Цензура в области печати в дореволюционной Франции

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 12 Октября 2014 в 19:17, лекция

Краткое описание

В предшествующем изложении упомянуто о декларации Людовика XII (в 1513 г.), предоставлявшей некоторые привилегии лицам, занимающимся промыслом книгопечатания, в виду тех благ, которые приносит это «божественное» искусство. Но вскоре отношение правительства к печати изменилось. Сознание пользы от нее как бы стушевалось, в ней стали видеть опасное орудие вреда для общества. Произведения печати начали все более и более являться предметом усиленного надзора и строгих преследований. Это произошло, главным образом, под влиянием реформации.

Прикрепленные файлы: 1 файл

Болтуц сем.docx

— 32.10 Кб (Скачать документ)

Учреждение же постоянных цензоров, правильного института «censeurs royaux» относится лишь к началу XVIII-го века (в 1714 г.). Несмотря, однако, на принятые меры, нередко появлялись печатные произведения без дозволения, вследствие чего мы встречаем целый ряд законодательных предписаний, возобновлявших воспрещение издавать книги без одобрения цензуры. В 1723 году был, издан весьма подробный регламент (Reglement pour la librairie et imprimerie de Paris), представляющий собою целый кодекс законоположений о книжной торговле и книгопечатании. Малейшие подробности названных профессий предусмотрены. и регламентированы этим кодексом, сохранявшим свое действие в течение всего XVIII-го века. Между прочим, ряд статей этого регламента воспроизводит прежние постановления о печати. Ни одно произведение печати не может быть издано и распространяемо иначе, как по получении предварительного дозволения, с приложением большой печати (lettres scellees du grand sceau); дозволение же это может быть выдано лишь по представлении канцлеру рукописного или печатного экземпляра и по одобрении королевскими цензорами. Это требование было обязательно и для мелкой прессы (так назыв. feuilles volantes et fugitives), a также для брошюр, объемом не свыше 2-х печатных листов, с тою разницей, что здесь требовалось дозволение от высшего полицейского начальства (lieutenant-general de police), которое избирало особых компетентных лиц для просмотра этих произведений. В составе подлежащего ведению канцлера управления находилось особое Bureau pour les affaires de librairie, директор которого имел по отношению ко всем произведениям печати самые неограниченные полномочия. Он был главным руководителем предварительной цензуры как отдельных книг, так и периодических изданий[2].

Не останавливаясь на рассмотрении отдельных узаконений о печати, весьма многочисленных в течение XVIII столетия, отметим наиболее характерные черты, из которых слагалась в то время система полиции печати. Здесь прежде всего следует указать общие воспрещения печатать и распространять произведения печати, признававшиеся вредными по тем или другим соображениям. То это воспрещение касается произведений, «противных религии и папским буллам, уважению к папе, епископам и королевской власти», a также сочинений «клонящихся к нарушению государственного спокойствия или к порче нравов подданных» (декларация 1728 г.); то запрещается составлять, издавать и распространять произведения, касающиеся споров о взаимных отношениях между духовной и светской властью» (указ королевского совета 1731 г.). За нарушение этих и других предписаний угрожают строгие наказания, в виде изгнания из пределов королевства, осуждения на галеры и т. под. A одна из деклараций половины XVIII ст. (1757 года) объявляет смертную казнь «всем, кто будет уличен в составлении и печатании сочинений, заключающих в себе нападки на религию или клонящихся к возбуждению умов, оскорблению королевской власти и колебанию порядка и спокойствия государства». Иногда воспрещению подвергались даже книги, получившие требуемое дозволение. Так было, напр., с знаменитою Энциклопедией Дидро и д'Аламбера. Уже после того, как появились первые два тома ее, был издан указ королевского совета (Arret du Conseil), воспретивший как новое издание и перепечатку этого произведения, так и продажу оставшихся экземпляров; указ угрожает издателям штрафом в 1000 ливров, a типографам и книгопродавцам воспрещением заниматься этими промыслами. В период времени между 1711 и 1775 г.г. насчитывают 364 воспрещения раз-личных произведений печати. До 1752 года наибольшее число запрещений падает на книги богословского содержания. В следующем периоде книги философского содержания составляют наибольший контингент запрещения. Наконец, с 1770 года всего чаще преследуются книги политического содержания.

