Сергей Есенин. Его жизнь и творчество

«Стихи свежие, чистые, голосистые…» - так отзывался А. Блок о стихах Есенина, 9 марта 1915 года, после личной встречи с ним. Блок дал, наверное, самую точную характеристику его стихотворений. Они до сих пор остаются свежими, чистыми, голосистыми. Многие критики, литераторы пытались оценить его творчество, его жизнь. Кто – то успешно, а кто – то просто пренебрегает фактами и навязывает своё мнение. Так, например, Алла Марченко в своей работе "Есенин путь и беспутье" пыталась проанализировать его творчество.  Также она пыталась отработать линию Есенин – Троцкий, но весьма неудачно, так как мы видим явное предпочтение Троцкому.

Интересную оценку её работы даёт нам Юрий Павлов. Он подмечает явные несоответствия и ошибки Марченко, которая так явно пыталась выделить те факты, которые ей были интересны, и пренебрегает другими. По мнению Павлова, с первых страниц книги Марченко создаёт мифы, рассчитанные на людей легковерных и далёких от литературы. Воссоздавая, например, атмосферу появления версии об убийстве Есенина, Марченко утверждает: "К середине 70-х годов Есенин перестал быть всего лишь Поэтом. С тяжёлой руки Станислава Куняева ("Добро должно быть с кулаками") и стоящей за ним "русской партии" Есенина торжественно возвели в новый чин - персонифицированную национальную идею, в результате чего он и оказался в пантеоне неприкасаемых". И как следствие: "Такой Есенин не имел права наложить на себя руки" (с. 13).

Однако в работах Станислава Куняева 70-х годов названные Марченко акценты ("персонифицированная национальная идея" и подобные) отсутствуют вообще. А версия исследовательницы о возведении в чин и о попадании в неприкасаемые, да ещё с подачи "русской партии", порождена безудержной фантазией Аллы Максимовны.

Что касается полемики Марченко с Куняевыми , то весьма примечательно то, что Марченко обвиняет Куняевых в бездействии. Алле Максимовне кажется почему-то странным, что Куняевы не оспорили статью Сергея Кошечкина "Смерть Есенина: две версии", нам же странным видится изначальный посыл Марченко. Если бы Куняевы откликались на каждый "чих", на любую публикацию о Есенине, с которой они не согласны, то тогда бы им всю жизнь пришлось заниматься только этим. К тому же, Кошечкин, представитель традиционного советского есениноведения, в своей статье ничего принципиально нового не говорит. Дальнейшая полемика Марченко с Куняевыми оставляет всё то же впечатление редкой бездоказательности, алогизма, абсурда. ( Юрий Павлов «Есенин» Без Есенина или путь в беспутье»).

 

Также Павлов отмечает, что все есениноведы (неоднократно почему-то называемые Аллой Марченко "есеневедами") того времени (Юрий Прокушев, Пётр Юшин, Евгений Наумов и т. д.) стремились сделать из Есенина советского поэта, и русское ими понималось в духе времени - с атеистических, партийных, космополитических позиций. Например, Юрий Прокушев, которого Марченко уважительно называет "главным специалистом по Есенину" (с. 27), так характеризует комиссара Рассветова из "Страны негодяев": "патриот и верный сын России", человек "со многими замечательными чертами характера коммуниста". Невыдуманный Рассветов, как остальные и большевики "первой волны", "лениногвардейцы" - специфичный патриот, советский патриот с ярко выраженной русофобией. Своё отношение к Родине он формулирует вполне определённо: "Вся Россия - пустое место. // Вся Россия - лишь ветер да снег".

 

В своей работе Марченко согласна с версией о самоубийстве Есенина, как считали в советское время. По моему мнению, Марченко просто ещё «не вышла» из советского времени . Она признаёт только советских «есениноведов», соглашается с советскими версиями, навязывает своё мнение, пренебрегая даже фактами. Так, установлено, что Есенин был убит. Этому свидетельствуют многие факты, но Алла Максимовна явно не хочет этого признавать.

