Но что, собственно,
мешало одаренному гениальной интуицией,
поистине героическим энтузиазмом и феноменальной
памятью Бруно продолжить качественное
развитие своего учения? Мне кажется, что
роковую роль тут сыграли некоторые логические
особенности, так сказать, "логическое
коварство" идеи множественности миров.
И в этом, по-видимому, состоит наиболее
важный урок, который могут извлечь из
процесса над Джордано Бруно современные
сторонники этой древней концепции.
Разработка идеи
множественности миров допускает,
вообще-то говоря, движение мысли
в двух противоположных направлениях.
Во-первых, эта идея может использоваться
для распространения земных представлений
на области Неизвестного. В этом
случае мы имеем дело с мышлением
"по аналогии", не способным
давать серьезные результаты. Поэтому-то
среди выдающихся мыслителей
практически нет энтузиастов этого
учения. Еще Платон в "Тимее" писал,
что признание кем-либо беспредельности
числа миров он рассматривал бы как признак
беспредельной глупости. Во-вторых, идея
множественности миров может выступать
как своеобразная методика взгляда "со
стороны", как способ увидеть неведомое
в самом привычном, земном. Но тогда эта
идея будет продуктивна, лишь подвергая
самое себя радикальной критике. Вдумаемся
в то, чем, собственно говоря, наиболее
интересен и важен для развития философии
Бруно? Фактически, не собственно идеей
множественности миров, а ее радикальной
трансформацией, позволившей сделать
иные миры неотъемлемой частью нашего
мира - бесконечной, лишенной какого-либо
пространственного центра Вселенной,
пришедшей на смену замкнутому, иерархически
упорядоченному космосу средневековья.
При этом идея множества обитаемых и даже
одушевленных миров, с которыми человек
мог устанавливать связь при помощи магии,
Л. С. Лернер и Э. А. Госселин полагают, что,
по мысли Бруно, возрождение и обновление
древнего искусства магии с помощью космических
идей Коперника и самого Бруно должны
были высвободить божественную сущность
людей и утвердить на Земле новый "золотой
век" служила Бруно своеобразной "подпоркой",
защитой от того шока, который испытали
мыслители XVII в., осознав радикальную враждебность
человеку бесконечной Вселенной, уже лишившейся
привычного антропоморфного Бога, но еще
"не заполненной" физическими законами
природы. Вспомним хотя бы знаменитые
строки Паскаля: "Я вижу эти ужасающие
пространства Вселенной. {...} Я вижу со
всех сторон только бесконечности, которые
заключают меня в себе, как атом". Бруно
же эти бесконечности и связанные с ними
парадоксы познания стремился не видеть.
Проявив максимум мужества в отстаивании
своего учения, он, по сути, уклонился от
"логической" ответственности за
него, и в этом смысле не представлявшие
себя вне христианства Галилей, Декарт,
Ньютон и другие ученые XVII в., разрабатывавшие
основы физической картины мира, - действительно
иного, странного и безумного (как скажут
в XX веке) мира, - оказались, куда большими
революционерами, чем неистовый антихристианин
Бруно.
Таким образом,
подлинное развитие идеи множественности
миров в Новое время осуществляли
не всевозможные фантазеры, а
те ученые и философы, которые
совершали "коперниканские перевороты"
в нашем мышлении. И тогда можно
предположить, что длящееся уже
несколько тысяч лет самообновление
человеческого мышления, обнаружение
в нем новых глубин, новых форм
разумности - это и есть искомый
фантастами контакт с иным
разумом. Во всяком случае, такая
попытка найти инобытие в сугубо
земном была бы вполне созвучной
бруновскому подходу к этой
проблеме.