Руководимая в своей деятельности началами полицейской регламентации, королевская власть не ограничивалась контролем за внутренним содержанием произведений печати, но иногда вмешивалась и в чисто внешние условия печатного дела. В этом отношении весьма интересен указ королевского совета 1725 года. Он требует, чтобы дозволение печатать новые или переиздавать уже напечатанные ранее книги выдавалось не иначе, как по представлении образца бумаги и шрифта (epreuve du papier et des caracteres), которыми проситель желает пользоваться: он обязан представить два напечатанные экземпляра листа, которые должны быть одобрены министром юстиции; один из них прикрепляется к выдаваемому разрешению, другой представляется в синдикальную палату, где сказанные разрешение регистрируется с тем, чтобы служить образцом, с которым сличается все издание в присутствии представителя от министра юстиции; все экземпляры, не-согласные с образцами, арестуются и конфискуются, a виновный подвергается, сверх того, штрафу в размере 1000 ливров. Тот же указ обязывает типографов и книгопродавцев обращать особенное внимание на то, чтобы издаваемые ими книги были безусловно без ошибок (absolument correctes), под страхом: а) конфискации тех, по отношению к которым очевидна небрежность корректуры, и b) отнятия разрешения и привилегий у тех, кто окажется виновным в таком проступке[3].

В заключение очерка полиции печати в дореволюционной Франции нельзя не отметить еще одной черты ее, a именно ограничения числа типографий в интересах большой легкости контроля за печатью. Впервые эта мера предпринята была по отношению к Парижу в 1686 году, когда число типографий там было ограничено 36-ю. В начале XVIII-го столетия (в 1704г.) эта мера была распространена на все королевство: в 210 городах, имевших свои типографии, число их было ограничено 278-ю (впоследствии, в 1739 г. эта мера была пересмотрена, число типографий в тех же 210 городах ограничено было 250-ю). Ограничение числа типографий определенным количеством просуществовало до 1792 года.

С тех пор, как первая революция разрушила основы старого порядка, Франции пришлось пережить длинный ряд политических переворотов, из которых каждый сопровождался более или менее значительной ломкой ее политических и общественных учреждений. Менее чем в одно столетие, Франция находилась попеременно под режимом одиннадцати конституций, представляющих собою значительное разнообразие в степени устойчивости: продолжительность их существования колеблется между несколькими месяцами и 32-мя годами (нынешняя, третья республика). Эта беспрестанная смена режимов резко отражалась, между прочим, и на положении печати, значение которой представлялось для них всех одинаково весьма существенным. Сообразно с характером того или другого режима изменялось и положение печати: временами она находилась в условиях полной свободы от всяких предупредительно-полицейских мер, временами же считали нужным восстановлять в полной силе систему предварительной цензуры и другие предупредительные меры. В результате всего этого, за период от первой революции и до настоящего времени, накопилось огромное, по своим размерам, собрание законодательных и административных распоряжений по делам о печати.

С первых же дней революции произнесен был приговор прежней предупредительной системе печати и объявлена была полная свобода ее. «Декларация прав человека и гражданина» (26 августа 1789 г.) в следующих выражениях формулирует ее: «свободное сообщение мыслей и мнений есть одно из наиболее драгоценных прав человека; a потому каждый гражданин может свободно говорить, писать и печатать, лишь под условием ответственности за злоупотребление этою свободой в случаях, определенных законом» (ст. 11). Воспроизводя эту статью декларации, конституция 1791 года в числе других «прав естественных и гражданских» гарантирует и «свободу всякого говорить, писать, печатать и публиковать свои мысли без того, чтобы они подлежали какой-либо цензуре или надзору до их опубликования».

Установив эту общую гарантию свободы печати, конституция 1791 года определяет и границы этой свободы, перечисляя в одной из статей те случаи, в которых должно быть возбуждаемо судебное преследование. Возбуждение к неповиновению закону, оскорблению установленных властей, сопротивлению действиям их, возбуждение к каким-либо деяниям, которые закон объявляет преступлениями, клевета по отношению к должностным лицам, наконец, оскорбление частных лиц, — таковы те преступления печати, которые влекут за собою судебное преследование и соответственные наказания. Далее, постановлено было, что дела, возбуждаемые по обвинению в преступлениях, совершаемых путем печати, подлежат ведению суда присяжных, решению которых принадлежит как вопрос о том, есть ли налицо преступление в инкриминируемом произведении, так и вопрос о виновности преследуемого.

