Творчество Писемского А.Ф. как писателя демократа

Министерство образования  и науки Российской Федерации

Федеральное государственное  бюджетное образовательное учреждение 
высшего профессионального образования

 «ЧЕЛЯБИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  УНИВЕРСИТЕТ»

 

 

Институт гуманитарного  образования

Кафедра теории массовых коммуникаций

 

 

 

 

 

 

ТВОРЧЕСТВО ПИСЕМСКОГО  А. Ф. КАК ПИСАТЕЛЯ-ДЕМОКРАТА

 

РЕФЕРАТ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Исполнитель: Пашкова Ксения Владимировна

Группа: ФЖ-201

Преподаватель: канд. филол.наук, старший преподаватель кафедры ТМК Федоров В. В.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Челябинск

2013

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

ВВЕДЕНИЕ 3

ГЛАВА 1 БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ И ОСОБЕННОСТИ  МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ИДЕОЛОГИИ 5

1.1 БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА 5

1.2 ОСОБЕННОСТИ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ИДЕОЛОГИИ 12

ГЛАВА 2 ТВОРЧЕСТВО А.Ф. ПИСЕМСКОГО В КОНТЕКСТЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ 17

2.1 ОБЗОР ТВОРЧЕСТВА 17

2.2 АНАЛИЗ РОМАНА  «ТЫСЯЧА ДУШ» 20

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 23

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 26

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Радикальное движение в среде  русской интеллигенции сложилось  в предреформенную эпоху. Провозвестником его стала редакция журнала «Современник» во главе с Н. Г. Чернышевским и Н. А. Добролюбовым. На первых этапах подготовки крестьянской реформы эти деятели, так же как и представители других, более умеренных органов печати — западнически-либерального «Русского вестника», славянофильской «Русской беседы», выступали за тесное взаимодействие всех общественных сил, за совместную поддержку реформаторских намерений правительства. Но по мере того как прояснялся характер готовившейся крестьянской реформы, общественное движение теряло свое единство. Если либералы, критикуя власть по частным вопросам, в целом продолжали поддерживать ее, то публицисты «Современника» — Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов — все резче обличали и правительство, и либералов, обвиняя их в стремлении решать все вопросы за крестьянский счет. Они, продолжив традиции В. Г. Белинского и А. И. Герцена, также придерживались теории утопического социализма, возлагая надежды на крестьянскую общину как на зародыш социализма. Особую позицию занял позднее Герцен, эмигрировавший в 1847 г. В своих заграничных изданиях, которые пользовались огромной популярностью в России (особенно газета «Колокол», издавалась с 1857 г.), Герцен разоблачал устремления некоторых высших сановников, критиковал правительство за нерешительность, непоследовательность и т. п. Его критика звучала гораздо резче, чем осторожные намеки и замечания на страницах либеральных изданий. И все же Герцен был ближе именно к либералам, чем к «Современнику»: как и они, издатель «Колокола» продолжал надеяться на благополучный исход реформы Александра II.

После отмены крепостного  права раскол в общественном движении стал глубже. Правда, реформа вызвала  разочарование и в либеральной  среде, однако в целом либералы ограничивались осторожной критикой, избегая серьезных конфликтов с властью. Значительную часть образованного общества захватили радикальные, революционные настроения. В известной степени это было вызвано серьезными изменениями в социальном составе общества: оно быстро теряло свой сословно-дворянский характер. Реформы в области просвещения открыли выходцам из всех сословий путь к высшему образованию. Дети крестьян, мещан, духовенства, оскуделого дворянства теряли социальные связи со своей средой, превращаясь в стенах высших учебных заведений в интеллигентов-разночинцев, стоящих вне сословий. В то же время, решительно расставаясь с прошлым, интеллигенты новой формации теряли всякое уважение к устоям, традициям. Более того, они воспринимали их как нечто враждебное — ведь большинству разночинцев приходилось прорываться «в люди» с боем, преодолевая множество препятствий. Ощущение органичности, постепенности исторического развития было редкостью в этой среде, зато революционные идеи прививались здесь с удивительной легкостью. Стремление изменить «проклятую русскую жизнь» как можно скорее было присуще многим интеллигентам-разночинцам, которые к тому же искренне верили в то, что это им по силам. Именно разночинная интеллигенция стала основной базой революционного движения в пореформенной России. Назревшая необходимость буржуазно-демократических преобразований и наличие демократического подъема в стране помогали в ряде случаев и этим художникам сохранить в своем творчестве глубину и силу социальной критики.

