Кастусь Калиновский: политический портрет

М. Бич указывает на то, что крайнее  обострение взаимоотношений между  ЛПК и ЦНК в конце 1862 г. засвидетельствовал член ЦНК Оскар Авейде в своих показаниях следственной комиссии в январе 1865 г. В частности, он сослался на факты удаления из состава ЛПК варшавского комиссара Нестора Дзюлерана, а затем и его преемника, отметил твёрдость и решительность, с которой ЛПК требовал равноправия во взаимоотношениях с Варшавой и передачи в подчинение Вильно Белостоцкого воеводства. Именно Авейде по поручению ЦНК вёл переговоры о статусе с уполномоченными ЛПК Эдмундом Веригой, а затем — с Болеславом Длуским. Первый из них пошёл на принципиальные уступки и согласился со статусом, согласно которому Вильно попадала в полное подчинение Варшаве. Только по вопросу о сроке восстания согласие литовского представителя в ЦНК было обязательным. В другом случае Литва не была обязана принять назначаемый в Варшаве срок. ЛПК отклонил это соглашение и послал для переговоров в Варшаву Б. Длуского. «По какой-то слепой твёрдости и его и комитета виленского в этих необоснованных, на наш взгляд, требованиях, — отмечал Авейде, — я, несмотря на все мои усилия, на все возможные уступки со стороны Центрального комитета, не успел прийти к соглашению с Длуским в течение целых двух или трёх недель. Это обстоятельство было настоящим и большим вредом для революции, потому что до самого момента восстания между Вильно и Варшавой ни произошло»[6 том 6].      

Однако  некоторые историки предлагает другие объяснения этому конфликту. Так, А. Гронский пишет, что «Варшава подчинила  себе часть территории, ранее контролируемой из Вильно, и стала собирать там  деньги. Естественно, полный амбиций и юношеского максимализма, В.-К. Калиновский не мог стерпеть то, что из-под его контроля ушёл регион, который мог давать финансовую поддержку. Этот факт белорусские историки почему-то воспринимают как доказательство проповедования К. Калиновским белорусских идей. На самом же деле речь шла лишь о неприятии Варшавы как явления, мешающего молодому и амбициозному человеку вершить „правильный“ ход истории». Иное мнение в 1923 г. высказывал и профессор Виленского университета С. Костелковский. От утверждал, что не может быть и речи о стремлении Вильно обособиться от Варшавы. «Считаю, — писал Костелковский, — что в 1863 году можно противопоставить повстанческое правительство в Варшаве такому же самому правительству в Вильно не как польское национальное правительство литовскому национальному правительству, а только как правительство центральное правительству провинциальному. Не было даже разговора про образование самостоятельного, а тем более враждебного к Польше, литовского государств. У Калиновского обособленность держалась только на разнице в повстанческой тактике и была связана с определёнными личными амбициями». Этот свой тезис автор основывает на цитатах из «Письма Яськи-хозяина мужикам земли Польской».      

В польской, российской (в том числе  советской) и некоторой части белорусский историографии восстание 1863—1864 гг. в Польше, Литве и Белоруссии традиционно определяется как польское. Тем самым, по словам большинства белорусских авторов, игнорируются существенные его особенности в белорусско-литовском регионе и в первую очередь факт, что, как указывает М. Бич, в преддверии и в процессе восстания впервые достаточно выразительно проявилось течение белорусского национально-освободительного движения во главе с К. Калиновским. Исходя из этого в ряде публикаций белорусских историков оно применительно к территории Литвы-Белоруссии не называется польским. Этот постулат, однако, не принимают некоторые публицисты. Например, С. Шиптенко пишет, что «крестьяне уклонялись от участия в восстании, считая его дело польским и панским, массово выступив против мятежников, при организации Виленским генерал-губернатором гр. М. Н. Муравьёвым сельских караулов, то есть на народный элемент в крае смог опереться именно Муравьёв-Виленский, а не Калиновский».      

