Реформы Косыгина

при мне ни разу не отозвался  о  нем  плохо.  И  хотя  Брежнев  очень  хорошо

относился к Устинову, но, когда тот в домашней обстановке начинал  отпускать

какие-либо  колкости  в  адрес  Алексея   Николаевича,   Леонид   Ильич   не

поддерживал беседу в этом  направлении.  Роковую  роль,  на  мой  взгляд,  в

ухудшении отношений между  Брежневым и Косыгиным сыграл Н.А. Тихонов. С  1974

г. Брежнев начал болеть, уже через год недуг стал резко  прогрессировать.  У

него явно развилась подозрительность, и Тихонов умело  направлял  ее  против

Косыгина, стремился вбить  клин между ними. Это ему удалось, и с 1975  г.  их

взаимоотношения начали ухудшаться. Тихонов без конца докладывал  Брежневу  о

тех или иных, большей  частью  надуманных  ошибках  Алексея  Николаевича.  В

оппозицию Косыгину  он  стремился  втянуть  и  остальных  его  заместителей.

Например, мне он говорил: "Знаешь, ведь мы в Совмине - простые  пешки,  даже

не  имеем  права  подписать  незначительное  распоряжение.  Вся   власть   у

председателя и его  заместителя Дымшица,  который  располагает  материальными

ресурсами". Реформы Косыгина буксовали не  только  из-за  интриг  в  верхних

эшелонах власти. Им активно  сопротивлялись многие министерства. Вот один  из

ярких примеров на эту тему, описанный  референтом  Косыгина  Карпенко.  Речь

идет о так называемом бунте сорока министров. "Суть дела заключалась в  том,

- пишет Карпенко, -  что   реформа  резко  увеличила   цену  срыва  договорных

обязательств. Предприятие, скажем, из-за недопоставки  чепуховой,  копеечной

детали могло задержать  выпуск дорогостоящей продукции,  сорвать  задание  по

ее  реализации,  а  значит,  потерять  значительную   сумму   отчислений   в

поощрительные фонды. По новым  условиям в  таких  случаях  можно  было  через

Госарбитраж  взыскать  с  недобросовестного  партнера  не  только  штраф  за

недопоставленную продукцию,  но  и  потребовать  возмещения  всех  потерь  и

убытков, которые  понесло  предприятие.  Госарбитраж  получил  право  решать

такие  споры,  даже  если  они   возникли   у   коллектива   с   собственным

министерством.  Однако  охотников  обращаться  в  Госарбитраж  с   подобными

жалобами  находилось  очень  мало  -  получалось   себе   дороже.   Ведь   с

поставщиком, не говоря уж о  собственном  министерстве,  работать  предстояло

многие годы, и портить  с ним отношения было  просто  опасно.  Чтобы  поднять

дисциплину взаимных поставок, Косыгин пошел  на  такую  меру:  было  принято

постановление,  по  которому  выполнение  плана  засчитывалось  лишь   после

удовлетворения всех заказов  потребителей. Против  этого  и  восстали  дружно

Госплан  и  наиболее   сильные   министерства   и   авторитетные   министры,

утверждавшие, что в таком  случае все их предприятия останутся  не только  без

премий, но и без зарплаты. В итоге победа осталась  за  министрами.  И  хотя

распоряжение Косыгина официально отменено не было, оно  практически  никогда

так и не вступило в действие".

      Реформы  Косыгина постепенно  были  свернуты  и  в  силу  благоприятной

экономической конъюнктуры  для СССР на  нефтяном  и  газовом  рынке.  Мировой

энергетический кризис совпал с бурным развитием в нашей  стране  нефтяной  и

газовой промышленности. Развитые страны были готовы платить за  тонну  нефти

по 100 долларов, в то время  как  ее  себестоимость  в  Самотлоре  составляла

около 5 рублей, а общий  объем нефтедобычи СССР быстро довел  до 600, а  затем

и 650 миллионов тонн. Открытие нефтяных и газовых месторождений  в  Западной

Сибири постепенно привело  к  тому,  что  к  середине  80-х  гг.  две  трети

общесоюзной добычи нефти  и  более  60%  добычи  газа  обеспечивала  Западная

Сибирь. Этот мощный прорыв  имел  свои  как  позитивные,  так  и  негативные

стороны. С одной стороны, на валюту, вырученную от экспорта  нефти  и  газа,

закупалось  западное  комплектное  оборудование  для   строительства   новых

заводов. На нефтедоллары было закуплено оборудование для  КамАЗа,  Волжского

автомобильного  завода,  Уфимского  мотостроительного  завода,  выпускавшего

двигатели  для  автомобилей  "Москвич".  С  другой  стороны,   на   эти   же

нефтедоллары закупалось и продовольствие, что постепенно привело  к  подрыву

отечественного сельскохозяйственного  рынка.  Впрочем,  ставка  на  массовый

импорт продовольствия была сделана еще при Хрущеве, однако в 70-е годы  этот

импорт не только не был  свернут,  но  и  значительно  увеличился.  Советский

Союз становился все более  зависимым от закупок продовольствия  за  границей.

Если в 1973 г. импорт  зерна  составил  13,2  %  от  всего  его  количества,

производимого в стране, то в 1975 - 23,9%, в  1981  -  41,4%.  Причем  зерно

покупали уже не только на нефтедоллары, но  и  на  средства,  вырученные  от

продажи золотого запаса страны. Если  в  1967  году  (в  разгар  косыгинских

реформ) на закупку зерна  было затрачено 50,2 тонны золота, то в 1972 году  -

458,2 тонны (!) (эти данные  историки А. Коротков и А.  Степанов обнаружили  в

архивах Политбюро ЦК КПСС). Это уже были не реформы, а путь в никуда...

 

                                 Заключение

 

      Алексей  Косыгин, безусловно, как и остальные   члены  Политбюро,  несет

ответственность за срыв реформ середины 60-х годов. Может быть, если  бы  он

чувствовал себя политиком, а не инженером, ему бы удалось  использовать  свой

гораздо более высокий  политический  и  административный  потенциал,  чем  у

других членов брежневского Политбюро, для проведения в жизнь  своих идей.  Но

этого не случилось не только из-за отсутствия у Косыгина  политической  воли

в середине 70-х годов, но во многом из-за  причин  личного  свойства.  После

смерти жены в 1967 году в  нем что-то надломилось, он перенес  два  инфаркта,

попадал в автокатастрофы, чуть  не  утонул,  плавая  на  байдарке.  В  конце

концов его вынудили подать в отставку.  Зять  Косыгина  Гвишиани  вспоминал,

что незадолго до отставки Алексею Николаевичу позвонил в  больницу  Черненко.

Между ними состоялся примечательный диалог:

      - Алексей  Николаевич, вы все болеете, есть  мнение, что вам надо подать

в отставку.

      - А почему  Леонид Ильич мне об этом  не скажет?

      - Да он  сам болеет...

      Вот таким  трагикомическим  образом   заканчивалась  карьера  одного  из

самых талантливых сталинских выдвиженцев конца 30-х...