 

ГЛАВА 1 БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ И ОСОБЕННОСТИ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ИДЕОЛОГИИ

1. БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

 

Писемский, Алексей Феофилактович — известный писатель. Родился 10 марта 1820 г. в усадьбе Раменье, Чухломского уезда, Костромской губернии. Род его — старинный дворянский, но ближайшие предки Писемского принадлежали к захудалой ветви; дед его был безграмотен, ходил в лаптях и сам пахал землю. Отец писателя определился солдатом в войска, шедшие завоевать Крым, дослужился на Кавказе до чина майора и, возвратясь на родину, женился на Евдокии Алексеевне Шиповой. Он был, по словам сына, «был  человек совсем военный:  15-ти  лет  определился он солдатом в войска,  завоевывающие Крым, делал персидскую кампанию, был потом комендантом в  Кубе и,  наконец,  через 25  лет  отсутствия,  возвратился на родину в чине полковника»¹. Мать Писемского «была совершенно иных свойств: нервная, мечтательная, тонко-умная и, при всей недостаточности воспитания, прекрасно говорившая и весьма любившая общительность»²; в ней было «много душевной красоты, которая с годами все больше и больше выступает». Двоюродными братьями ее были известный масон Ю. Н. Бартенев (полковник Марфин в «Масонах») и В. Н. Бартенев, образованный флотский офицер, оказавший важное влияние на Писемского и изображенный в «Людях сороковых годов» в лице симпатичного Эспера Ивановича. Детство прошло в Ветлуге, где отец его был городничим. Ребенок, унаследовавший от матери ее нервозность, рос свободно и независимо. «Учиться меня особенно не нудили, да я и сам не очень любил учиться; но зато читать и читать, особенно романы, я любил до страсти: до четырнадцатилетнего возраста я уже прочел — в переводе, разумеется — большую часть романов Вальтер Скотта, «Дон-Кихота», «Фоблаза», «Жиль-Блаза», «Хромого беса», «Серапионовых братьев» Гофмана, персидский роман «Хаджи-Баба»; детских же книг я всегда терпеть не мог и, сколько припоминаю теперь, всегда их находил очень глупыми». Об образовании его заботились мало: «Наставники у меня были очень плохи, и все русские». Языкам — кроме латинского — его не учили; языки ему вообще не давались, и он не раз впоследствии страдал от этого «подлейшего неведения языков», объясняя свою неспособность к их изучению перевесом способностей к наукам философским, абстрактным. Четырнадцати лет он поступил в костромскую гимназию, где начал писать и пристрастился к театру, а в 1840 г. перешел в Московский университет, «будучи большим фразером; благодарю Бога, что избрал математически факультет, который сразу же отрезвил меня и стал приучать говорить только то, что сам ясно понимаешь. Но этим, кажется, только и кончилось благодетельное влияние университета». Как ни скудны были собственно научные сведения, приобретенные им на факультете, образование все-таки несколько расширило его духовный кругозор; еще важнее могло быть знакомство с Шекспиром, Шиллером, Гете, Корнелем, Расином, Руссо, Вольтером, Гюго и Жорж-Зандом, особенно с последней. Увлекался Писемский, впрочем, только ее проповедью свободы чувств и женской эмансипации, а не общественными идеалами, провозглашенными в ее произведениях. Хотя, по словам Писемского, он успел за время бытности в университете «сознательно оценить русскую литературу», однако идейное движение 40-х годов вообще мало отразилось на развитии Писемского, и главный деятель эпохи, Белинский, оказал влияние разве на его эстетические теории, но никак не на социальные воззрения. Славянофильство также оставалось ему чуждо. Его духовные интересы связаны были почти исключительно с театром. В 1844 г. он «снова стяжал славу актера»: знатоки ставили его в роли Подколесина даже выше Щепкина. Слава первоклассного чтеца всегда оставалась за Писемским, но «репутация великого актера, которая была ему составлена в Москве и которой он очень гордился, не выдержала окончательной пробы в Петербурге»³. В 1844 г. Писемский окончил курс