6. цензурное преследование  энциклопедии дидро и аламбера

Подготовка «Энциклопедии». Редакторы и авторы

В начале 1740-х годов у парижского издателя А. Ф. Ле Бретона возникла идея перевести на французский язык «Энциклопедию, или Всеобщий словарь ремесел и наук» англичанина Э. Чемберса. Ле Бретон и его компаньоны (А. К. Бриассон, М. А. Давид и Л. Дюран) после неудачного опыта с первым главным редактором — аббатом Ж. П. де Гуа де Мальвом — решились в 1747 доверить свое начинание Дидро и Д'Аламберу. Именно Дидро и Д'Аламбер придали «Энциклопедии» самостоятельный характер и тот размах и полемический запал, которые сделали ее манифестом эпохи Просвещения. Со времени появления «Исторического и критического словаря» П. Бейля (1695-97) ни одно справочное издание не вызывало во французском обществе бо́льших споров.

С 1751 по 1757 Дидро и Д'Аламбер подготовили семь томов. Им приходилось самим писать множество статей. К творческим и организационным трудностям добавились цензурные преследования: слишком смелы оказались суждения некоторых авторов; в 1752 правительство даже приостановило публикацию на несколько месяцев.

Выход в июле 1758 сразу же запрещенного атеистического трактата «Об уме» К. А. Гельвеция, единомышленника энциклопедистов, послужил поводом для приостановки издания «Энциклопедии» (1759). В королевском декрете говорилось, что польза «Энциклопедии» для прогресса наук и искусств не может компенсировать непоправимый вред, наносимый ею религии и общественной морали. Не выдержав шквала обвинений в распространении опасных идей, Д'Аламбер прекратил редактирование «Энциклопедии» в 1758-59. Над Дидро нависла угроза ареста. Впрочем, мало кто из авторов «Энциклопедии», несмотря на ее скандальную репутацию, подвергался серьезным преследованиям властей. Выпуск томов иллюстраций был официально разрешен; полулегально продолжалась работа и над другими томами. Их редактированием занимался один Дидро; он пришел в ярость, узнав, что тайком от него Ле Бретон правил перед набором наиболее опасные, по его мнению, статьи в последних 10 томах. Наконец, в 1772 первое издание «Энциклопедии», разросшейся до 28 томов (17 томов статей и 11 томов иллюстраций), было завершено. В ней сотрудничали, помимо Дидро (ок. 6000 статей) и Д'Аламбера (ок. 1600 статей), такие выдающиеся деятели Просвещения, как Руссо, Вольтер, Монтескье, Гольбах. Кроме того, статьи по конкретным разделам писали подлинные мастера и знатоки своего дела: скульптор Э. М. Фальконе, архитектор Ф. Блондель, грамматики Н. Бозе и С. Ш. Дю Марсе, гравер и рисовальщик Ж. Б. Папийон, естествоиспытатели Л. Ж. М. Добантони Н. Демаре. Разумеется, факты порой излагались поверхностно, встречались и явные ошибки, но в большинстве случаев статьи были основательными и отражали новейший уровень знаний.

Круг идей «Энциклопедии»

Вряд ли какое-либо другое справочное издание 18 в. могло гордиться такой всеобъемлющей характеристикой торговли и ремесел, какая была дана в «Энциклопедии», а также столь серьезным вкладом в становление экономической науки (разработка принципа разделения труда Ж. Пероннэ и доктрина физиократовв изложении самого основателя этой школы Ф. Кенэ).

К проблемам религии и церкви единого подхода в издании не существовало. Одни авторы придерживались католицизма, другие — протестантизма, третьи — деизма или скептицизма. Проповедуемая «Энциклопедией» веротерпимость не исключала критики библейских истин и религиозных предрассудков, насмешек над обрядностью и духовенством, призывов к отделению церкви от государства и даже высказываний в духе атеизма и материализма.

