Характеристика романа "Преступление и наказание"

Это причины, а далее - следствия  этой бесноватости: "Но никогда, никогда  люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как  считали зараженные. Никогда не считали  непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих  нравственных убеждений и верований..." Достоевский был убежден и  неоднократно говорил об этом в своих  статьях, что социалистические идеи - это плод лишь "головной работы", а к реальной жизни отношения  не имеют. Об этом речь в приведенном  выше отрывке из сна. Следующий этап бесноватости - внедрение теории в  жизнь, в головы "тварей дрожащих": "Целые селения, целые города и  народы заражались и сумасшедствовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем  в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил  себя в грудь, плакал и ломал себе руки..."

Разъединение людей, потерявших общие нравственные принципы в божьей морали, неизбежно приводит к социальным катастрофам: "Не знали, кого и как  судить, не могли согласиться, что  считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе..."

Далее у Достоевского - глубочайшая  мысль о стирании в периоды  революционных потрясений разницы  между "своими" для революции  и "чужими". Революция начинает "пожирать собственных детей": "Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг  начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и  для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались  вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, - но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало..."

А как же с великими идеалами добра и счастья для людей? Достоевский об этом говорит очень  определенно: "Язва росла и продвигалась все дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько  человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род  людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде  не видал этих людей, не слыхал их слова  и голоса."

Николай Бердяев в своей  статье "Духи русской революции" как одно из удивительных прозрений  Достоевского увидел его убеждение  в том, что русская революция  есть феномен метафизический и религиозный, а не политический и социальный". Для русского социализма чрезвычайно  важно получить ответ на вопрос: есть ли Бог? Отсюда Достоевский предчувствовал, как горьки будут плоды русского социализма без Бога.

Н. Бердяев разглядел в  произведениях Достоевского понимание  философских, психологических, атеистических  признаков русских бунтарей: "Русские  сплошь и рядом бывают нигилистами - бунтарями из ложного морализма. Русский делает историю Богу из-за слезинки ребенка, возвращает билет, отрицает все ценности и святыни, он не выносит  страданий, не хочет жертв. Но он ничего не сделает реально, чтобы слез было меньше, он увеличивает количество пролитых слез, он делает революцию, которая  вся основана на неисчислимых слезах и страданиях...

Русский нигилист-моралист думает, что он любит человека и  сострадает человеку более, чем Бог, что он исправит замысел Божий  о человеке и мире...

Само желание облегчить  страдание народа было праведно, и  в нем мог обнаружиться дух христианской любви. Это и ввело многих в заблуждение. Не заметили смешения и подмены, положенных в основу русской революционной морали, антихристовых соблазнов этой революционной морали русской интеллигенции. Русские революционеры пошли за соблазнами антихриста и должны были привести соблазненный ими народ к той революции, которая нанесла страшную рану России и превратила русскую жизнь в ад..."

Теория Раскольникова  и его практические дела по реализации своих планов, удивительным образом  пронизав время, нашли свое воплощение в революции семнадцатого года. История  связала мысли русских мальчиков-нигилистов девятнадцатого века с кровавыми  делами их последователей в веке двадцатом.

Духовное  воскресение Родиона Раскольникова

Мы видим, что падение  Родиона Раскольникова Достоевский  определяет как "бесноватость", как  стремление стать человекобогом  и наделить счастьем людей второго  сорта, отобрав у них свободу. Но в "Преступлении и наказании" есть два Раскольникова - бесноватый, зараженный бесами социализма и атеизма, и Раскольников, способный к исцелению. Вот как характеризует своего друга Разумихин: "...Великодушен  и добр. Чувств своих не любит  высказывать и скорей жестокость сделает, чем словами выскажет сердце. Иногда, впрочем, вовсе не ипохондрик, а просто холоден и бесчувствен  до бесчеловечия, право, точно в нем  два противоположные характера  поочередно сменяются." (Выд. мною - Э.А.).

Впрочем, сам Раскольников говорит о себе еще определеннее:

"Я это должен был  знать, - думал он с горькою  усмешкой,- и как смел я, зная  себя, предчувствуя себя, брать топор  и кровавиться? Я обязан был  заранее знать... Э! да ведь я  же заранее и знал!.."- прошептал  он в отчаянии".

Что же знал Раскольников? Да то, что личность-то он не сильная, а  скорее "тварь дрожащая".