университета. Отца его в это время уже не было в живых, мать была разбита параличом; средства к жизни были весьма ограничены. В 1846 г., прослужив два года в Палате государственных имуществ в Костроме и Москве, Писемский вышел в отставку и женился на Екатерине Павловне Свиньиной, дочери основателя «Отечественных записок». Выбор оказался чрезвычайно удачным: семейная жизнь внесла много светлого в его судьбу. В 1848 г. он снова поступил на службу, чиновником особых поручений к костромскому губернатору, затем был асессором губернского правления (1849—53), чиновником главного управления уделов в Петербурге (1854—59), советником Московского губернского правления (1866—72). Служебная деятельность, окунув Писемского вглубь мелочей повседневной провинциальной жизни, оказала значительное влияние на материал и метод его творчества. «Трезвость», вынесенная Писемским из университета, окрепла вдали от волнений напряженно-культурной жизни. На литературное поприще он выступил в первый раз с маленьким рассказом «Нина» (в журнале «Сын Отечества», июль, 1848 г.), но первым произведением его должно считать «Боярщину», написанную в 1847 г. и по воле цензуры появившуюся в печати лишь в 1857 г. Роман этот уже проникнут всеми характерными особенностями таланта П.: чрезвычайной выпуклостью, даже грубостью изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим отношением к устойчивости «возвышенных» чувствований и, наконец, превосходным, крепким и типичным языком. В 1850 году, войдя в сношения с молодой редакцией «Москвитянина», Писемский послал туда повесть «Тюфяк», которая имела громкий успех и вместе с «Браком по страсти» выдвинула его в первые ряды тогдашних писателей. В 1850—54 гг. появились его «Комик», «Ипохондрик», «Богатый жених», «Питерщик», «Батманов», «Раздел», «Леший», «Фанфарон» — ряд произведений, до сих пор не потерявших неподражаемой жизненности, правдивости и колоритности. Переселяясь в 1853 г. в Петербург, Писемский произвел здесь значительное впечатление своей оригинальностью и, так сказать, первобытностью. Осторожность, с какой он уклонялся от теоретических и философских разговоров, «показывала, что отвлеченные идеи не имели в нем ни ученика, ни поклонника»; идеи общепринятые и, казалось, бесспорные находили в нем противника, «сильного простым здравым смыслом, но совершенно неподготовленного к их усвоению». В материальном отношении Писемский в Петербурге был стеснен; жизнь его «подходила к жизни литературного пролетария». Служба ему не удавалась, писал он мало. За 1854 г. напечатаны в «Современнике» «Фанфарон» и в «Отечественных записках» «Ветеран и новобранец»; в 1855 году — критическая статья о Гоголе, лучший рассказ Писемского из народного быта «Плотничья артель» и повесть «Виновата ли она»"; оба последние произведения имели большой успех. Когда в 1856 г. морское министерство организовало ряд этнографических командировок на окраины России, Писемский принял на себя Астрахань и Каспийское побережье; результатом путешествия был ряд статей в «Морском сборнике» и «Библиотеке для чтения». Весь 1857 г. Писемский работал над большим романом и, кроме путевых очерков, напечатал только небольшой рассказ «Старая барыня». В 1858 г. Писемский принял на себя редакцию «Библиотеки для чтения»; его «Боярщина» явилась, наконец, на свет, а в «Отечественных записках» был напечатан его роман «Тысяча душ». Близка к «Тысяче душ» небольшая, но сильная и глубоко трогательная повесть «Старческий грех» (1860). Еще ранее этой повести — одновременно с романом — напечатана была в «Библиотеке для чтения» знаменитая драма Писемского «Горькая судьбина». Основа пьесы взята из жизни: автор участвовал в разборе подобного дела в Костроме. Конец пьесы — явка Анания с повинной — столь законный и типичный для русской бытовой трагедии, в замысле автора был иной и в настоящем своем виде создан по внушению артиста Мартынова. Вместе с первыми рассказами Писемского из народной жизни «Горькая судьбина» считается наиболее сильным выражением его реализма.