При этом создатели «Энциклопедии» меньше всего помышляли о подготовке социального взрыва. В статьях на политические темы ни одной из форм правления не отдавалось предпочтения, а похвалы Женевской республике сопровождались оговоркой, что такая организация власти подходит лишь стране с небольшой территорией. Авторы одних статей пропагандировали ограниченную монархию, другие — абсолютную, видя в ней гаранта всеобщего благоденствия. Тем не менее подданные наделялись правом сопротивляться деспотам, а королям вменялось в обязанность подчиняться закону, отстаивать веротерпимость и помогать бедным. «Энциклопедия» критиковала образ жизни вельмож, однако признавала, что социальная иерархия необходима для общественного порядка (статья «Роскошь» Ж. Ф. де Сен-Ламбера). Другие авторы, провозглашая равные права для всех, соглашались, что привилегии дворян в некоторых случаях вполне оправданы.

Подчеркивая огромную роль торговли в современной жизни, «Энциклопедия» была далека от идеализации среднего класса. Буржуа критиковались за жадность и неудержимую тягу к приобретению должностей, а откупщики и финансисты признавались наиболее прожорливой и паразитической частью третьего сословия.

Энциклопедисты искренне желали содействовать облегчению участи простого народа, повышению статуса ремесленников, ликвидации тяжелого подневольного труда, смягчению гнета барщины и воинской повинности. Вместе с тем они не призывали к установлению демократии во Франции. Критикуя многочисленные слабости властей, «Энциклопедия» обращалась именно к правительству, когда говорила о необходимости справедливого налогообложения, реформы образования, борьбы с нищетой. Она стремилась не покончить с французской монархией, а усовершенствовать ее.

Распространение «Энциклопедии»

«Энциклопедия» распространялась быстро и широко. Более 4000 экземпляров первого издания мгновенно разошлись, хотя по цене оно было доступно лишь очень богатым людям. До 1789 последовало еще пять изданий. Их формат уменьшался, количество иллюстраций сокращалось, качество бумаги ухудшалось, соответственно, падала и цена, поэтому эти издания «Энциклопедии» оказались по карману большему числу читателей. «Энциклопедию» охотно раскупали и читали жители Лиона, Монпелье, Тулузы, Бордо, Рена, Кана, Нанси, Дижона и Безансона, т. е. крупных провинциальных городов, разбогатевших еще в позднем средневековье и превратившихся при Бурбонах в крупные административные и культурные центры. Гораздо хуже раскупалась «Энциклопедия» в городах будущего (вроде Марселя), где уже ощущались толчки грядущей индустриализации. Чем дешевле становилась «Энциклопедия», тем глубже проникала она в общество: от столичных салонов и академий — к провинциальному дворянству, а затем к буржуазии старого порядка: рантье, нотариусам, учителям, адвокатам, то есть тем категориям населения, которым суждено было сыграть столь активную роль в Великой французской революции.

Таким образом, «Энциклопедия», которая, по замыслу Дидро и Д'Аламбера, должна была противостоять невежеству и фанатизму, по существу содействовала подготовке умов к великому и страшному всплеску гражданской розни.

«Энциклопедия» и Россия

По числу переводов из «Энциклопедии» Россия в 18 веке далеко обогнала все остальные страны Европы. Всего с 1767 по 1805 было переведено более 500 статей, вышедших в Москве и Петербурге 29 отдельными сборниками. Их тиражи колебались от 300 до 1200 экземпляров. Русские переводы «Энциклопедии» неизбежно отражали своеобразие российской действительности и русской культуры. Это сказывалось и в подборе статей для перевода, и в меньшем удельном весе социальной критики. При этом, переводя статьи из «Энциклопедии», переводчики удовлетворяли интерес русского общества к идеям западноевропейского Просвещения, способствовали их пропаганде и распространению. Круг лиц, воспринимавших и разделявших эти идеи в России, был уже, чем во Франции. Переводы отчасти восполняли этот недостаток, обращаясь и к людям, не знавшим французского языка; их потенциальная читательская аудитория была шире, чем столичный «свет». Сами переводы были инициированы правительством Екатерины II, которая использовала идеи французского Просвещения для идеологического обеспечения проводимых ею реформ.

Информация о работе Цензура в области печати в дореволюционной Франции