Жизнь
есть жестокая борьба за выживание.
Это относится к жизни во
всех ее проявлениях. Жизнь живых
существ основывается на пожирании и истреблении
одних существ другими: хищники пожирают
травоядных и друг друга, травоядные питаются
растениями; человек, как живое существо
нуждается в пище органического происхождения
и т.д. То же можно сказать об экономической
и иных сферах общественной жизни: здесь
также идет острая борьба за существование.
Однако жизнь перестала бы быть жизнью,
если бы свелась к конкуренции и взаимному
истреблению. Более того, в этом случае
она была бы просто невозможна: жизнь мгновенно
уничтожила бы сама себя. Тем не менее
этого не происходит. Напротив, биологическая
наука прослеживает эволюцию живых существ,
в которой очевиден прогресс в развитии
жизни. Очевиден прогресс и в развитии
общества. Следовательно, наряду с конкурентной
борьбой в жизни существен момент солидарности
и взаимопомощи — без него жизнь перестала
бы быть реальностью. В сочетании борьбы
и солидарности находит свое выражение
«последняя тайна» жизни, особый замысел
Божий или Премудрость Божия — София.
Особый смысл
принцип всеединства приобретает
для Вл. Соловьева при рассмотрении
духовной жизни. Философия Вл. Соловьева
— это искание единства духовной жизни.
В ней ярко выражено стремление найти
способ избегнуть всякой односторонности,
всякой ограниченности. Это «искание всеединства»,
синтеза религии, философии и науки, веры,
мысли и опыта, которое должно ответить
на вопрос: «какая цель человеческого
существования вообще, для чего, наконец,
существует человечество?» Окончательная
цель человечества, по Вл. Соловьеву, как
раз и состоит «в образовании всецелой
жизненной организации».[4]
Поскольку всеединство
есть то, к чему стремится жизнь
духа, постольку оно находит свое
выражение в процессе познания. Таким
образом, принцип всеединства применяется
Соловьевым и в теории познания — гносеологии.
Вл. Соловьев
различает три способа познания:
эмпирический, рациональный и мистический.
Эмпирическое познание — это познание
опытное. В нем главную роль играют органы
чувств. Рациональное познание осуществляется
разумом. Наконец, мистическое познание
— это внутреннее познание, осуществляемое
с помощью веры. Под термином «вера» Вл.
Соловьев понимает не только лишь субъективное
убеждение, а интуицию, или непосредственное
познание, т.е. познание, не требующее логических
шагов. Истина всеедина в том смысле, что
она есть результат совместного действия
органов чувств, разума и интуиции. Истина
рациональна по своей форме, но одновременно
она не мертва, не является сухой и застывшей
— какой бы она была, если бы целиком сводилась
к рациональности. Жизненность ей придают
чувственный опыт и интуиция. Заблуждение
возникает вследствие разрывов между
эмпирическим, рациональным и мистическим
(интуитивным) познанием или вследствие
абсолютизации одного из них. Другой причиной
заблуждений является придание абсолютного
значения тому, что по своей сути. Принцип
всеединства применительно к познанию
тем самым означает постоянное обобщение,
поиск все более общих теорий, способных
включить в себя ранее известные.
Всеединство
является также принципом отношения
трех ценностей, фундаментальных для всякой
классической философской системы, —
истины, блага и красоты. Их соединяет
понятие любви.
ФИЛОСОФИЯ ЛЮБВИ
В деле
преображения природы мира и
человека, может быть, самым трудным
станет отнятие у природы ее главного
оружия, ее высшего оправдания, того механизма,
каким она обеспечивает свой прогресс
и который в силу этого окружила наибольшей
привлекательностью: половой раскол, воспроизведение
человеческих особей путем полового рождения.
Тут и самая сласть для природного существа,
и корень его неизбежной погибели для
очистки места плоду этой страсти. Как
писал В.С. Соловьев: "Само собой ясно,
что, пока человек размножается как животное,
он и умирает как животное". И еще: "Пребывать
в половой раздельности значит пребывать
на пути смерти". Здесь Соловьев вслед
за Федоровым ставит задачу творческой
метаморфозы половой любви, задачу, может
быть, наиболее диковинную, но и существенную
в дальних горизонтах активно-эволюционного,
ноосферного идеала.
Соловьев
развивал идеи христианского
активизма, богочеловечества, тесного
объединения божественной и человеческой
энергий в деле избавления мира от законов
"падшего" материального естества
и ввода его в эволюционно высший, нетленный,
соборно-любовный тип бытия, Царствие
Божие. Развивал эти идеи во многом параллельно
Федорову, но значительно более отвлеченно-метафизически,
без конкретной проектики последнего.
Либеральный
консерватизм Соловьева сочетался
у него с мистико-максималистской
проповедью "теургического делания",
призванного к "избавлению" материального
мира от разрушительного воздействия
времени и пространства, преобразованию
его в "нетленный" космос красоты,
и с историософской теорией христианского
"богочеловеческого процесса" как
совокупного спасения человечества.