Отрабатывая линию Есенин – Троцкий  мы видим, что Алла Максимовна явно симпатизирует Троцкому, называя его порядочным и умным человеком(гением). Она «забыла» как Троцкий не помог Есенину с жилищным вопросом и вообще был против него, так как Есенин отказался «плясать под его дудку» и не принимал новой власти.

В своей рецензии Павлов рассуждает, что: «в последние лет пятнадцать явно набирает силу тенденция сделать из Льва Троцкого заботливого друга Есенина, к которому поэт относился с нежностью и восхищением. Вот и Алла Марченко в разделе о Троцком "Мне нравится гений этого человека..." прилагает большие усилия, чтобы представить Льва Давидовича как умнейшего и достойнейшего политика, с редким пониманием относящегося к Есенину, человеку и поэту. Однако это не так. Главной причиной, не позволившей положительно решить квартирный вопрос Есенина, Валерий Артёменко называет "ограничения властных полномочий Троцкого в результате его поражения во внутрипартийной дискуссии". Публикатор письма находится в плену тех же мифов о Троцком, что и Алла Марченко. Об отношении Льва Давидовича к Есенину точнее судить по делам его, а не по "словам": поведению во время августовской встречи, посмертной статье, мемуарам... Именно на этом и не только на этом делает ударение Марченко в своей книге. Дела же Троцкого расходятся с его "словами".

Нежелание Льва Давидовича помочь Есенину  объясняется одним: он не принимал русскости  творчества поэта, той русскости, которая  Советской властью в 1920-е годы выкорчёвывалась целенаправленно  и беспощадно в жизни и литературе. К тому же Есенин был одним из немногих писателей в СССР, кто ещё в первой половине двадцатых годов показал в своём творчестве антирусскую, античеловеческую сущность новой власти.

На большинстве суждений автора «Есенин путь и беспутье» лежит отпечаток его идеологических пристрастий. Либеральная партийность довлеет над исследовательской объективностью и элементарной человеческой порядочностью.

 

Наряду с политической неправдивостью лежит и любовная. Так, мы видим, что Марченко смешивает с грязью женщин Сергея Александровича, в определённости Софью Толстую, называя её "Сонька - меховая нога». 

Читая её работу складывается впечатление, что она выражает антиесенинскую линию.

И прав был Павлов считая, что: «Русский "ток", дух в Алле Марченко отсутствует. Поэтому и её новая книга - это повествование не о Сергее Есенине, а о человеке и поэте, внешне похожем на русского гения. И не более того. Зато автопортрет Аллы Максимовны получился выразительный, законченный, запоминающийся. И, конечно, жаль тех читателей, которые примут многочисленные авторские "выпукления" (С. Есенин) за правду о поэте, о его современниках и времени. Новая книга Марченко есть очередное свидетельство того, что путь либеральных исследователей русской литературы - это путь в беспутье, путь в никуда».

Я солидарна с мнением Юрия Павлова, так как он даёт объективную оценку книги Аллы Марченко, подмечая её ошибки, несоответствия, неправдивость.

 

 

 

 

 

 

 

Весьма  интересную оценку творческой жизни Есенина дают Станислав и Сергей Куняевы в своей книге «Сергей Есенин». Я думаю эта книга вызывает огромный интерес как у литераторов, так и у читателей, так как при создании этой книги были изучены архивные документы, ранее недоступные, в книге прорабатываются сюжетные линии, которые ещё не были разработаны в русской литературе: Есенин и Троцкий, Есенин и Сталин, Есенин и семья Романовых.

 

Куняевы постепенно, начиная с его  рождения, рассказывают о его жизни: жизни в деревне, учёбе, поездки в Москву, потом в Петроград, о его первой встречи с Блоком, после которой он заявил о себе как поэт, о его связи с имажинистами, о поездке за границу и сложных отношениях с Айседорой Дункан, об его отношении к власти, и наконец, о его трагической гибели. Куняевы как – бы создают цепочку его жизни, которая несомненно была связана с его Родиной – Россией. Именно с Россией. Есенин русский поэт, а не советский, как считают многие «есеневеды».