Смысл его страданий в  том, что совесть и разум его  вступили в самую решительную  борьбу между собой. Разум судорожно  отстаивает возможность для Раскольникова  быть человеком "высшей породы". Герой  всецело полагается на свой рассудок, на свои "теоретические опоры". Но его подавленный энтузиазм  трагически угасает, и герой романа, решительно не совладавший с собой  в момент совершения преступления, сознает, что он не старушонку убил, а "самого себя". Совесть оказалась  гораздо сильнее разума и, нужно  сказать, что еще до убийства процентщицы  она оказывала на его поведение  чрезвычайно интенсивное воздействие. Вспомним хотя бы размышления Раскольникова  после "подготовительного" визита к Алене Ивановне: "Раскольников вышел в решительном смущении. Смущение это все более и более  увеличивалось. Сходя по лестнице, он несколько раз даже останавливался, как будто чем-то внезапно пораженный. И наконец, уже на улице он воскликнул: "О боже! как это все отвратительно! И неужели, неужели я... нет, это  вздор, это нелепость! - прибавил он решительно. - И неужели такой  ужас мог прийти мне в голову? На какую грязь способно, однако, мое сердце! Главное: грязно, пакостно, гадко, гадко!.."

Так где же настоящий Раскольников - до или после убийства? Сомнений никаких быть не может - и теория, и попытка ее осуществления -это  временное заблуждение Раскольникова. Интересно, что повышенная тяга к "делу" у него появилась после письма матери, где она рассказывает о  намерении его сестры выйти замуж  за Лужина. Почему возникла подобная торопливость - милосердие его пошло по решительно тупиковому пути. И он оставляет  без внимания концовку письма, возможно наиболее важную для Пульхерии Раскольниковой - она спрашивает: "Молишься ли ты богу, Родя, по-прежнему (Выд. мною. - Э.А.) и веришь ли в благость творца и  искупителя нашего? Боюсь я, в сердце своем, не посетило ли и тебя новейшее модное безверие? Если так, то я за тебя молюсь. Вспомни, милый, как еще в  детстве своем, при жизни твоего отца, ты лепетал молитвы свои у меня на коленях и как мы все тогда были счастливы!"

В письме матери Раскольникова  в общих чертах определяется идея вины и возмездия, которая, в конечном итоге, представляет собой дилемму - с Богом ты или нет. И отсюда уже прорисовывается путь героя - вина, возмездие, раскаяние, спасение.

Вяч. Иванов в статье "Достоевский  и роман-трагедия" убедительно  раскрывает идею вины и возмездия  по отношению к Родиону Раскольникову: "В чем вина Раскольникова и  каковы первопричины его спасения - ибо не вина спасает и не возмездие  само по себе, но отношение к вине и возмездию, обусловленное первоосновами  личности, по природе своей способной  к такому отношению? Значит, Раскольникову  изначала было родным сознание священных  реальностей бытия, и только временно затемнилось для него их лицезрение, временно ощутил он себя личностью, изъятою  из среды действия божеского и  нравственного закона, временно отверг его и пожелал дерзновенно  отведать горделивую усладу преднамеренного  отъединения и призрачного сверхчеловеческого своеначалия, измыслил мятеж и надумал  беспочвенность, искусственно отделившись  от материнской почвы (что символизировано  в романе отношением его к матери и словами о поцелуе матери-земле)."

Достоевский ищет резервы  исцеления своего героя не только во внешнем воздействии на него (Соня, Разумихин, сестра, Порфирий Петрович), но и в нем самом, в его жизненном  опыте, в том числе и религиозном  опыте, сформировавшем его совесть  и нравственность.

После страшного сна о  зверском убийстве лошади пьяными мужиками он обращается к Богу с настоящей  молитвой: "Боже! - воскликнул он, - да неужели ж, неужели ж я в  самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить  в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью... с топором... Господи, неужели?" И в этом же внутреннем монологе несколько далее он вновь взывает к Богу: "Господи! - молил он, - покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей."