"Следовательно,
для того, чтобы Бог вечно существовал
как действующий Бог, должно
предположить существование мира
как подлежащего божественному
действию как дающего в себе место божественному
единству. Собственное же, то есть произведенное
единство этого мира, - центр мира и вместе
с тем окружность Божества и есть человечество".
Соловьев
восходит к эротическому через целую
цепочку космических процессов.
Совершенная половая любовь способна
восстановить целостность человека и
мира и ввести их в бессмертие.[6]
Человек
располагает специфической энергией
огромной мощи, которая в настоящее
время расходуется, прежде всего, на воспроизведение
его как природного существа. Стремление
одухотворить, использовать для созидательных
целей эротическую энергию, силу любви
не раз возникало в мечте и мысли людей.
"Любовь, так же как и мысль, в ноосфере
будет пребывать в состоянии неизменного
роста. Избыток увеличивающихся энергий
любви перед все уменьшающимися потребностями
размножения людей будет каждый день становиться
все очевиднее. Это означает, что эта любовь,
в своей до конца очеловеченной форме,
имеет своей целью выполнять функцию гораздо
более широкую, чем простой призыв к размножению".
Рождение,
половой раскол, эрос, смерть сцеплены
нераздельно, и претензия на
бессмертную жизнь требует своей
последовательной логики. Задачу
преодоления слепого полового рождения,
трансформации эротической энергии Федоров
ввел в план преобразовательно-космической
практики, план построения преображенного
порядка бытия. Воскрешение - фундаментальный
"антиприродный" акт, обратный рождению.
Темная, бессознательная родотворная
энергия должна быть претворена, сублимирована
в светлую, сознательную творческую энергию,
направленную на познание мира, его регуляцию,
воссоздание утраченной жизни. Федоров
неоднократно подчеркивал, что он не просто
отрицает плотскую любовь, что привело
бы к аннигиляции силы эротической энергии.
Он различает отрицательное и положительное
целомудрие. Отрицательное целомудрие
внутренне противоречиво; оно далеко не
достаточно, это лишь "борьба оборонительная",
которая не дает настоящих положительных
результатов, а при своей абсолютизации
приведет лишь к самоубийству человеческого
рода. Отрицательному аскетизму Федоров
противопоставляет "творческий процесс,
воссоздание своего организма, заменяющее
питание" (у Вернадского это автотрофность),
отрицательному целомудрию - положительное,
которое требует действительно полной
мудрости, в смысле полного обладания
своими силами и энергиями мира, идущими
на воссоздание умерших, преображение
и их, и себя. В любви, подчеркивает Соловьев,
происходит действительное перенесение
"центра личной жизни" в другого,
оба любящих восполняют друг друга своими
качествами, создавая вместе более богатое
единство; истинная любовь предполагает
обязательное равенство любящих; наконец,
всем в любви известна идеализация предмета
любви - живое и конкретное прозревание
абсолютного содержания его личности
и ее убеждение. Эти качества любви вовсе
не нужны для простого размножения, увековечения
чреды все таких же природно-ограниченных,
более-менее улучшенных и ухудшенных существ.
Существующие качества любви предстают
как некие задатки для восстановления
в человеке идеального образа Божия, созидания
из двух существ какого-то высшего единства.
"Осуществить это единство или создать
истинного человека, как свободное единство
мужского и женского начал, сохраняющих
свою формальную обособленность, но преодолевших
свою существенную рознь и распадение,
это и есть собственная ближайшая задача
любви". Высшую задачу любви Соловьев,
как и Федоров, выводит к "общему делу"
борьбы со смертью, увековечивания и преображения
высшей ценности - личности, наконец, к
Делу возвращения всех сознательных и
чувствующих жертв природного порядка
за все время его господства, т.е. воскрешение
всех умерших. "Человек, достигший высшего
совершенства, не может принять такого
недостойного дара; если он не в состоянии
вырвать у смерти всю ее добычу, он лучше
откажется от бессмертия". У Федорова
задача направления извращенного порядка
природы в неприродный, бессмертный тип
бытия ставится как конкретное дело: победа
над временем осуществление принципа
сосуществования вместо последовательности,
обретается в воскрешении; победа над
пространством - путем достижения "полноорганности",
способности безграничного перемещения
в пространстве, "последовательного
вездесущия". Соловьев выражается намного
более туманно: "Победить эту двойную
непроницаемость тел и явлений, сделать
внешнюю реальную среду сообразную внутреннему
всеединству идеи - вот задача мирового
процесса".[5]
"Действительно
спастись, т.е. возродить и увековечить
свою индивидуальную жизнь в истинной
любви, единичный человек может только
сообща или вместе со всеми", стремясь
к идеалу совершенного всеединства, где
торжествует та нераздельность всех и
их личностная неслиянность, та равноценность
частей и целого, общего и единичного,
которая составляет, по Федорову, проективный
для человеческого общества идеал Троичного
божественного бытия. Без знания конкретных
Федоровских проектов включения космической
среды в любовно-преобразовательную деятельность
человечества (расселение человечества
в космосе, регуляция космических явлений
и т.д.) следующее заявление Соловьева
также оборачивается довольно туманной
фразой: "Но для полного их (различных
форм разделения людей.) упразднения и
для окончательного увековечивания всех
индивидуальностей, не только настоящих,
но и прошедших, нужно, чтобы процесс интеграции
перешел за пределы жизни социальной,
или собственно человеческой, и включил
в себя сферу космическую, из которой он
вышел". "Сила же этого духовно-телесного
творчества в человеке есть только превращение
или обращение внутрь той самой творческой
силы, которая в природе, будучи обращена
наружу, производит дурную бесконечность
физического размножения организмов".
