Религия древних славян

О культе племенных богов можно  говорить тоже лишь предположительно. Некоторые имена, видимо, племенных  или местных богов западных, особенно прибалтийских, славян приводят средневековые  писатели и хронисты Титмар Мерзебургский, Адам Бременский, Саксон Грамматик и другие авторы. Не исключено, что из этих племенных богов некоторые получили и более широкую известность и стали, быть может, межплеменными. Таким был Святовит, святилище которого стояло в Арконё, на острове Руяне (Рюген), и было разрушено датчанами в 1168 г.; Радогост был богом лютичей, но следы его почитания сохранились даже у чехов. Триглав был богом поморян. Известны также племенные боги Ругевит (на Руяне), Геровит, или Яровит (в Вольгасте), Пров (у вагров), богиня Сива (у полабских славян) и др. У сербов племенным покровителем был, как полагают, Дабог, позже превратившийся в антагониста христианского бога. Сохранилось немало и других имен божеств, но они сомнительны.

6. «Бог», «бес» и «черт»

Само слово «бог» исконно славянское, общее для всех славянских языков, а также родственное древнеиранскому baga и древнеиндийскому bhaga. Основное значение этого слова, как показывают данные языка,— счастье, удача. Отсюда, например, «богатый» (имеющий бога, счастье) и «убогий» («у» — префикс, означающий утрату или удаление от чего-то); польское zboze — урожай, лужицкое zbozo, zboze — скот, достаток. С течением времени представления об удаче, успехе, счастье, везении олицетворились в образе некоего духа, дающего удачу. Еще в начале XV в. в Москве на царской свадьбе один боярин сказал другому, споря с ним из-за места: «У твоего брата бог в кике (то есть счастье в кичке, в жене), а у тебя бога в кике нет»: брат второго боярина был женат на сестре царя. Другое общеславянское обозначение сверхъестественного существа — бес. Это слово, видимо, означало вначале все сверхъестественное и страшное (сравни литовское baisas — страх, латинское foedus — ужасный, отвратительный). До сих пор сохраняются в русском языке слова «бешеный», «беситься». После принятия христианства слово «бес» стало синонимом злого духа, равнозначным с понятием дьявола, сатаны.

Такая же судьба постигла представление  о черте. Но дохристианское значение этого образа неясно, как не совсем ясна и этимология слова «черт». Из разных попыток его объяснить наиболее правдоподобно старое предположение чеха Карела Эрбена: он возводит его к древнеславянскому krt, которое звучит в имени западнославянского бога Krodo, в названиях домашнего духа у чехов kret (skriter), у поляков skrzat, у латышей krat. Видимо, тот же корень и в слове «крачун» («корочун»), которое тоже известно всем славянам и некоторым их соседям. Слово «крачун» («корочун») имеет несколько значений: зимний праздник святок, обрядовый хлеб, выпекаемый в это время, а также какой-то дух или божество зимы, смерти. «Его хватил корочун» по-русски означает: он умер.

Можно думать, что древние славяне  верили в некое божество зимы и  смерти, быть может олицетворение  зимнего мрака и холода. Есть следы  и какого-то раздвоения образа krt - crt, может быть связанного с зачатками дуалистического представления о светлом и темном начале. Но корень «крт» почти исчез, а «чрт» — черт — сохранился почти во всех славянских языках как олицетворение всяческой злой сверхъестественной силы. Черт стал синонимом христианского дьявола.

7. Перерастание племенных культов в государственные

Когда славянские племена по мере классового расслоения стали переходить государственным формам жизни, возникли и условия превращения племенных  культов в национальные и государственные. Быть может, культ Святовита у поморских славян распространился именно в связи с этим. У восточных славян попытку создания общегосударственного пантеона и государственного культа сделал киевский князь Владимир: по рассказу летописи, он в 980 г. собрал на одном из холмов Киева целый сонм кумиров различных богов (Перуна, Велеса, Даждьбога, Хорса, Стрибога, Мокоши) и велел молиться им и приносить жертвы. Некоторые исследователи, гиперкритически настроенные (Аничков), считали, что эти «Владимировы боги» были с самого начала княжескими или дружинными богами и культ их не имел корней в народе. Но это маловероятно. Солнечные божества Хоре, Даждьбог и др., женская богиня Мокошь, видимо, были и народными божествами; Владимир лишь пытался сделать из них как бы официальных богов своего княжества, чтобы придать ему идеологическое единство. Надо полагать, что самого князя не удовлетворила попытка создать собственный пантеон из богов славянского происхождения,— всего через 8 лет он принял из Византии христианство и принудил к этому весь народ. Христианская религия более соответствовала формировавшимся феодальным отношениям. Поэтому она, хотя и медленно, преодолевая сопротивление народа, распространилась среди восточных славян. То же произошло у южных славян. Западные славяне под большим нажимом феодально-королевской власти приняли христианство в католической форме из Рима.