Став убийцей, Раскольников почувствовал себя разъединенным с  людьми, оказавшимся вне человечества. Он настороженно и даже виновато смотрит  в глаза людям, а иногда начинает их ненавидеть. Убийство, которому он хотел  придать идейный вид, сразу же после его совершения предстало  перед ним как достаточно обыкновенное, и он, заболев всеми обычными тревогами  и предрассудками преступников (вплоть до их притяжения к тому месту, где  совершено преступление), начинает лихорадочно пересматривать свои философские  выкладки и проверять крепость своих  моральных опор. Его напряженные  внутренние монологи с бесконечными "за" и "против" не освежают и  не успокаивают его, психологический  процесс приобретает в нем  огромный накал. Достоевский через  страдания очеловечивает героя, будит его сознание. Раскольников знакомится с Лужиным и Свидригайловым, видит на их примере возможный  путь своего нравственного развития, окажись он сильной личностью, и  наконец писатель направляет Раскольникова  на путь более близкий его душе - знакомит его с Соней Мармеладовой, носительницей мирового страдания  и идеи Бога.

B.C. Соловьев дает в  одной из статей о Достоевском  четкую психологическую схему  духовной эволюции Раскольникова,  учитывая влияние на героя  многих внешних и внутренних  факторов: "Главное действующее  лицо - представитель того воззрения,  по которому всякий сильный  человек сам себе господин  и ему все позволено. Во имя  своего личного превосходства,  во имя того, что он сила, он  считает себя вправе совершить  убийство и действительно его  совершает."

Здесь следует перед продолжением цитаты высказать некоторые соображения. Верно отметив одно из условий совершения престу-пления Раскольниковым, В.С. Соловьев упустил более глубокие причины действий героя, в частности, сострадание к ближним, желание их осчастливить, которые при отказе Раскольникова от Бога, к сожалению, приобрели уродливые формы и повели его в идейный и нравственный тупик.

Но продолжим знакомство с мнением B.C. Соловьева: "Но вот  вдруг то дело, которое он считал только нарушением внешнего бессмысленного закона и смелым вызовом общественному  предрассудку, - вдруг оно оказывается  для его собственной совести  чем-то гораздо большим, оказывается  грехом, нарушением внутренней нравственной правды. Нарушение внешнего закона получает законное возмездие извне  в ссылке и каторге, но внутренний грех гордости, отделивший сильного человека от человечества и приведший его  к человекоубийству, - этот внутренний грех самообоготворения может быть искуплен только внутренним нравственным подвигом самоотречения. Беспредельная  самоуверенность, должная исчезнуть  перед верой в то, что больше себя, и самодельное оправдание должно смириться перед высшей правдой  Божьей, живущей в тех самых  простых и слабых людях, на которых  сильный человек смотрел, как  на ничтожных насекомых."

Страдания преступной совести  у Родиона Раскольникова - это  огромная движущая сила, она ведет  его к Богу. Причем в это же время энергия самозащиты у Родиона  Раскольникова не иссякает. С удивительными  мастерством Достоевский раскрывает эту двойственность души героя, добавляя все новые и новые признаки победы совести над разумом.

Любое общение с людьми ранит его все больше и больше, но все больше и больше его тянет  к Богу. После посещения его  Разумихиным "...больной сбросил  с себя одеяло и как полоумный  вскочил с постели. Со жгучим, судорожным нетерпением ждал он, чтоб они поскорее ушли, чтобы тотчас же без них  и приняться за дело. Но за что  же, за какое дело? - он как будто бы теперь, как нарочно, и забыл. "Господи! скажи ты мне только одно: знают они обо всем или еще не знают? А ну как уж знают и только прикидываются, дразнят, покуда лежу, а там вдруг войдут и скажут, что все давно уж известно и что они только так... Что же теперь делать? Вот и забыл, как нарочно; вдруг забыл, сейчас помнил!.."

Бес уныния для души, отошедшей  от Бога, почти всегда замещается бесом  самоистребления. Подходит ли эта мысль  Достоевского к психологическому состоянию  Раскольникова? Да, подходит! Мысль  о самоубийстве неоднократно посещала его. Двойник его Свидригайлов совершил "свой последний вояж", застрелился... Но Раскольникова удержала его упорная  вера в непогрешимость его "теории" и расчетов. После эпизода спасения утопленницы с Раскольниковым происходило  следующее: "Раскольников смотрел  на все с странным ощущением равнодушия и безучастия. Ему стало противно. "Нет, гадко... вода... не стоит, - бормотал он про себя. - Ничего не будет, - прибавил он, - нечего ждать."