В свою очередь, историк М. Бич указывает на то, что недоверие белорусских крестьян было вызвано фактом поддержки восстания местными польскими помещиками, ограниченностью программы его руководителей и лозунгом восстановления польского государства. Кроме этого, М. Бич делает вывод, что на поддержку восстания среди крестьянства повлияли лживые слухи, которые распространяла царская власть и православная церковь — «будто бы польские помещики восстали против русского царя за то, что он освободил крестьян из крепостничества и стремятся восстановить крепостной строй». Похожего мнения придерживается историк А. Грицкевич: «Православным крестьянам стали внушать, что они „истинно русские и должны помочь разгромить этот польский мятеж“. Раздали ружья — и белорусы принялись стрелять белорусов». Существенно повлияли на крестьян и те изменения в реализации реформы 19 февраля, на которые пошла власть в связи с восстанием.      

В 10-е годы XX века, когда ещё были живы свидетели польского восстания 1863—1864 годов, представители белорусского национального движения не находили в восстании никаких белорусских деятелей, в том числе Викентия Константина Калиновского. В газете «Наша ніва» нет ни одного упоминания о нём. Калиновского попытались сделать белорусским национальным героем лишь в конце Первой мировой войны, то есть через более чем 50 лет после его смерти, когда подавляющее большинство очевидцев восстания уже умерло, и никто не мог опровергнуть утверждения новых белорусских историков. Легенда распространилась после крушения Российской империи в среде белорусских сепаратистов, удачно, хоть и не без трудностей, вписалась в советскую историографию и, наконец, так же удачно перешла в новую националистическую концепцию истории, начавшую формироваться в конце 80-х годов XX века. В Белоруссии конца XX столетия легенда о К. Калиновском получила новое развитие.      

С этой целью Калиновскому придумали  новое имя — Кастусь (белорусское  уменьшительное от Константин; по-видимому, «переименовал» Калиновского белорусский  публицист Вацлав Ластовский), хотя никогда при жизни его так не называли; в советской исторической литературе стала фигурировать сфальсифицированная подпись Винцента Калиновского: историк Анатолий Смирнов затёр в подписи букву В и надписал букву К.      

Первопричину  мифологизации Гронский видит в  том, что к 1916 году (когда появились первые сообщения о «белорусском» характере восстания) западная часть территории Российской империи находилась под немецкой оккупацией. Поэтому Ластовский, работавший на оккупированной территории, для поддержания имиджа национального героя подчеркнул антирусскую направленность деятельности Калиновского, а для придания этой антирусскости белорусских черт Константин (или Константы) стал у В. Ластовского Касцюком. Позже «Касцюк» трансформируется в «Кастуся», что и закрепилось до наших дней. По словам современного белорусского историка Я. И. Трещенка, «история польского восстания 1863 года на белорусских землях принадлежит к числу наиболее мифологизированных, тенденциозно искажаемых событий белорусского прошлого». Именно в силу создания искусственного мифа польский революционер Винцент Константин Калиновский превратился в «белорусского революционного демократа Кастуся Калиновского».       

Кроме того, Ластовский занимался и прямыми  фальсификациями текстов В. Калиновского. Например, в оригинальном тексте Калиновского:

Братья  мои, мужики родные! 

Марыська, черноброва голубка моя      

Тот же стихотворение у Ластовского превращается в:

Белорусы, братья родные!

Белорусская земелька, голубка моя      

Автор делает вывод, что вся «белорусскость»  Калиновского сводится к выпуску на белорусском языке нескольких газет с целью распространения идей польского восстания среди белорусских крестьян.      

