Нравственное совершенство

 

В противопоставлении духовности повседневности заключается одна из важнейших характеристик  духовности -- свобода. Дух -- свободен. В этом смысле выражение «свобода духа» тавтологично. Напротив, выражение  «духовное рабство» -- внутренне противо-речиво: рабство духа есть бездуховность. Другой вопрос, всякая ли свобода -- духовна? Как мы уже говорили, свобода начинается с воли, независимости; свобода закрепляется в гражданских правах. Однако отрицательная свобода и политические свободы не гаран-тируют личностного, духовного раскрепощения человека. Только одухотворенный человек, человек, крепкий духом, является внут-ренне свободным. Действительная свобода возможна как свобода конструктивная, творящая. Собственно говоря, творчество в стро-гом философском смысле слова и означает деятельность, в процессе которой личность свободно и конструктивно реализует себя.

 

Творчество лишь как форма личностного  самовыражения -- всегда культурно, но не непременно духовно. Творчество созидает культуру, культурные ценности. Через творчество личность реали-зует себя как субъект, а не просто как потребитель культуры. Вместе с тем продукты творчества сплошь и рядом могут сущест-вовать бездуховно, как вещи: спрятанные в архиве, законсервиро-ванные в музее, освоенные массовой культурой и доступные только через нее. В таком качестве ценности духовной культуры становят-ся одним из элементов среды, социокультурной «природы», фактором повседневности.

 

В творчестве парадоксальным образом  можно проследить мно-гие черты, характеризующие упоение наслаждением. В личностном плане в наслаждении ценна возможность автономии -- самоутверждения, независимого от обязанностей, ценна возможность отключения от каждодневности. В творчестве таится та же страстность и та же возможность самовольности, свободы и личностности, которые мы находим в опыте наслаждения. Твор-чество внеимперативно. В творчестве человек объективирует свои помыслы и способности и, концентрированно заявляя о себе, субъективирует те сферы культурного окружения, которые оказываются под его обаянием как творца.

 

Однако оно требует от творца высокой самодисциплины и постоянной жертвенности. Творчество изливается в мир. Творец принимает на себя трагическую  судьбу мира. Как бы ни тракто-валось творчество, его нельзя понять «со стороны». Творчество загадочно, ибо оно раскрывается только во внутреннем опыте, а это -- опыт духовною томления, горения, самоотдачи, восторга от сделанного открытия, ощущения полноты и почти совершенства (пусть минутного, а нередко и просто кажущегося) собственного существования как именно личностного существования. Творчест-во приносит высокое наслаждение, оно прямо сопряжено опыту наслаждения. Творец может любоваться собой и произведениями своего труда, и в этом смысле творец -- немного «нарцисс». Но само творчество почти всегда аскетично, ибо творческая деятель-ность требует таких усилий, самоограничения, целеустремленнос-ти, преодоления сопротивления как в себе, так и в мире, на которые трудно решиться только в уповании наслаждения, славы или материального достатка.

 

3. Путь совершенствования

 

 

Совершенствование начинается с осмысления себя и своего места в мире, со своего отношения к высшим ценностям, с предполо-жения о собственном  несоответствии этим ценностям. Но для этого индивид должен быть самосознательным, т.е. каким-то образом относящимся к себе. Но чтобы посмотреть на себя «свежим взглядом», необходимо освободиться от собственной инерции, быть внутренне свободным. Свободно можно посмотреть на себя только с какой-то определенной точки зрения. Нравственная рефлексия означает анализ самого себя с точки зрения должного. Вот и получается, что для того, чтобы решиться встать на путь совершенствования, надо самому уже нравственно определиться (что иное может значить взгляд на себя с позиций долж-ного?).

 

Иными словами, появление стремления к нравственному совершенствованию  возможно на основе хотя бы минимального совершенства, т.е. внутри пространства нравственности. Таков парадокс совершенства. Одним из первых его сформулировал Августин:

 

«Совершенство представляет собой  знание человека о собственном несовер-шенстве».

