Династия Морозовых

Основной проблемой, с которой столкнулся Мальцев, оказались  его собственные харизматичность и единовластие. Он построил империю, которая держалась благодаря его энергии, в отсутствие же таковой могла рассыпаться.

Мальцевский округ  был фактически полностью автономен. В этой промышленной империи были свои вотчинные заводы и фабрики, снабжавшие район всем необходимым  для жизни: строительными материалами, мебелью, напитками и т. д.; здесь  действовали свои законы, на территории района располагались восемь больниц, две аптеки, первый частный телеграф. Гениальная идея создать свою инфраструктуру и систему связи довольно быстро была воплощена в жизнь, несмотря на запреты из Петербурга.

Мальцев заботился  не только об обеспечении своих <граждан> всем необходимым (извне покупались те мануфактурные и колониальные товары, которые невозможно было произвести внутри), но и о реализации продуктов  труда мини-государства. Для сбыта  готовой продукции он учреждает  торговые дома в разных городах: Риге, Минске, Петербурге, Москве, Одессе, Нижнем Новгороде, Херсоне и др. Социальная инфраструктура и <пакет услуг> для  жителей района существенно опережали  свое время. Так, в период процветания  мальцевской империи расценки были доведены до максимума и превосходили среднюю норму в полтора раза, в то время как рабочий день составлял не более 10-12 часов по сравнению  с традиционным, 14-16-часовым. На особо тяжелых производствах был установлен восьмичасовой рабочий день, и это нововведение почти на 25 лет опередило европейскую норму.

Для удобства Сергей Иванович строит рабочим каменные домики на три-четыре комнаты, выделяя место  на участке под сад, выгон. В заводских  центрах действуют школы на 100 учеников. Благодаря обилию учебных  заведений население мальцевского <оазиса> поголовно грамотное! <В Дятькове невозможно встретить неграмотного мужчину>. Кроме того, лояльным было и отношение к трудящимся на заводе. Как свидетельствуют документы, мальцевские рабочие ни разу не подверглись телесному наказанию, не были лишены работы за проступки. Отношение со стороны хозяина было мягкое и несколько отеческое. Как и на многих подобных производствах, сложился своеобразный патриархально-семейно-помещичий строй. <Живых> денег рабочие на руки не получали: талоны-<мальцевки> обеспечивали их всем необходимым.

Таким образом, <Мальцевская  империя>, возникшая на стыке трех губерний - Калужской, Орловской и  Смоленской, - была, по сути, крупным  и устойчивым комплексным производством. Все оборотные средства Мальцев  вкладывал в дальнейшее развитие и даже в трудные времена продолжал  скупать земли. <Если из дела берешь, то туда же и клади, всякое дело кормить  надо>, - уверял Мальцев. И эта политика позволила ему увеличить производство, унаследованное от отца, в четыре раза! Ему принадлежали шесть чугунно-литейных заводов, фабрика эмалированной  и фаянсовой посуды в селе Лесное и крупное производство вагонов.

Однако, несмотря на новаторские идеи основателя, район  не мог существовать в вакууме, так  как, во-первых, это вызывало негативную реакцию властей, а во-вторых, экономическое  развитие, несмотря на автономность региона, не могло не зависеть от общероссийской среды. В рамках своей империи  Мальцев пошел на беспрецедентный  шаг: ввел собственную денежную единицу - записки, которые быстро прозвали <мальцевскими>. Всего было выпущено два с половиной миллиона рублей, ценностью от трех копеек до пяти рублей. За дерзость поплатился: в середине 1970-х гг. хождение денег было запрещено, свыше поступил приказ срочно выкупить оставшиеся <записки>. Мальцев потерял 683 тыс. руб. Но это была не последняя  потеря.

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы. Ехал поезд запоздалый...

Несмотря на то что объемы производства многочисленных предприятий Мальцевых продолжали расти, представителям династии пришлось столкнуться с рядом серьезных проблем. Усиление конкуренции со стороны отечественных и иностранных игроков требовало быстрой реакции и серьезных вложений. А частные единоличные или семейные капиталы уже не могли удовлетворить необходимости в средствах в условиях технического перевооружения. Недостаток капиталовложений приобретал всеобщий характер, и мальцевские заводы тоже его испытывали.