В журнале Писемского, имевшем очень слабый успех, начался в конце 1861 г. ряд фельетонов за подписью Старая фельетонная кляча Никита Безрылов, редакторы «Искры» вызвали Писемского на дуэль, а авторитетная редакция «Современника» объявила себя солидарной с яростной статьей «Искры» о Безрылове. Писемский порвал связи с Петербургом и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь, на страницах «Русского вестника», появился в 1863 г. его новый роман, задуманный за границей, начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Общепринятое мнение о «Взбаламученном море» как о произведении грубо тенденциозном, полемическом, даже пасквильном, требует некоторых оговорок. Современная роману критика видела в нем «брань молодого поколения»⁴, «личную желчь, желание оскорбленного автора отмстить противникам, не признававшим его таланта»⁵; но все это применимо до известной степени только к последней части романа; по признанию самого автора, «если здесь не отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь». Противники Писемского не отказывали ему, однако, в таланте: Писарев уже после инцидента с «Искрой» ставил Писемского выше Тургенева и находил, что старое поколение изображено в «Взбаламученном море» в гораздо более непривлекательном виде, чем представители нового. Евпраксия — положительное лицо романа, списанное с жены автора, — противополагает молодых идеалистов герою, который во всех своих идеалистических и эстетических метаниях остается грубым материалистом. Вообще, роман написан слабо, но не лишен интересных образов. Из Москвы Писемский прислал в «Отечественные записки» новое произведение, напечатанное в 1864 г. Это «Русские лгуны» — «чисто рубенсовская коллекция живых и ярких типов русского захолустного житья». Писемский стал было заведовать беллетристическим отделом «Русского вестника», но в 1866 г. опять поступил на государственную службу. С переездом в Москву совпадает поворот в направлении творчества и явное ослабление художественных сил Писемского. С этого времени им овладевает «памфлетическое отношение к сюжетам», проникая собою не только боевые изображения современности, но и картины отжившего быта. К последним относятся драмы, появившиеся в 1866 — 68 гг. в журнале «Всемирный труд»: «Поручик Гладков», «Самоуправцы» и «Бывые соколы». В 1869 г. появился в славянофильской «Заре» роман Писемского «Люди сороковых годов». Художественное значение романа незначительно; яркими и интересными являются в нем только лица второстепенные; даже в техническом отношении, в связи и расположении частей он значительно ниже прежних произведений автора. Критика отнеслась в общем неодобрительно к роману, не имевшему успеха и в публике. Через два года («Беседа», 1871) появился новый роман Писемского, «В водовороте», где автор пытался «представить нигилизм, осуществляемый в общественной среде». По своему литературному значению этот роман еще ниже предыдущего. Затем Писемский обратился к новому предмету обличения: ряд драм-памфлетов рисует в грубых и малореальных красках финансовых дельцов. «Подкопы» (комедия) — памфлет настолько резкий, что цензура вырезала его из журнала,  посвященный высшей администрации. «Ваал», «Просвещенное время» и «Финансовый гений» изобличают концессионеров, биржевиков, капиталистов во всевозможных преступлениях. Пьесы эти сценичны и имели успех, но «Финансовый гений» показался редакции «Русского вестника» настолько слабым в литературном отношении, что его пришлось печатать в маленькой «Газете Гатцука». В столь же незначительных органах появились и два последние романа Писемского: «Мещане» («Пчела», 1877) и «Масоны» («Огонек», 1880). Первый посвящен изобличению все того же пошлого и наглого «Ваала», противополагаемого стародворянскому культу условного благородства, красоты и тонкого вкуса; автор мало знаком с подлинным «мещанством», и потому отрицательные образы романа совершенно лишены тех детальных, интимных черточек, которые только и могут сообщить поэтической абстракции жизненность. В «Масонах» автор блеснул богатыми историческими сведениями, но роман мало занимателен, и интересных фигур в нем, кроме упомянутого выше полковника Марфина, почти нет. Успеха он не имел никакого. «Я устал писать, а еще более того жить, — писал П. Тургеневу весной 1878 г., — тем более, что хотя, конечно, старость — не радость для всех, но у меня она особенно уж не хороша и исполнена таких мрачных страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему». Это тягостное настроение владело Писемским еще с начала семидесятых годов, когда внезапно покончил с собой его любимый сын, молодой математик, подававший надежды. Тщетно боролась любящая семья с приступами возрастающей ипохондрии, к которой присоединились еще и физические недуги. Светлыми моментами последних лет жизни Писемского были празднование 19 января 1875 г. (на полтора года позже, чем следует) в обществе любителей российской словесности двадцатипятилетнего юбилея его литературной деятельности и Пушкинские дни 1880 г. Хотя речь о Пушкине как историческом романисте, произнесенная Писемским на празднестве, прошла незамеченной, общее настроение его, приподнятое чествованием памяти любимого поэта, было недурно. Новое несчастие — безнадежная болезнь другого сына, доцента Московского университета — надломила исстрадавшийся организм Писемского. 21 января 1881 года Писемский скончался. Его смерть не показалась ни критике, ни публике значительной утратой для литературы, и погребение его представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же время Достоевского.