Распространение христианства сопровождалось его слиянием со старой религией. Об этом позаботилось само христианское духовенство, чтобы сделать новую  веру более приемлемой для народа. Старые земледельческие и другие праздники были приурочены к дням церковного календаря. Старые боги постепенно слились с христианскими святыми  и по большей части утратили свои имена, но перенесли свои функции  и атрибуты на этих святых. Так, Перун  продолжал почитаться как божество грозы под именем Ильи Пророка, скотий бог Велес — под именем святого  Власия, Мокошь — под именем святой Параскевы или святой Пятницы.

8. «Низшая мифология» славян

Но образы «низшей мифологии» оказались  более устойчивыми. Они дожили почти  до наших дней, хотя и не всегда легко  различить, что в этих образах  действительно идет от древних времен, а что наслоилось на них позже.

У всех славянских народов отмечены поверья о духах природы. Духи — олицетворения леса известны главным  образом в лесной полосе: русский леший, белорусский лешук, пущевик, польский duch lesny borowy. В них олицетворялась опасливая враждебность славянина-земледельца к дремучему лесу, у которого приходилось отвоевывать землю для пашни и в котором человеку угрожала опасность заблудиться, погибнуть от диких зверей. Дух водной стихии — русский водяной, польский topielec, wodnik (topielnica, wodnica), чешский vodnik,лужицкий wodny muz (wodna zona) и т. д.— внушал гораздо больший страх, чем сравнительно добродушный шутник леший, ибо опасность утонуть в омуте, озере куда страшнее, чем опасность заплутаться в лесу. Характерен образ полевого духа: русская полудница, польская poludnice, лужицкая pripoldnica, чешская polednice. Это женщина в белом, которая будто бы является работающим на поле в полуденный жар, когда обычай требует делать перерыв в работе: полудница наказывает нарушителя обычая, сворачивая ему голову или как-нибудь иначе. Образ полудницы — олицетворение опасности солнечного Удара. В горных областях Польши и Чехословакии есть поверье о духах гор, стерегущих сокровища либо покровительствующих горнякам: skarbnik у поляков, perkman (от немецкого Bergmann — горный человек) у чехов и словаков.

Более сложен и менее ясен образ вилы, особенно распространенный у сербов (у болгар — самовила, самодива); он встречается и в чешских и в русских источниках. Некоторые авторы считают его исконно и общеславянским; другие — все-таки лишь южнославянским. Вилы — лесные, полевые, горные, водяные или воздушные девы, которые могут вести себя и дружественно и враждебно в отношении человека, в зависимости от его собственного поведения. Кроме верований, вилы фигурируют в южнославянских эпических песнях. Происхождение образа вилы неясно, но несомненно, что в нем переплелись разные элементы: тут и олицетворение природных стихий, и, может быть, представления о душах умерших, и силы плодородия. Само слово, видимо, славянское, но этимология его спорна: от глагола «вити» — гнать, воевать, или от «вилити» — носиться в бурной пляске (чешское vilny - сластолюбивый, похотливый, польское wit - пугало, чучело, wity — глупости, сумасшедшие выходки).

Более ясен вопрос о происхождении  образа русалки, хотя последний еще более сложен. Образ русалки или по крайней мере какой-то аналогичный известен у всех славян. О нем много спорили: одни считали русалку олицетворением воды, другие полагали, что русалка — это утопленница и т. д. Само слово выводили то от «русый» (светлый, ясный), то от «русло» (речное) и т. п. Теперь, однако, можно считать доказанным, что слово это не славянского, а латинского происхождения, от корня «ros».