Традиционным способом найти средства были государственные  заказы, позволявшие надеяться на то, чтобы <отбить> деньги. Как и  многие крупные промышленные производства <в реальном секторе>, мальцевские  заводы зависели от этих заказов, а  патриотизм Сергея Ивановича в сочетании  с врожденным авантюризмом кинули его  в полымя железнодорожного грюндерства (массовое учредительство акционерных  компаний). России потребовался подвижной  состав, и правительство обратилось к заводчикам с призывом <дать стране>, но не угля, а побольше паровозов и вагонов. Мальцев взялся за сложное дело, вложив в него порядка 2 млн руб. и рассчитывая покрыть огромные затраты за счет будущих заказов.

Контракт предусматривал использование только отечественных  материалов. Стремясь его выполнить, промышленник рискнул открыть собственное  производство рессорной стали, необходимой  для паровозостроения. Выписал машины, построил новые мастерские, устроил  печи Сименса, выписал опытных конструкторов  и мастеров из Франции. Однако Мальцева <кинули> так же, как и Савву  Мамонтова, другого известного промышленника. Смена правительства - и граф В. Бобринский решает: никакой нужды заказывать паровозы в России нет. Приговор ценою в 2 млн потерь оказался почти смертельным даже для такого мощного производства, как Мальцевское. Беда не приходит одна: банкротство Моршанско-Сызранской дороги лишает Мальцева еще полумиллиона рублей. В 1883 г. сокращается сбыт сельскохозяйственных машин (паровых молотилок) в южную часть России.

Из кризиса промышленный конгломерат выходил как мог. Основной проблемой, с которой столкнулся Мальцев, оказались его собственные харизматичность и единовластие. Он построил империю, которая держалась благодаря его энергии, в отсутствие же таковой могла рассыпаться. Предприниматель чувствовал это и судорожно искал выходы. Традиционный для нашего времени антикризисный ход - серия заказных публикаций <Америка в России> о мальцевском промышленном округе, написанная известным публицистом В. И. Немировичем-Данченко за 10 тыс. руб. Еще одна попытка спасти предприятия - реорганизация. В 1875 г. уже немолодой Мальцев учреждает промышленно-торговое товарищество на паях с капиталом в 6 млн руб., основными вкладчиками делая себя, сыновей и ближайших родственников (22 тыс. пая из 24 тыс.).

После смерти Сергея Ивановича в 1885 г. было учреждено  казенное правление мальцевских  заводов. Дело Мальцева было оценено  в 15 млн 760 тыс. руб. (в то же время англичане предлагали купить весь мальцевский район за 30 млн руб.), долгов насчитали на 10 млн, однако за годы казенного правления долги выросли, и доходными оставались лишь стекольные заводы - основа основ мальцевского конгломерата. В 1894 г. на базе этих наиболее рентабельных предприятий было создано Акционерное общество Мальцовских заводов с общим капиталом 4 млн руб. Привлечение дополнительных инвестиций позволило восстановить баланс: производство сохранилось в 13 пунктах и на 15 заводах, где было занято порядка 25 тыс. человек, обновился ассортимент выпускаемых изделий (приборы центрального отопления), однако былой мощи мальцевским производствам достичь так и не удалось.

Династия Мальцевых, крупнейших российских заводчиков, - типичный пример того, насколько грандиозными были планы тогдашних предпринимателей, насколько широко размахивались  они в своей деятельности. За несколько  десятилетий им удалось создать  свою <Америку в России>, промышленный район, в котором каждый завод, каждое производство работали на общий результат - процветание региона.

Вопрос 3

К 1818 г. относится возникновение  одного из старейших банкирских домов  в России «Юнкер и К0», изначально представлявшего собой. магазин модных товаров и перешедшего к регулярным банкирским операциям только к середине XIX в.

