Философские воззрения Канта

Не меньшие проблемы подстерегают человеческий разум при попытке  постичь первоосновы природного мира, выяснить, имеет ли он начало во времени и границы в пространстве, состоит ли материя из подлинных  атомов или делима до бесконечности, допускает ли ход природы беспричинные события и есть ли в мире необходимые  вещи. При рассмотрении всех этих вопросов разум запутывается в противоречиях. Он видит равные основания для  противоположных выводов, для заключений о том, что мир ограничен и  что он бесконечен, что материя  делима до бесконечности и что  есть предел деления и т. п. Подобное состояние внутренней раздвоенности  разума Кант называет антиномией. Антиномия  угрожает разрушить разум, и она  вполне может пробудить философа от «догматического сна».

Кант решает антиномию  чистого разума, отсылая к выводам  трансцендентальной эстетики: поскольку  природный мир всего лишь явление, а не вещь сама по себе, то он не имеет  самостоятельной реальности. Поэтому  бессмысленно говорить, к примеру, о  том, что он бесконечен, равно как  и искать его жестко определенные границы. Та же ситуация и с делимостью материи. Понимание раздвоенности  сущего на вещи сами по себе и явления  в двух других случаях позволяет  разнести тезисы и антитезисы антиномии  по разным сферам бытия. К примеру, из того, что мир явлений подчинен закону естественной причинности, не следует  невозможность беспричинных, т. е. самопроизвольных, или свободных, событий. Свобода  может существовать в ноуменальном мире, мире вещей самих по себе.

Реальность свободы, однако, не может быть продемонстрирована теоретическими средствами. Впрочем, Кант показывает, что она неизбежна в качестве практического допущения. Свобода  является необходимым условием «морального  закона», в существовании которого нельзя сомневаться. Кант подробно рассматривает  эти вопросы в своей практической философии, изложенной в «Критике практического  разума» (1788) и в других работах  этического цикла.

Понятие морали Кант связывает  с безусловным долженствованием, т. е. с ситуациями, когда мы сознаем, что должны поступать так-то и так-то, просто потому, что так надо, а не по каким-то другим причинам. В качестве безусловных моральные требования возникают из разума, только не теоретического, а «практического», определяющего волю. Безусловность «категорического императива», выражающего моральный закон, означает бескорыстность нравственных мотивов и их независимость от эгоистичных устремлений. Автономность доброй воли означает также, что человек всегда может поступать сообразно долгу. Именно поэтому Кант связывает моральный закон и свободу. Человеческая воля не подчинена механизму чувственной мотивации и может действовать наперекор ему. Человек свободен всегда, но моральным он становится лишь в том случае, если следует категорическому императиву: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства». Абстрактность этой знаменитой формулировки обусловлена утверждением, что к моральному закону не должны примешиваться никакие содержательные, чувственные моменты. Впрочем, нетрудно приложить ее к конкретным случаям. Для этого достаточно допустить, что поступок, который мы собираемся совершить, будут совершать все.

Если это не приведет к  самоотрицанию последнего, он может  трактоваться как нравственный, хотя в ряде случаев здесь могут  потребоваться дополнительные уточнения.

Таким образом, кантовская этика  далека от формализма, в котором  ее иногда упрекали. Не является Кант и  сторонником аскетической морали. Напротив, он подтверждает право человека на удовлетворение своих чувственных  склонностей, т. е. на счастье. Но человек  должен быть достоин счастья, а достоинство  состоит лишь в моральном поведении. Оно имеет приоритет над стремлением  к счастью, которое должно было бы выступать наградой за добродетель. Однако в нашем мире непосредственная связь между добродетелью и счастьем отсутствует. Поэтому мы должны допускать  существование Бога, который в  нашей посмертной жизни согласует  одно с другим.