Самое обстоятельное исследование о восточнославянских русалках принадлежит  Д. К. Зеленину; он собрал огромнейший  фактический материал об этих верованиях, но его взгляд на их происхождение  страдает односторонностью. Уже со времени работ Миклошича (1864), Веселовского (1880) и др. стало ясно, что нельзя понять поверий о русалках и связанных с ними обрядов, если не учесть влияния античной и раннехристианской обрядности на славян. У народов Средиземноморья весенне-летний праздник троицы (пятидесятницы) назывался domenica rosarum, pascha rosata, в греческой форме povσαλiα. Эти греко-римские русалии были перенесены вместе с христианством к славянам и слились с местными весенне-летними земледельческими обрядами. До сих пор у болгар и македонцев известнырусалии, или русалници, как летние праздники (перед троицыным днем). У русских тоже справлялась русальская неделя (перед троицей), а также проводы русалки; русалку изображала девушка либо соломенное чучело. Сам мифологический образ русалки — девушки, живущей в воде, или в поле, в лесу,— поздний: он засвидетельствован только с XVIII в.; это в значительной мере олицетворение самого праздника или обряда. Но этот образ слился, видимо, с древними чисто славянскими мифологическими представлениями, притом довольно разнообразными: тут и олицетворение водной стихии (русалка любит завлекать в воду и топить людей), и представления о погибших в воде женщинах, девушках, о некрещеных умерших детях (нечистые умершие), и верования о духах плодородия (русалки в южновеликорусских верованиях гуляют во ржи, катаются по траве и тем самым дают урожай хлеба, льна, конопли и пр.). Очевидно, этот новый и сложный образ русалки вытеснил исконно славянские древние образы берегинь, водяниц и других женских водяных духов.

У современных славянских народов  сохранилось множество и других суеверных представлений о сверхъестественных существах, частью враждебных, частью благожелательных к человеку. В них  олицетворились либо страх перед стихиями природы, порожденный неразвитостью материального производства, либо социальные условия. Некоторые из этих представлений восходят к дохристианской эпохе, другие возникли в сравнительно новых условиях жизни; к числу поздних принадлежат, например, украинские поверья о злыднях — мелких духах, олицетворяющих злосчастную судьбу крестьянина-бедняка. Под церковным влиянием большинство этих мифологических образов соединилось под собирательным названием нечистой силы (у белорусов, например, нечистики).

9. Знахарство и лечебная магия

К древнейшей эпохе восходят, несомненно, корни лечебной магии, которая у  славян, как и у всех других народов, была связана с народной медициной. В церковных поучениях упоминаются, хотя и весьма неясно, лечебно-магические обряды, говорится и о связанных  с ними анимистических образах: «...немощь волшбами лечат, и ноузы (амулетами.— С. Т.), и чарами, бесом требы приносят и беса, глаголемого трясовицу, творят, отгоняще...». Как известно, применение знахарских средств лечения сохранилось у славянских (как и у других) народов до новейшего времени. Различные симптомы болезни олицетворялись в виде особых злых существ, упоминаемых в лечебных заговорах: «трясця», «огнея», «желтея», «ламея» и др.

10. Древне – славянский культ и его служители

Очень неясен вопрос о древнеславянских служителях культа, исполнителях религиозных  обрядов. Ритуал семейно-родового культа выполнялся, скорее всего, главами семей  и родов. Общественный же культ был  в руках особых профессионалов — волхвов. Само это слово удовлетворительно не разъяснено, несмотря на многочисленные попытки. Есть мнение, что в нем отразились связи славян с кельтами (волох, валах — прежнее обозначение кельтов), либо с финнами (от финского velho — колдун), либо даже с германцами (vцlva — пророчица). Во всяком случае, несомненна связь слова «волхв» со словом «волшебный», «волшебство». Но кем же были волхвы? Простыми колдунами, шаманами или жрецами богов? Были ли какие-нибудь различия, ранги, специализация между волхвами? На это ответить трудно. Сохранились, впрочем, и другие обозначения для исполнителей религиозно-магических обрядов: чародей, ведун, вещий, баяльник, ворожеи,, кудесник и пр.

Есть известия, что после принятия на Руси христианства волхвы выступали  как защитники старой веры и одновременно как руководители антикняжеских и антифеодальных восстаний (например, в 1071 г.). И это понятно, ибо христианство пришло на Русь как чисто феодально-княжеская религия. В позднейшее время у всех славянских народов сохранялись колдуны, чародеи, чернокнижники, которым приписывались тайные знания, сношения с нечистой силой. Но наряду с ними сохранились от древней эпохи и специалисты по лечебной магии, связанной с народной медициной,— знахари (шептуны, ведуны). В народных поверьях они отграничивались от колдунов и нередко сами себя противопоставляли им, утверждая, что действуют они при помощи силы божьей, а не нечистой силы.

Очень характерно, что у русских  считались более сильными колдунами  и знахарями иноплеменники: финны, карелы, мордва и пр. Это явление, впрочем, известно и другим народам.

В древнеславянской религии, несомненно, существовали священные и жертвенные места, а кое-где и настоящие  святилища и храмы с изображениями  богов и пр. Но известно только об очень немногих: Арконское святилище на острове Рюгене, святилище в Ретре, дохристианское святилище в Киеве (под Десятинной церковью).