Вопрос 4

В финансовой жизни Петербурга до середины XIX в. значительную роль играл  банкирский дом барона Штиглица. История его возникновения восходит к концу XVIII столетия, когда в Россию из г. Арольсен княжества Внльдек (Западная Германия) переселились братья Николай и Бер-нгард Штиглицы. Первый основал в Петербурге торговый дом, а второй занялся винными откупами в Кременчуге. В 1803 г. в Россию приехал и третий брат — Людвиг, унаследовавший дело Николая и разбогатевший в результате разного рода товарных операций во время войны с Наполеоном I и Континентальной блокады Англии.1'8 Соперником Л. Штиглица в эти годы выступал придворный банкир барон Ралль. Однако, после того как в 1817 г. его дела пошатнулись и он вынужден был прекратить платежи, «все торговое сословие указало на Штиглица как на достойного занять первенство на Петербургской бирже». В 1820-е гг. «богатство и кредит» Штиглица «принесли ему европейскую славу». В 1828 г. Штиглиц получил от Николая I баронский титул, «значение его на всемирной бирже. . . увеличилось», а в 1830-е гг. он «уже мог равняться богатством с     известным     гамбургским     банкиром     Соломоном     Гейне».29

1841 г. Л. Штиглиц заключил русский государственный заем на 50 млн. р. серебром на постройку железной дороги из Петербурга в Москву. В 1843 г. он скончался, оставив состояние в 18 млн. р. серебром своему сыну Александру.

В начале своей самостоятельной  деятельности А. Л. Штиглиц тесно сотрудничал с К- М- Фелейзеном, занимавшим вначале пост приказчика в конторе Л. Штиглица, а затем управляющего его делами. Фелейзены разбогатели благодаря Штиглицам и, собрав семейный капитал в размере 1 млн. р., открыли собственный банкирский дом, просуществовавший до 18S8 г40 К моменту падения дома его имущество оценивалось в 2 134 723 р., в то время как долги дома составляли 3 87! 886 р.31

А. Л. Штиглиц способствовал еще дальнейшему процветанию созданного его отцом банкирского дома. Штиглицы оказали большие услуги русскому правительству прежде всего в организации иностранных займов. С 1820 по 1855 г. царское правительство заключило 13 внешних займов на нарицательный капитал в 346 млн. р/~ Самые значительные займы (по 50 млн. р.) были заключены при участии А. Л. Штиглица в период Крымской войны, в 1854 и 1855 гг. Они обошлись русскому правительству в 5.5 %. Французское правительство в этот же период времени заключило внутренний заем на 175 млн. р. (700 млн. франков), и он обошелся ему 4.7 %, или на 0.8 % дешевле. Наиболее выгодными оказались шесть 4-процентных займов, заключенных с 1840 по 1850 г. на строительство Николаевской железной дороги. Они обошлись русскому правительству в 4.44 %, а заем 1845 г. — в 4.34 %. но весь нарицательный капитал этих шести займов не превышал 67 млн. р.1'1

А. Л. Штиглиц широко занимался предпринимательской деятельностью. В 1847 г. он основал в Нарве суконную фабрику, а в 1851 г. — льнопрядильную. В 1880 г. первая из них была преобразована в Товарищество Нарвской суконной мануфактуры, а вторая — в Товарищество Нарвской льнопрядильной мануфактуры.*4 А. А. Половцов, посетивший в конце марта 1883 г. также принадлежавшую Штиглицу Екатерингоф-скую бумагопрядильню, записал в своем дневнике, что она «приносила

значительные барыши», а  теперь стала доставлять «лишь убытки>->. «Прежде на этом месте стоял сахарный завод, приносивший до 500 тыс. ежегодного дохода и доставивший барону Штиглицу главные средства для постройки Петергофской железной дорогих.Я5 Ее вместе с ветвью в Красное Село А. Л. Штиглиц построил в 1857 г. на свой счет и был награжден за это орденом Св. Станислава 1-й степени. Еще в 1854 г. за пожертвование 300 тыс. руб. серебром на нужды правительства во время Крымской войны А. Л. Штиглиц получил чин статского советника, а в 1856 г.— действительного статского советника.^0