Допущение бытия Бога и  бессмертия души не равносильно для  Канта их теоретическому доказательству. И Кант утверждает, что отсутствие знания об этом, взамен которого у человека есть только вера или надежда, позволяет  спасти бескорыстность долга и свободу  личности. Знание принуждало бы человека вести себя определенным образом, его  поступки были бы «легальными», но не моральными. Исчезла бы свобода, возможная лишь в ситуации фундаментальной неопределенности. Но нравственность и свобода являются самой основой человеческой личности, составляющей, по Канту, высшую ценность бытия. Именно поэтому человек как  цель сама по себе является главным  предметом философии, раскрывающей различные виды его самопроизвольной деятельности. Кроме спонтанности чистого  рассудка как основы познавательной активности и свободы как базиса морали Кант анализирует также творчество в узком смысле слова.

В «Критике способности суждения» (1790) Кант рассматривает особенности  художественного творчества. Он исследует  здесь феномен эстетического  удовольствия и приходит к выводу, что его источником является гармоническое  взаимодействие рассудка и воображения, продуцируемое так называемыми  эстетическими идеями. Эстетическая идея – чувственный образ, который  не может быть исчерпан никаким понятием. Создание таких образов под силу лишь гениям, которые в своих творениях  перерастают свои собственные рациональные замыслы, вкладывая бесконечность  в конечное.

Творческое начало человека раскрывается не только на индивидуальном, но и на социальном уровне. В поздних  сочинениях Кант часто обращался  к теме общественного прогресса. Он считал, что общество в целом, как и индивиды, нацелено на совершенствование. Впрочем, если в совершенствовании  личностей решающую роль играют моральные мотивы, общество развивается естественным путем, при определяющем влиянии конкуренции между людьми. Тем не менее ход общественного прогресса приводит ко все более полному признанию суверенных прав личности. Серьезным препятствием на этом пути оказываются, правда, войны. Кант, однако, предвосхищает установление «вечного мира», надежным залогом которого может стать создание всемирного федеративного государства.

Философия Канта сразу  вызвала много откликов. Поначалу многие жаловались на темноту кантовского  языка и схоластичность его терминологии. Затем пришло время более содержательных возражений. Крупнейший вольфианец И. А. Эберхард настаивал на том, что Кант по большому счету не говорит ничего нового по сравнению с Лейбницем и Вольфом, Федер усматривал близость Канта и Беркли, а А. Вайсхаупт вообще упрекал Канта в крайнем субъективизме. Но самые опасные выпады против Канта были сделаны Ф. Г. Якоби. Он обратил внимание на двусмысленность в его трактовке понятия вещи самой по себе. С одной стороны, Кант утверждал, что вещи сами по себе непознаваемы, с другой – выражался так, будто хотел сказать, что эти вещи аффицируют чувства, т. е. все же высказывал какие-то содержательные суждения о непознаваемом.

Замечания Якоби, сделанные  им в 1787 г., оказали большое влияние на дальнейшее развитие немецкой философии. Многим показалось, что Якоби продемонстрировал философам неизбежность простоя альтернативы: либо надо признавать способность человеческого разума проникать в сверхчувственный мир путем особого откровения, либо отвергать понятие вещи самой по себе и дедуцировать все сущее из понятия субъекта. Первый путь означает решительный отказ от систематичности и строгости мышления, второй неизбежно приводит к гиперболизированию возможностей систематической мысли и постепенной замене человеческого субъекта божественным Я.

Оба этих пути были опробованы немецкими философами, хотя историческая значимость второго оказалась более  существенной. Впрочем, одним влиянием Якоби дело здесь не ограничилось. История немецкой спекулятивной  философии после Канта немыслима  без упоминания еще одного автора – К. Л. Рейнгольда. Его час пробил в конце 80-х гг. За несколько лет, прошедших с выхода «Критики чистого разума», идеи Канта получили широкое распространение. Особую роль в популяризации критической философии сыграли И. Шульц, Л. Г. Якоб и К. X. Э. Шмид, уже в 1786 г. издавший словарь кантовских терминов. Все эти процессы и получили новый импульс от Рейнгольда. В 1786—1787 гг. он опубликовал «Письма о кантовской философии», где акцентировал нравственную ценность идей Канта. Рейнгольд, однако, не остановился на разъяснении заслуг Канта и вскоре начал «интерпретационную» стадию в развитии кантианства. Он захотел сделать теории Канта более понятными и с этой целью предпринял попытку систематизировать его воззрения на природу человека, отталкиваясь от самоочевидных предпосылок. Главной из них Рейнгольд счел «факт сознания». Его выражением является так называемый закон сознания: «представление в сознании отличается субъектом от субъекта и объекта и соотносится с обоими». Из способности представления Рейнгольд хотел вывести все теоретические и практические способности души, которые, как он считал, были не систематично рассмотрены Кантом.