Искусство
- модель творения жизни и, как
всякая модель, есть лишь схематическое,
искусственное предварение. Некое волнение,
волну организма художник неудержимо
стремится вынести вовне, запечатлеть
материальными средствами, закрепить
во внешней среде. В творчестве выражается
потребность расширения себя за пределы
своей природно-ограниченной формы; искусство
- греза о новом теле, расширенном и вечном.
Сюда же мы присоединим и взгляд Федорова
на искусство как попытку мнимого воскрешения.
Мыслитель выводил начало искусства из
погребальных обрядов, отпевания, попытки
удержать облик умершего в живописном
или скульптурном изображении, т.е. восстановить
его хотя бы мнимо, искусственно, и эта
потребность - в бесконечно усложнившемся
виде, от эпического искусства, длинного
предания о героических деяниях наших
предков, до современных форм – проникает
все искусство: ту кристаллизацию текучих,
преходящих жизненных форм в прекрасные
и вечные, то воскрешение и запечатление
бывшего и жившего, то творческое прощупывание
новых форм жизни, которое происходит
в нем. Искусство - прообраз воскресительного
акта, и даже самого его типа реализации:
творческое созидание вместо рождения
(сублимация эротической энергии в искусстве),
наконец, восстановление жизни как бы
"из себя", рождение из себя наших
отцов и матерей (в искусстве из себя, из
волнений организма конструируется новая
форма).
"Законы
движения потока образов - вихрей
воображения, заправляющих поэтическим
творчеством, однородны с законами сновидения,
сновидческого воображения". Внутрителесность
пространства (сновидческого, а далее
и художественного) выражает особый построительный
принцип форм, являющихся во сне, - пейзажей,
сочетаний живых образов и т.д., которые
представляют собой наложение (путем зеркального
увеличения) телесной схемы спящего (извивов
и контуров его тела). В творчестве же "поскольку
круг свободного проявления изливаемых
лирических волн начинает казаться неограниченным,
постольку, естественно, исчезает, стирается
та условная черта, которая отделяет изолированное
"тело", крохотный кусочек "внутреннего"
мира от чужой и давящей "внешней"
среды. Зрение окончательно торжествует
над осязанием".
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Личность Вл. Соловьева - большая, глубокая,
широкая, даже величественная, хотя в
тоже время до чрезвычайности запутанная
и порой кажется противоречивой. Но цельное
всегда кажется противоречивым, если рассматривать
его с позиций множественности. Но во всей
этой сложности, изучение которой не может
не стать делом многих, была одна простейшая,
невиннейшая и наивнейшая особенность.
Это неугомонное стремление бороться
с нелепостями и язвами окружающей жизни.
Эту устремленность души его к Добру просто
нельзя не увидеть. Это сильнее всего,
что есть в нем и создано им.
Из этого вечного ощущения неудовлетворенности
и стремления преодолевать несовершенства
окружающей жизни сама собой вытекает
еще одна идея, которую можно с полным
правом считать для Вл. Соловьева окончательной,
итоговой и заключительной. Это то, что
можно назвать философией конца.
В своих ранних научных трудах он
изображает концы всех философских
односторонностей. Затем - острейшее ощущение
конца византийско-московского православия
и рвется к то у, чтобы при помощи римской
католической церкви преобразовать восточную
церковь. В 1891г. его работа "Об упадке
средневекового мировоззрения" тоже
наполнена чувством катастрофизма по
отношению к традиционному православию.
Он настолько низко оценивал традиционную
и бытовую религию, что однажды в беседе
с Е.Н. Трубецким выразил желание объединить
всех неверующих против верующих. Неудивительно
поэтому, что и в самом конце своей жизни
он заговорил и конце всей человеческой
истории и о пришествии антихриста. И если
его мировоззрение всегда было интимно
связано с его личностью, то особенно здесь
эта связь оказалась наиболее глубокой
и ощутимой.
В 1900 г. Вл. Соловьев умирал от неизлечимых
болезней; и человечество, по его мнению,
в те времена тоже умирало и тоже от неизлечимых
болезней, которые он научился распознавать
вопреки своему былому историческому
оптимизму. Это ощущение конца особенно
явно в последней его книге "Три разговора".