До самого конца 1850-х гг. А. Л. Штиглиц, «пылкий поклонник Шиллера и Гете», придворный банкир, принадлежавший «по характеру своих торговых оборотов к старой школе капиталистов-спекулянтов», был признанным «королем Петербургской биржи.' и непременным участником всех крупных операций русского правительства на внутреннем и иностранных рынках.3' Через банкирский дом барона Штиглица русское правительство поддерживало отношения с банкирскими домами Амстердама, Лондона и Парижа. В 1857 г. А. Л. Штиглиц выступил в качестве одного из учредителей Главного общества российских железных дорог, созданного для постройки и эксплуатации железнодорожных линий протяженностью около 4 тыс. верст, которые должны были связать земледельческие районы России с Петербургом, Москвой, Варшавой, а также побережьем Балтийского и Черного морей. В числе его учредителей были также С. А. Френкель (Варшава), Ф. Беринг (Лондон), банкирские дома «Гопе и К°» (Амстердам), «Готтингер и К0» (Париж), директор французской компании западных железных дорог, А. Турнейсен, а также известный банковский делец Исаак Перейра, представлявший интересы группы парижских банкиров, банка^ «Креди Мобилье» и берлинского банкирского дома «Мендельсон и К0»-38

А. Л. Штиглиц занимал должность председателя Петербургского биржевого комитета в течение 13 лет. «Имя его пользуется такой же всемирной известностью, как имя Ротшильда, — писал в 1859 г. ,,Вестник про-мышленности", — с векселями его, как с чистыми деньгами, можно было объехать всю Европу, побывать в Америке и в Азии. Нет городка в Евро-пе, где бы не приняли его векселя, и с ними можно было ездить везде, как с наличными деньгами; другое дело, дорого ли они стоили. . .».

Однако к концу 1850-х  гг. влияние А. Л. Штиглица стало падать. Международный финансовый кризис 1858—1859 гг. способствовал расстройству денежного обращения и инфляции в России. Пошатнулось положение Главного общества российских железных дорог, биржевая, цена его акций упала ниже номинала. А. Л. Штиглица обвинили в том, что его операции (в качестве вице-председателя Общества) с банкирским домом «Бр. Беринг и К°» в Лондоне принесли убытки в размере 4.5 млн. р. «Общественное мнение восстало против произвольных и противных общему торговому интересу распоряжений Штиглица в отношении назначения биржевого курса; заговорили о пагубном влиянии его на устранение звонкой монеты», постепенное исчезновение ее «приписывали значительным высылкам за границу золота через Штиглица». Банкира обвиняли в том, что он брал высокие комиссионные за переводные операции, и «требовали учреждения при Петербургской бирже особой комиссии

для определения курса, тогда  как право это до сих пор  присваивал ссое один барон Штиглиц».41

Кампания против монопольного положения А. Л. Штиглица на Петербургской бирже привела к тому, что в Петербурге появился поверенный Ротшильда Капгер, претендовавший занять положение придворного банкира. 15 (27) марта 1859 г. русское правительство заключило 3-процентный внешний заем на 12 млн. ф. ст. (75 млн. руб.) без участия А. Л. Штиглица через банкирский дом «Томпсон Бонар и K.V Контракт о заключении займа был подписан главой банкирского дома «Томпсон Бонар и К0» в Петербурге Беллем и Виктором де Магнусом, представителем банкирского дома «Мартин Магнус» в Берлине. С августа 1859 г. по февраль 1860 г. из общей суммы займа б млн. ф. ст. были размещены за границей по цене 67 %, а за вычетом всех расходов русское правительство получило 3 939 600 ф. ст. Однако разрыв отношений между Австрией и Францией и открывшиеся вскоре после подписания контракта военные действия в Италии вызвали резкое понижение ценных бумаг на всех европейских биржах. В результате неразмещенная часть займа была возвращена в распоряжение русского министра финансов и он вынужден был начать переговоры с главой банкирского дома «Томпсон Бонар и К0» в Лондоне Гладстоном, согласившимся разместить оставшуюся часть займа по еще более низкой цене — 63 или 63.5 %.4а