Очарованный открывшейся
перед ним величественной картиной
бесконечной Вселенной, заполненной
множеством миров, Бруно, по-видимому,
не осознавал, что угодил в методологический
тупик. Детализация развиваемого им учения
требовала выдвижения гипотез о природе
иных миров, однако такие гипотезы легко
вырождались в пустое фантазирование
"по аналогии". Поэтому избегал каких-либо
детализаций, оставляя свое учение на
уровне религиозно-поэтической идеи, которую
можно было проповедовать, но нельзя методически
развивать. Именно поэтому наука Нового
времени, вообще-то говоря, осталась равнодушной
к идее множественности миров, но зато
за нее с радостью ухватились популяризаторы
и публицисты, превратив ее в удобный литературный
прием. Уже в XVII в., когда труды Бруно еще
находились под строжайшим запретом, в
Европе стали распространяться книги,
в которых люди отправлялись в забавные
и назидательные путешествия на другие
планеты. Эти книги, особенно "Беседы
о множестве миров" Фонтенеля, пользовались
огромным успехом и никого, в общем-то,
не пугали. Вместо иных миров можно было
легко представить себе различные страны,
отличающиеся друг от друга климатом,
обычаями и социальным устройством. Эти
отличия лишь несколько утрировались,
чтобы читателю было легче оценить порядки
в своей собственной стране. Тем самым
идея, с помощью которой Джордано Бруно
хотел сделать землян гражданами бесконечной
Вселенной, довольно быстро превратилась
в обычное публицистическое зеркало.
Сейчас, когда
в связи с началом космических
полетов и исследований идея
множественности миров переживает
расцвет, очень важно предохранить
ее от повторного вырождения.
Длительная история этой идеи
убеждает в том, что она была
плодотворной только тогда, когда
выступала как радикальная самокритика
сложившихся представлений об
иных мирах, а заодно и о
нашем мире. Именно в такой
форме эта идея разрабатывалась
на раннем этапе творчества
Бруно, когда он пришел к своим гениальным
догадкам. Аналогичное использование
идеи множественности миров мы встречаем
и в "Солярисе" Лема - блестящей критике
расхожих представлений о характере контактов
с иным разумом и, как следствие, о характере
нашей собственной разумности. Наконец,
весьма интересными и плодотворными мне
кажутся гипотезы "позднего" Шкловского
И. С. о невозможности обнаружения разумной
внеземной жизни из-за "космической
мимикрии", а также его попытки возрождения
представлений о единственности земного
(иного мы, впрочем, не знаем) разума во
Вселенной. На первый взгляд, такие гипотезы
вселяют пессимизм. Однако способность
к столь решительной самокритике является,
по-моему, гарантом того, что учение о множественности
миров вновь сможет порождать действительно
глубокие и парадоксальные идеи о том,
где и как можно встретиться с иной жизнью
и иным разумом. Ведь не исключено, что
мы уже давно общаемся с ним, но не осознаем
этого, и нужен новый Джордано Бруно для
того, чтобы мы смогли это понять.
Единство и бесконечность
мира, его несотворимость
и неуничтожимость –
таковы исходные посылки
философии итальянского
мыслителя Джордано
Бруно. На этом базируется
его космологическое
представление. Бруно
открыто порывает с
теоцентрической концепцией
устройства мироздания.
По его мнению, движущаяся
вокруг своей оси и вокруг
Солнца Земля – лишь
ничтожная пылинка в
беспредельном мироздании.
Земля не может быть
центром Космоса, потому,
что в мире вообще нет
ни центра, ни границы.
Понятие «вверх», «низ»
и им подобные применимы
лишь к отдельным, ограниченным
и временным системам,
но не к Космосу, вечному
и бесконечному.
« В безмерном
лоне бесконечной Вселенной возникают,
развиваются, уничтожаются и снова
рождаются бесчисленные миры. Наша
Солнечная система – лишь одна
из бесчисленного множества других,
подобных систем.» «Существуют
бесчисленные солнца, бесчисленные
земли, которые кружатся вокруг
своих солнц, подобно тому, как
наши семь планет кружатся
вокруг Солнца» - писал Джордано
Бруно в книге « О бесконечности,
вселенных и мирах.» Так идеи
Джордано Бруно и его предшественников
Николая Кузанского и Коперника
заложили основы для развития
философии и естествознания Нового
времени.
Список литературы:
1.Канке В.А. Философия.
1996г.
2.Философия. Под
редакцией Кохановского. 1999г. Ростов-на-Дону
3.Чанышев А.Н. курс
лекций по древней и средневековой
философии. 1991г. Москва
4.Реале Д. и Антисери
Д. Западная философия от истоков до наших
дней. Том I и II.