 

По моему мнению следует выделить главы «Молю Бога не умереть душой…» и «Роковой вопрос», в которых Куняевы описывают заграничную поездку Есенина и его возвращение на родину.

 

Глава «Молю  Бога не умереть душой…» открывается строками из письма Есенина Александру Кусикову : « Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал…»

 

И действительно, ведь то время было поистине ужасным: расстрелы, аресты, грабёж, всё это «расцветало» в увядающей России, где доносчиков, лжецов, льстецов ставили в первые ряды. Есенин это прочувствовал и увидел. Россия после его возвращения была совсем другой.

 Думаю, следует обратить внимание на само письмо, так как по нему мы видим с каким настроением Есенин возвращался в Россию.

 История этого письма весьма  загадочна. Лишь в 1968 году Кусиков показал это письмо исследователю творчества Есенина Гордону Маквею. Он его переписал, а на следущий день оно пропало. Письмо явно свидетельствует о том, что Есенин тоскует по Родине, но в то же время он понимает, что Россия уже не та: « как вспомню про Россию, вспомню, что там ждёт меня, так и возвращаться не хочется…Тошно мне, законному сыну российскому, в своём государстве пасынком быть».

 

Ему надоело снисходительное отношение власти, когда тебя замечают, если есть деньги, слава: «Надоело мне это блядское отношение власть имущих, а ещо тошней переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу! Ей Богу, не могу…»

 

Он понял свою ошибку, когда думал, что в Европе лучше. Нет! Там намного хуже! Пусть там есть продукты, одежда, товары, но самого главного у них нет – души: «Об Америке расскажу после. Дрянь ужаснейшая…»

 

Есенин был за границей с 1922 по 1923 г. Первые полтора месяца Есенин с Дункан жили в Берлине. Там он выступал на различных литературных вечерах. Его встречали аплодисментами, криками, свистом, злобой, теплотой. Там же, в Берлине, Есенин встретил М. Горького. Вот что пишет сам Горький: « Я попросил его прочитать о собаке, у которой отняли и бросили в реку семерых щенят.

- Если вы не устали…

- я не устаю от стихов, - сказал  он»

 Есенин мог устать от «друзей», женщин, власти, завистников, но только  не от своих стихотворений.  Для него они были жизнью, воздухом, без которого он не смог  бы жить.

 

Дальше был Париж, Нью-Йорк и  многие другие города, но Есенин понял, что Европа не сравниться с Россией. Снова и снова он разочаровывался в Европе, людях, Изадоре. Скандал на квартире Мани – Лэйба, шумные выступления, пение «Интернационала», истерики Изадоры, равнодушие властей и американцев, непонимание, всё это в полной мере повлияло на него самого и на его творчество.

(скопилось в душе Есенина и он выплеснул эти эмоции в стихи.)

 

Глава «Роковой вопрос». 

 

- Мразь?

- что?

- Европа  – мразь!

Так Есенин отзывался о Европе, после возвращения в Россию. Он ещё долго приходил в себя после заграничной поездки.  Ещё в Европе он понял, что Россия уже не та страна, которая была раньше: «Теперь, когда от революции остались только хрен да трубка, теперь, когда там жмут руки тем, кого раньше расстреливали, теперь стало очевидно, что ты и я были и будем той сволочью, на которой можно всех собак вешать…Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской. По – видимому, в нас скрывался и скрывается какой – нибудь ноябрь…»

 

То увлечение революцией, вера в то, что она изменит жизнь крестьян, жизнь России, прошло: «В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал всё по – своему, с крестьянским уклоном».

Сергей  Александрович понял, что во всё то, во что верили в годы революции – ложь. Москва предстала перед ним в ином (ужасном) свете.

Многое  изменилось в России, пока Есенин был  за границей: люди, взгляды, мнения, власть. Да и он сам изменился: «Да, я вернулся не тем. Многое дано мне, но и многое отнято. Перевешивает то, что дано…». Есенин начал писать статью об Америке, которую он назвал точно и метко «Железным Миргородом». Это уже не та Инония, про которую он писал раньше. Это прежде всего попытка осознать перелом в собственной душе и  в русской жизни. Статья построена на контрасте (антитезе) между Америкой и Россией.