 

2. ОСОБЕННОСТИ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ИДЕОЛОГИИ

 

Писемский во многом отличался  от своих современников. В его  произведениях отсутствует большая  часть черт, которые традиционно отмечаются как общие для русских реалистов. Прежде всего, он свободен от всякого идеализма, причем в обоих смыслах – как от идей и теорий, так и от оптимистического взгляда на человечество. В описаниях низости, мелочности и подлости он не имеет себе равных, и в этом он истинный наследник Гоголя. Но он гораздо объективнее, чем Гоголь. Он писал жизнь такой, как видел, не подчиняя ее никакой предвзятой идее. С другой стороны, люди, населяющие его произведения, – не субъективные создания его воображения, основанные на экстраполяции личного опыта, как у Гоголя и многих реалистов, это в самом деле Другие люди, увиденные и понятые через родовое чувство.

Другая черта творчества Писемского – наличие в его произведениях четких контуров, их преобладание над атмосферой. Для его видения характерна дискретность, а не непрерывность. И с этим тесно связано то, что элемент интереса в его вещах гораздо сильнее, чем обычно в русской литературе. Разнообразные моменты русской действительности, еще никем не затронутые, явились здесь впервые предметом художественного воспроизведения. Напомним, для примера, что первый эскиз рудинского типа дан в Шамилове за четыре года до появления «Рудина»; ординарность Шамилова, сравнительно с блеском Рудина, хорошо оттеняет пониженный тон произведений Писемского.