 

Нравственный опыт человека складывается и развивается во многом на основе осуществления им своих потребностей и инте-ресов. Напряженности, возникающие  здесь, а точнее, негативный, если не мучительный опыт неудовлетворения потребностей и интересов заставляют человека задумываться о себе и своем месте в жизни. Но какова должна быть мера неудовольствия и глубина страдания, чтобы человек обратился к совершенству. И можно ли говорить о совершенствовании и совершенстве на фоне опыта мучительной жизни? В понимании ответа на этот вопрос мы сталкиваемся с различием религиозного и секуляризованного нрав-ственного сознания. Может быть, «человеку религиозному» легче переносить страдания: он находит утешение в Боге. Хотя «религи-озный человек» верит в загробный мир и вечную жизнь души, невыносимые страдания могут быть для него знаком того, что Бог отвернулся от него, а этот факт вполне может быть истолкован и как исчерпанность, неоправданность идеала.

 

По библейскому сказанию, по наущению Сатаны Бог решается испытать некоего  благочестивого человека по имени Иов, обладавшего обширным благопо-лучным семейством и праведно нажитым несметным  богатством. Испытание невыносимо. На Иова одно за другим падают все мыслимые беды, в результате чего имущество его пропадает, из всех родных у него остается только жена, его самого мучает невыносимая болезнь. Мера его несчастий столь велика, что если положить их на одну чашу весов, а на другой разместить все пески пустыни, то не перетянут они эти страдания. Таковы «весы Иова». Несмотря на выпавшие на его долю сверхчеловеческие страдания, он не только сохраняет, но и укрепляет свою веру в справедливость Бога, чем достигает милость Божью и вечное спасение.

 

Нерелигиозному этическому сознанию пережить мучительные страдания  может быть существенно сложнее: какова ни была бы «судьба», пославшая  страдания, «человек этический» оказывается  в конечном счете сам ответственным  за свой облик и за свой образ. С нравственной точки зрения, вопреки любым страданиям и испытаниям должно оставаться человеком, а именно: не малодушничать, не чинить несправедливости, тем более оправдывая ее своими страданиями, не потакать своим страстям, не поддаваться искушениям и сохранять личное достоинство. В этой стойкости и самообладании духа и обнаружится высшее совершенство челове-ка. Именно в этом смысле, как гласит китайская мудрость, «великое совершенство похоже на несовершенство».

 

Таков еще один парадокс совершенствования: осознание своего несовершенства знаменует начало процесса личного усовершенствования. Личность начинает свой путь к совершенству, отталкиваясь от собственно несовершенства, отказываясь от себя-несовершенного.

 

В этом заключается нравственный смысл  практики жертвенно-го изменения себя. Жертвенного, ибо человек отвергает наличное в себе ради желанного и (или) требуемого возвышенного. В нравственном самосовершенствовании от человека требуется не совершенствовать то, чем он уже владеет, а устремляться к высшему, к духовному, и тем самым отказываться от приоритета себя. В утверждении мир не повторяется, но обновляется, возвы-шается. Такое возвышение опосредствовано отрешением от мира как мира вещного, бренного.

 

Самосовершенствование предполагает в человеке смирение. Это нравственное качество обычно ассоциируется с самоуничижением и безропотным послушанием. Когда критикуют религиозные мо-ральные учения, указывают прежде всего на проповедь ими добро-детели смирения как чреватой рабством и лицемерием, а в конечном счете духовной смертью. И в этой критике как будто есть своя правда: установка религиозной этики на то, что полнота всякого бытия заключена в Боге, ведет к тому, что человеку как таковому как будто бы уже нечего привнести от себя; ему остается только усвоить себе божественные совершенства, стараясь уподо-биться божественному идеалу.

 

На это по поводу христианства, в частности, указывал Н.А. Бердяев: «Христианская мораль смирения и  послушания недостаточна, в ней не все ценности жизни раскрываются»; она игнорирует творчество, «творчество новой жизни». Критика такого рода указывает на безусловный факт нравственного опыта: усилие самосовершенствования не может быть навязано человеку; он должен проявить готовность и волю, чтобы осуществить себя в самосовершен-ствовании и при этом не подвергать скепсису свои способности и убеждения.