 

Он вернулся совсем не в ту Россию, из которой  уезжал. Перед ним была другая страна с её новыми порядками и уставами.

«Не поеду в Москву… не поеду, пока Россией правит Лэйба Бронштэйн…» Так он говорил будучи в Берлине, но без России он не мог. Какая бы она ни была он принимал её даже с бандитами и шарлатанами:

 

Шум и гам  в этом логове жутком, 
Но всю ночь напролёт до зари, 
Я читаю стихи проституткам 
И с бандюгами жарю спирт

 

 

Лирический герой(Есенин) приравнивает себя к бандитам и шарлатанам. Даже в это страшное время он не отдаляется от народа, от города, даже понимая, что  «жуткое логово» погубит его.

 

В его стихотворениях звучит мотив  тревоги за свою родину, которую он бесконечно любит.

 

В книге рассмотрен один из самых  громких скандалов, связанных с  именем поэта, который случился осенью 1923 года -  «Дело четырёх поэтов». Четырёх поэтов - Ганина, Есенина, Орешина и Клычкова обвинили в антисемитизме – одной из форм национальной нетерпимости, выражающаяся во враждебном отношении к евреям как этнической или религиозной группе, часто основаная на предрассудках.

 

20 ноября 1923 года планировалось  празднование 5-летие Союза поэтов. В этот день Есенин, Ганин, Клычков  и Орешин забрели в столовую  на Мясницкой, после того, как  зашли в Госиздат, где вели  переговоры об издании книг. За столом велась дружеская беседа о литературе, положении в России, культурной и национальной политике. Тут как тут, развесив уши, сидел соглядатай (доносчик) Марк Родкин. Спустя несколько часов он сидел в милицейском отделении и давал показания против них: «Рядом со мною сидели четверо прилично одетых молодых граждан и пили пиво…Они вели между собой разговор о советской власти. Но ввиду того, что в это время играл оркестр, до моего слуха доходили отдельные слова, из которых я, однако, мог заключить, что двое из этих граждан не только не лояльно относятся к советской власти, но и определённо враждебно…Двое из них сразу перешли на тему о жидах, указывая на то, что во всех бедствиях и страданиях «нашей России» виноваты жиды. Видя, что я им не отвечаю и что стараюсь от них отворачиваться, желая избегнуть столкновения, они громко стали шуметь и ругать паршивых жидов…Затем эти двое граждан говорили о том, что в существовании чёрной биржи  виноваты те же жиды – биржевики, которых поддерживает «их Троцкий и Каменев». Такое же оскорбление вождей русской революции меня до глубины души возмутило, и я решил об этом заявить в отделении милиции для составления протокола…»

 

Совершенно очевидно, что Родкин намеренно подслушивал разговор дабы потом донести куда надо.

 

На самом деле, дело обстояло совсем по другому: «По дороге из редакции, - давал своё объяснение Есенин, - я, Клычков, Орешин и Ганин зашли в пивную. В разговоре мы касались исключительно литературы, причём говорили, что зачем в русскую литературу лезут еврейские и другие национальные литераторы, в то время когда мы, русские литераторы, зная лучше язык и быт русского народа, можем правильно отражать революционный быт…Происходил спор между Ганиным и Орешиным относительно Клюева, ругая его божественность….К нашему разговору стал прислушиваться рядом сидящий тип, выставив нахально ухо. Заметя это, я сказал: «Дай ему в ухо пивом». После чего гражданин этот встал и ушёл. Через некоторое время он вернулся в сопровождении милиционера и, указав на нас, сказал, «что это контрреволюционеры». …По дороге в милицию я сказал, что этот тип клеветник и что такую сволочь надо избить. На это со стороны неизвестного гражданина последовало: вот он, сразу видно, что русский хам – мужик, на это я ему ответил: «А ты жидовская морда». …В милиции вообще никаких разговоров о «жидах» и политике не было…»