Писемский, как многие русские  реалисты, человек скорее мрачный, но тоже своеобразно – это не тургеневская безнадежная покорность таинственным силам вселенной, но здоровое мужественное отвращение к подлости большей части  человечества и, в частности, к пустоте  и поверхностности русских образованных классов. Все эти черты, вместе с  несколько циническим отношением к  жизни, делают Писемского более похожим на французских натуралистов, чем на представителей тогдашнего русского реализма. У него много общего с Бальзаком, и он как бы предшественник Золя и Мопассана. Но те русские черты русского реализма, которых мы не обнаруживаем в Писемском, типичны не для русского мировоззрения вообще, а для определенной фазы его развития – для мировоззрения идеалистов сороковых годов. Писемский, который держался от идеализма в стороне, в то время считался гораздо более типичным русским, чем его более культурные современники.

В изображении великорусского мужика, в передаче народной речи Писемский  никем ни раньше, ни позже превзойден не был; после него возврат к пейзанам Григоровича стал немыслимым. Спускаясь  в недра народной жизни, Писемский оставлял свой обычный скептицизм и создавал живые типы хороших людей, столь редкие и не всегда удачные в его произведениях из быта культурных классов. Общий дух морали, разлитый в мужицком мире «Горькой судьбины», неизмеримо выше удручающей атмосферы «Боярщины» или «Богатого жениха». Поставленная в 1863 г. на александринской сцене драма имела чрезвычайный успех и до «Власти тьмы» была единственной в своем роде мужицкой драмой, привлекающей внимание обширной публики.

Писемский был гораздо  ближе к русской жизни, в особенности  к жизни необразованных средних  и низших классов, чем «благородные»  романисты. Он и Островский, еще до Лескова, открыли ту изумительную галерею русских характеров неблагородного происхождения, которая является одним из величайших созданий русской литературы и все еще неведома на Западе.

Чернышевский называл  роль Писемского в истории русской  литературы «блистательной» и считал, что он идет по пути Гоголя, но отметил  ограниченность мировоззрения Писемского.

Говоря о близости Писемского к «настоящим понятиям и желаниям... поселянина», Чернышевский констатирует, что «г. Писемский тем легче сохраняет спокойствие тона, что, переселившись в эту жизнь, не принес с собой рациональной теории о том, каким бы образом должна была устроиться жизнь людей в этой сфере. Его воззрение на этот быт не подготовлено наукою — ему известна только практика, и он так сроднился с нею, что его чувство волнуется только уклонениями от того порядка, который считается обыкновенным в этой сфере жизни, а не самым порядком..., он был бы доволен, если бы соблюдался обычай; но обычай нарушается, по его словам, так часто и таким вопиющим образом, что вы, читая со вниманием его рассказы, получаете о действительном быте понятие еще менее приятное, нежели читая рассказы, написанные людьми менее уступчивыми». Чернышевский не только вскрыл ограниченность мировоззрения Писемского, но и наметил, как мы видим, основные пути для правильного понимания роли Писемского в истории русской литературы, для плодотворного изучения особенностей его художественного метода и мировоззрения.

Высказывания Чернышевского  о Писемском содержат много важного  для понимания мировоззрения  писателя середины 50-х годов. Писемский  считал себя последователем Гоголя и  призывал писателей говорить читателю только правду. В 1855 году в «Отечественных записках» он напечатал статью о  Гоголе «По поводу сочинения Н. В. Гоголя, найденного после его смерти: Похождения Чичикова или Мертвые  души. Часть вторая». «Ты не безнравственный  писатель, — говорит Писемский, —  потому что, выводя и осмеивая черную сторону жизни, возбуждаешь в  читателе совесть» (VII, 456—457). Писемский  вслед за Белинским1 говорил, что лирические отступления не присущи таланту Гоголя и лишь мешают осмеивать черные стороны жизни. «Смотри: одновременно с тобой, — пишет далее Писемский, — действуют на умы два родственные тебе по таланту писателя — Диккенс и Теккерей. Один успокаивает себя и читателя на сладеньких, в английском духе, героинях, другой хоть, может быть, и не столь глубокий сердцеведец, но зато он всюду беспристрастно и отрицательно господствует над своими лицами и постоянно верен своему таланту. Скажи, кто из них лучше совершает свое дело!».