По  мнению В. Вашкевича, выводы А. Гронского  в статье «Кастусь Калиновский: конструирование  героя» являются не более чем реанимацией  старых теоретических положений советского историка С. Огурского. Вашкечич указывает на то, что в публикации Гронского присутствуют противоречия, свойственные его советским предшественникам, в частности, они проявляются в авторской оценке социальных взглядов Калиновского. Вашкевич высказывает мнение, что утверждения Гронского об этническом польском происхождении и религиозной индифферентности К. Калиновского свидетельствуют о «притягивании» фактов под конкретные выводы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение    

К сожалению значимость Кастуся Калиновского для Беларуси в настоящее время пересматривается. По мнению кандидата исторических наук В. Голубева «Белорусское государство сейчас меньше обращается к историческим фигурам, которые много сделали для национально-освободительного движения. Более того, пересматриваются официальные взгляды на таких людей: выходят новые книги по истории, появляются документы, в которых Кастуся Калиновского называют не белорусским героем, а польским или вообще антироссийским деятелем». Поводом для дискредитации Калиновского послужило даже его двойное имя – Викентий Константин. Мол, смотрите, какой же он белорус и тем более “Кастусь” – самый натуральный поляк! Кстати, споры о том, как его стоит правильно называть, ведутся до сих пор, но в белорусской историографии закрепилась традиция именовать его белорусскоязычной формой имени Константин. Эта тенденция четко прослеживается по школьным учебникам. Если в начале 90-х его называли не иначе как “национальным героем” и “славным сыном Беларуси”, то с 2002 г. трактовка личности Калиновского меняется: он теперь всего лишь отважный, образованный, интеллигентный юноша, который трагично и бессмысленно погиб. А в 2008 г. вышел учебник по истории Беларуси для учеников 10-х классов школ с белорусским языком обучения под редакцией Я. Трещенка. В нем уже утверждается, что “паводле этнічнай ідэнтыфікацыі, ён быў палякам і ніколі не называў сябе беларусам”. И далее делается вывод: “Ніякіх аб’ектыўных падстаў для ператварэння К. Каліноўскага ў “нацыянальнага героя беларускага народа” не існуе”.      

По  этому поводу 25 сентября 2009 г. белорусские  историки даже провели международную  научную конференцию в Минске. Прозвучавшие на ней доклады убедительно  доказывают, на каком зыбком песке  построены все попытки дискредитации  личности Кастуся Калиновского. Впрочем, нападки на него проводятся уже не в первый раз, и как показал исторический опыт, он сам по себе владеет достаточным запасом психологической притягательности, чтобы не быть забытым.      

Научные сотрудники сектора историографии  и методов исторических исследований Института истории НАНБ высказали мнение, что фигура Калиновского в последнее время слишком заидеологизирована. Историки стараются не оперировать такими понятиями, как “национальный герой” – это скорее термин из области публицистики и идеологии. Для них он важен как человек, на котором строится самосознание, как выдающийся деятель, который внес огромный вклад в зарождение белорусской национальной идеи. А компромата накопать можно на кого угодно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

1. Гісторыя Беларусі канца XVIII — пачатку XX ст. у дакументах і матэрыялах. Хрэстаматыя / уклад., навуковы рэдактар А. Ф. Смалянчук. — Вільня: ЕГУ, 2007.
2. Трещенок Я. И. История Беларуси. Досоветский период. Часть I. Учебное пособие. Могилев: МГУ им. А. А. Кулешова, 2003.
3. Паноў С. В. Матэрыялы па гісторыі Беларусі; пад навук. рэд. М. С. Сташкевіча, Г. Я. Галенчанкі. — Мн.: «Аверсэв», 2003.
4. Каліноўскі К. За нашую вольнасць. Творы, дакументы / Уклад., прадм., паслясл., і камент. Г. Кісялёва. — Мн., 1999.
5. Кісялёў, Г. В. З думай пра Беларусь : Даследаванні і знаходкі з гісторыі беларускай літаратуры і рэвалюцыйнага руху другой паловы ХІХ стагоддзя / Г. В. Кісялёў. — Мінск : Беларусь, 1966. 
6. М. Біч. Паўстанне 1863—1864 гг. Кастусь Каліноўскі. // Гістарычны Альманах том 6 / 2002.