоишь столько, сколько за тебя дают, а не столько, сколько ты хочешь или как тебя оценивают твои друзья. Во-вторых, для нового общества характерны публичная политика и публичная власть. Власть открыта не только для критики, что само собой, но и информационно. Все знают о том, кто чем занимается. В-третьих, это так называемое открытое общество. Оно открыто для изменений, в нем нет ничего неизменного, это общество постоянного риска. Ты сегодня был прав, а завтра ты не прав. Эта модель поведения была сегодня эффективна, завтра неэффективна. В этом новом обществе каждый ежедневно принимает решения, иначе он погибнет. В-четвертых, государство не управляет этим обществом. Не способно и не управляет. Оно делегирует право управления вниз, на региональный и местный уровень. Я имею в виду идеальную модель, а не то, что происходит на самом деле. Прогресс развивается не по линии проигрыша-выигрыша, а по линии консенсуса, по линии поиска солидарного решения. Нет проигравших, нет выигравших, есть договорившиеся. Осмысление жизни, осмысление событий осуществляется не узкой группой общественности, узурпировавшей право осмысления, а всеми членами общества. И каждым по-своему. Никто не имеет права говорить: эта точка зрения правильная, а эта - неправильная. Никто никому не имеет права навязывать точку зрения. Предлагать - да, навязывать - нет. В связи с этим переход страны из одного состояния в другое состояние может занимать, естественно, некоторое время. Год, два, три, сто лет. Если выживем. Потому что, к сожалению, исторический процесс ускоряется, а мы меняемся очень медленно, ресурсов в мире все меньше и меньше, страна огромная, неповоротливая. Не исключено, что мы не успеем и просто останемся на полустанке.  

 Но переход  идет, и журналистика тоже должна  меняться. В результате на наших  глазах происходит переход или  отказ от старой журналистики - журналистики управления, к новой  журналистике - журналистике партнерства. В чем социальный смысл журналистики партнерства? Во-первых, в вовлечении людей в самостоятельное осмысление и участие в решении и собственных проблем, и проблем сообщества. Я сам должен думать над своими проблемами и над проблемами города, района, поселка. Во-вторых, снятие идеи социального паразитизма. Журналистика партнерства пытается предъявить гражданам простейшую мысль: никто за тебя твои проблемы не решит, даже не рассчитывай. Ты все должен заработать. Ты выбираешь себе жизнь сам. Хочешь - живи под мостом, хочешь - живи в особняке, это твои проблемы. Но, к сожалению, идея социального паразитизма настолько глубоко въелась в сознание и подсознание российской культуры и ее носителей, что работа это лет на пятьдесят точно. В-третьих, возврат к идее человеческой солидарности, когда люди помогают друг другу просто потому, что они люди, не ожидая благодарности. Без такой солидарности преодолеть проблемы, которые ставят перед обществом новые условия существования, будет просто невозможно.  

 Еще один  вопрос. С кем российская пресса  может вступать в партнерство?  Первый естественный и самый  неприятный для прессы партнер  - власть. Второй естественный партер - бизнес. Вместе с бизнесом можно  решать какие-то задачи, надо просто  понять, какие и где пределы, где правила устанавливаемой игры. Следующий тип партнера - экспертное сообщество. Это отдельные люди, которые в силу ряда причин действительно что-то понимают, действительно могут помочь журналистам понять, что происходит. Так получилось, что российский журналист сам мыслить почти не умеет, это нужно принять как данность. Кстати, это во всем мире так. Но если во всем мире журналистское сообщество, как правило, тесно связано с различными экспертными сообществами, у нас журналисты не знают ученых, не знают экспертов, не сотрудничают с ними, считают зазорным посоветоваться, и так далее. Это одна из громадных проблем.  

 В аудитории  тоже есть группы, с которыми  можно взаимодействовать. Одна  из этих групп - это так называемые  продвинутые читатели, продвинутая аудитория. Это люди, которые знают, зачем они живут, имеют свое мнение обо всем на свете, как правило, умеют это мнение сформулировать, и готовы, не стесняясь, высказать его журналистам. Таких людей в России примерно пять-семь процентов, причем это самые разные люди - тут и академик, и дворник, и учитель, и продавец. Вторая группа - это люди, которые знают, чего они хотят, их примерно пятнадцать-семнадцать процентов. Люди, у которых есть цель в жизни. Неважно, какая это цель - построить трехэтажный дом или иметь свое дело, или добиться успеха в какой-то сфере, но цель есть. Человек мотивирован на эту цель, он готов сотрудничать с прессой и в качестве читателя, он знает, что хочет читать, и в качестве автора, потому что он знает, что хочет сказать. И есть третья группа - это люди, которые просто живут. Их большинство, примерно семьдесят процентов. Человек, который целый год занимается тем, что копает глубже и кидает дальше, не должен задавать себе вопрос, зачем он живет, иначе он займется революцией. Эти люди являются головной болью для любого журналиста. Во-первых, они не хотят читать ничего серьезного, и это справедливо, потому что серьезный текст вызывает необходимость отвечать на него, а он ни на что не хочет отвечать. Во-вторых, эти люди требуют, чтобы мы их постоянно развлекали или отвлекали от той жизни, которой они живут на самом деле. То есть дайте нам красивую жизнь, дайте нам мыльные оперы, чудовищные приключения кого-то с тем, чтобы я мог забыть о своей серой беспросветной жизни. И вместе с тем, я полагаю, что с этими людьми тоже можно сотрудничать - в плане вовлечения их в процесс решения хотя бы локальных задач.