Рейнгольд, однако, не учел критику Канта Якоби и, как и Кант, считал правомерным понятие вещи в себе. За это он был раскритикован Г. Э. Шульце. Помимо нападок на теорию вещи в себе, в 1792 г. Шульце показал, что «закон сознания» Рейнгольда не может быть первоначальным основоположением, как тот хотел. Ведь этот закон предполагает более фундаментальный логический закон тождества. Сам Рейнгольд не смог удовлетворительно ответить Шульце. Более продуктивные решения предложил И. Г. Фихте.

2. Космогония Канта

Кант начинает разработку своей космогонической гипотезы как раз с того пункта, в котором  Ньютона покидает отвага ученого  и где его мысль сворачивает  на бесплодный для науки и враждебный ей путь религии. Кант решительно отверг соображения, по которым Ньютон отказался  научно исследовать вопрос о происхождении  Солнечной системы. По мнению Канта, именно поразительное единство, обнаруженное Ньютоном в наблюдаемом строении Солнечной системе, свидетельствует  о единстве происхождения составляющих эту систему тел. Затруднения, казавшиеся Ньютону непреодолимыми, Кант пытается разрешить с позиций учения о  развитии. Происхождение тангенциальной составляющей в движении планеты, по мысли Канта, непонятно лишь до тех  пор, пока мы считаем Солнечную систему  неизменной. Но допустим, что межпланетные пустоты были некогда, в весьма отдаленные времена, заполнены сильно разряженной  материей в простейшем ее состоянии, в виде элементарных частиц, рассеянных на большом пространстве. Сделав это  допущение, возможно, утверждает Кант, опираясь на одни лишь физические свойства материи и на законы механики, объяснить, не прибегая ни к каким ссылкам  на бога, каким образом из этого  вещества образовалась наша Солнечная  система со всеми особенностями  ее строения, наблюдаемыми в настоящее  время. Именно в этом смысле Кант говорит: «Дайте мне только материю, и я  построю вам из нее целый мир». Для объяснения хода образования  Солнечной системы Кант допускает  у элементарных рассеянных частиц не только способность притягивать (это  уже было установлено в законе всемирного тяготения), но и отталкивать (по аналогии с газами и парами), а  также предполагает различие частиц по плотности. По мысли Канта, последнее  обстоятельство должно было привести к возникновению сгущений, которые  стали центрами притяжения более  легких элементов, притягиваясь в то же время к еще более плотным  сгущениям. Процесс этот не привел, однако, к скоплению массы вещества  в одном месте и ко всеобщему равновесию. Вследствие наличия силы отталкивания, противоборствующей силе притяжения, равновесие и вечный покой оказываются невозможными: борьба этих сил открывает возможность длительного развития мира. Развитие это, как считал Кант, совершалось чисто механически. Вертикальные движения частиц, падавших по направлению к центральному сгущению, превращались (вследствие противодействия отталкивательных сил со стороны соседних элементов) в вихревые движения вокруг этого сгущения; при этом большое количество частиц в результате столкновений теряло движение и падало на центральный комок вещества, увеличивая его массу и сообщая ему вращательное движение. Это сопровождалось нагреванием центрального шара вследствие трения вращающихся и непрерывно притекающих извне масс вещества. Так следует объяснять, по Канту, возникновение Солнца. Каким же образом могли возникнуть планеты и их спутники? Кант объяснял это, исходя из того же закона всемирного тяготения. В результате многочисленных столкновений движущихся вокруг Солнца частиц и взаимных ограничений этих вихревых движений, в известный момент развития устанавливалось состояние наименьшего взаимодействия. Не упавшие на Солнце частицы начинали обращаться вокруг его оси в одном из направлений, по параллельным круговым орбитам. Но такое движение частиц под действие силы притяжения Солнца (так называемое центральное движение), согласно законам механики, могло быть устойчивым лишь при условии, что частицы движутся в плоскости, пересекающей центр притяжения, т.е. центр Солнца. Такой плоскостью была единственная – плоскость солнечного экватора, что вызывало тенденцию частиц концентрироваться в пространстве вблизи этой плоскости. Таким образом, Солнце оказалось окруженным не сферой частиц, но некоторым их слоем, напоминающим по форме пояс или кольцо, в котором частицы двигались вокруг общего центрального тела в одном и том же направлении. В этом кольцевидном слое вращающихся элементов, в силу неоднородной плоскости различных его частей, должны были возникнуть новые центры тяготения, а около этих центров, в радиусе их гравитационного действия, должны были сгуститься и собраться в новые шаровидные тела частицы, движущиеся в плоскости кольца. В результате, по прошествии достаточно длительного времени, пространство вокруг Солнца, некогда сплошь занятое разреженной материей, оказалось пустым, но зато из сгустившихся частиц образовались планеты.