 

Однако смирение менее всего  означает скептицизм и малоду-шие. Добродетель  смирения исходит из обращенного  к человеку требования освободиться от собственной гордыни, от довольства собой, своим пониманием собственного несовершенства, своей кажущейся неутомимостью в устремленности к идеалу. Когда речь идет о нравственной активности во имя духовного возвышения, человеку не следует переоценивать творчество делания самого себя. Требование смирения удерживает человека от произвола и от попыток самому сотворить для себя идеал.

 

«...В ту даже самую минуту, когда  вы будете с ужасом смотреть на то, что  несмотря на все ваши усилия, вы не только не подвинулись к цели, но даже как  бы от нее удалились, -- в ту самую минуту... вы вдруг и достигнете цели и узрите ясно над собою чудодейственную силу Господа, вас все время любившего и все время таинственно руководившего», -- говорит старец Зосима в романе Ф.М. До-стоевского «Братья Карамазовы» (II, IV).

 

И, наоборот, в самодовольстве и гордыне, в глухоте к абсолют-ному, в уповании на собственную свободу принимать или не принимать нравственный идеал и наполнять его тем или иным содержанием нет никакого усилия к самосовершенствованию. Чтобы осознать собственное несовершенство, человеку необходимо внутренне признать, что принятый порядок вещей неподобаем. В неприятии и осуждении себя и заключается покаяние, т.е. явно выраженное сожаление о прошлом и решимость не совершать в будущем того, что будет достойно сожаления. В строгом смысле слова эта решимость и есть добродетель как стойкость человека в исполнении своего долга, несмотря на естественные колебания, сомнения, скептицизм и уныние.

 

Заключение

 

 

Таким образом, только как идея, как исходный принцип  совершенство обнаруживается в своей противоположности несовершенству. Как процесс совершенствование опосредствовано рядом моментов внутреннего нравственного опыта, которые чело-век должен пережить, чтобы действительно продвинуться по пути к совершенству. Чем более продвигается человек по этому пути, чем более высокие цели он ставит перед собой, тем тяжелее дается ему этот путь, тем более осознает он собственное несовершенство. И в этом заключается еще один парадокс самосовершенствования, который можно дополнить противоречивым и только на первый взгляд пессимистическим призывом Сальвадора Дали:

 

«Стремись к совершенству, но высшего совершенства тебе не достичь никогда».

 

Принципиальная  невозможность обретения высшего  совер-шенства не может быть основанием для прекращения усилий по принципиально возможному самосовершенствованию. Во-первых, эта возможность касается совершенствования личностью своих сил и способностей с целью преодоления внутренней разорванности, насколько это возможно. Во-вторых, предполагается, что в устрем-ленности к идеалу совершенства личность должна не чураться мира, но, наоборот, прилагать все свои усилия к тому, чтобы в самосовершенствовании и на основе самосовершенствования со-вершенствовался бы и мир, хотя бы в той скромной части, которая ее окружает -- как мир отношений с другими людьми и с природой. В-третьих, практическое содержание этого требования непосредственно обусловлено нравственным идеалом и в этически последовательном виде раскрывается как заповедь любви.

 

Список  используемой литературы

 

 

1. Венедиктова  В.И. О деловой этике и этикете,  М., 2005.

 

2. Зеленкова  И.Л., Беляева Е.В. Этика.- Минск, 2003.

 

3. Гусейнов  А.А. Этика: Уч.- М: Гардарики,2004

 

4. Кондратов  В.А. Этика. Эстетика. Ростов-на-Дону, 2005.

 

5. Философский  энциклопедический словарь. М., 2000.

 

6. Этика.  Конспект лекций.- Ростов-на-Дону: Феникс, 2004

 

7. Этика:  Уч. пос./ Под ред. Т. В. Мишаткиной.- Мн.: Новое знание, 2004