Принципиально так же образовались и спутники планет, причем роль центральных  тел в этом случае играли уже сами планеты. Научная космогония, как  справедливо думал Кант, не может  удовлетворяться обоснованием одной  лишь принципиальной возможности физического  объяснения процессов образования  Солнечной системы. В своей гипотезе Кант пытался объяснить и известные  к тому времени конкретные детали механизма Солнечной системы, а  именно:

1. Отклонения, хотя и небольшие, планетных орбит от круговых (эллиптичность орбит), тем более заметные, чем дальше планета находится от Солнца.
2. Некоторое несовпадение между собой орбитальных плоскостей планет и отключение их от плоскости солнечного экватора.
3. Обратная зависимость масс и объемов планет от степени удаленности их от Солнца.
4. Неодинаковое число спутников у различных планет.
5. Наличие колец у Сатурна. Эллиптическую форму орбит  Кант объясняет тем, что при образовании планеты в один шар стягивались частицы, различно удаленные от Солнца и, следовательно, обладавшие различными скоростями.
6. На расстоянии будущей планеты для кругового движения была необходима и определить скорость обращения, следовательно, приходящие с различных высот частицы должны были дополнять скорости друг друга до необходимой для данного расстояния от Солнца, что выполнялось, конечно, лишь приблизительно. Отсюда, по Канту, и происходило превращение первоначального кругового движения частиц в эллиптическое движение планеты. Рост эксцентриситета с удалением планеты от Солнца (за исключением Марса и Меркурия), по Канту, объясняется тем, что уже у самых элементов, из которых образовались дальние планеты, вследствие большой их удаленности от Солнца и ослабления его притягивающего действия, движения могло отличаться от кругового.

Причину не совсем полного  совпадения орбитальных плоскостей планет и их отклонения от плоскости  солнечного экватора Кант видел в  крайне малой вероятности образования  всех планет в точности в одной  плоскости, хотя общая тенденция (по вышерассмотренным причинам) к скучиванью в  экваториальной плоскости Солнца и проявила себя в весьма малых  наклонах орбит к этой плоскости  и друг к другу.

Так как сфера гравитационного  действия планет ограничивается сферой гравитационного действия Солнца и  так как, по мнению Канта, величиной  сферы притяжения Солнца определяется массой планеты и ее объемом, то отсюда Кант выводит, что по мере удаленности  планет от Солнца их объемы и массы  должны возрастать. Это положение  подтверждалось элементами Юпитера  и Сатурна, объем и масса которых  значительно превосходят объемы и массы внутренних планет, но опровергалось  соотношением объемов Марса и  Земли, так как следующая за Землей в порядке удаления от Солнца планета  Марс имеет объем, равной всего лишь одной шестой объема Земли. Противоречило  выводу Канта также и соотношение  объемов Сатурна и Юпитера: более  отдаленный от Солнца Сатурн имеет  меньшую, чем Юпитер, массу. Но и эта  аномалия, по Канту, разрешима. Дело в  том, разъясняет Кант, что сферы гравитационного  действия.