Установление отцовства и материнства при применении вспомогательных репродуктивных технологий

УСТАНОВЛЕНИЕ  ОТЦОВСТВА И МАТЕРИНСТВА 

ПРИ ПРИМЕНЕНИИ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ 

РЕПРОДУКТИВНЫХ  ТЕХНОЛОГИЙ

      Согласно  Кодексу о браке и семье РБ, родителями ребенка, родившегося в результате применения метода искусственного оплодотворения и имплантации эмбриона, записываются лица, состоящие в браке и давшие свое письменное согласие на применение этих методов. Данная норма подлежит применению при условии, что вынашивает и рожает ребенка именно та женщина, которая дала согласие на применение методов ВРТ (метод экстракорпорального оплодотворения и имплантации эмбриона, метод искусственной инсеминации спермой мужа (донора).

      При этом какого-либо разграничения правовых последствий гомологического оплодотворения (с использованием половых клеток супругов) и гетерологического (с использованием донорских гамет) закон не устанавливает¹. Таким образом, презумпция происхождения ребенка от лиц, состоящих в браке, а также наличие их письменного согласия на применение методов вспомогательной репродукции дает основание записывать их в книге записей рождений в качестве родителей независимо от того, являются ли они (один из них) генетическими родителями ребенка или нет.

      Отдельного  рассмотрения заслуживает ситуация, при которой женщина рожает ребенка, зачатого методом искусственного оплодотворения с использованием своей яйцеклетки и спермы мужа, умершего еще до момента зачатия. По оценкам эмбриологов, сперма в замороженном виде может храниться до 25 лет². В литературе описывался случай, когда муж сдал свою сперму в банк-хранилище и оплодотворение было произведено бывшей женой уже после смерти мужа³. Вторым вариантом рождения ребенка от умершего человека может быть использование криоконсервированных эмбрионов, оставшихся от предыдущих попыток искусственного оплодотворения. Эмбрионы, помещенные в жидкий азот, могут храниться не один десяток лет, причем срок их хранения действующим законодательством не ограничен.

      В связи с этим возникает вопрос: правомерно ли имплантировать вдове  замороженный эмбрион, полученный при  оплодотворении спермой мужа ее яйцеклетки? Думается, использование половых клеток умершего человека и эмбрионов, полученных и замороженных до его смерти, недопустимо по этическим и юридическим соображениям. Согласно Кодексу о браке и семье РБ, вопросы материнства и отцовства должны решаться супругами совместно, поэтому использование репродуктивных тканей умершего мужа можно расценить как злоупотребление бывшей супругой своими правами. Неизвестно, выразил бы муж согласие на производство жене искусственного оплодотворения, будь он жив, по-прежнему ли он хотел бы иметь ребенка от своей супруги и продолжался бы их брак с супругой. Исходя из вышесказанного, необходимо закрепление в законе, регламентирующем применение методов ВРТ, запрета на применение вспомогательных репродуктивных технологий с использованием криоконсервированных половых клеток умерших людей, а также криоконсервированных эмбрионов, содержащих половые клетки умершего человека.

      Законодательство  Беларуси формально не лишает женщину, чей супруг умер, права на имплантацию эмбриона, образованного при оплодотворении ее яйцеклетки спермой покойного мужа. Кодекс о браке и семье РБ предусматривает возможность установления отцовства в отношении умершего человека. Если ребенок родился в течение трехсот дней с момента смерти супруга матери ребенка, отцом ребенка признается бывший супруг матери, если не доказано иное. Однако если рождение ребенка произошло после истечения трехсот дней, то умерший муж не может быть записан отцом родившегося ребенка.

      В соответствии с Кодексом о браке  и семье РБ может быть  предусматрина возможность установления отцовства в судебном порядке по заявлению матери ребенка. При этом суд должен принимать во внимание любые доказательства, с достоверностью подтверждающие происхождение ребенка от конкретного лица. Такими доказательствами могут быть договор об оказании медицинских услуг по применению метода искусственного оплодотворения, письменное заявление бывшего мужа о криоконсервации (замораживании) спермы, письменное заявление супругов о криоконсервации эмбрионов, справка, выданная медицинской организацией, подтверждающая проведение процедуры искусственного оплодотворения с использованием размороженной спермы бывшего мужа истицы либо эмбрионов супругов.

      Еще одним спорным вопросом, связанным  с хранением неиспользованных криоконсервированных эмбрионов, является вопрос о правомерности имплантации эмбриона женщине, осуществляемой после расторжения брака между супругами. Законодательство не содержит норм, регулирующих порядок использования замороженных эмбрионов, а также не определяет права супругов, в том числе бывших, на их эмбрионы. Таким образом, после расторжения брака женщине может быть произведена процедура имплантации эмбриона, содержащего генетический материал бывшего супруга, после чего, родив ребенка, женщина может обратиться в суд с заявлением об установлении отцовства. Одновременно с иском об установлении отцовства может быть предъявлено требование о взыскании алиментов на несовершеннолетнего ребенка. Доказательствами, подтверждающими происхождение ребенка от бывшего супруга, могут служить заявление бывших супругов о криоконсервации эмбрионов, справка из медицинской организации о применении метода имплантации эмбриона, данные судебно-биологической экспертизы крови ребенка, ответчика и матери. Причем если ранее такая экспертиза могла лишь исключить отцовство ответчика, но не подтвердить его, то сейчас экспертиза крови, проведенная методом геномной или генетической дактилоскопии, позволяет практически со стопроцентной вероятностью установить, является ли ответчик биологическим отцом ребенка.

      Поскольку законом не установлен срок исковой  давности по делам данной категории, отцовство лица может быть установлено  в любое время после рождения ребенка, в том числе после  достижения ребенком возраста восемнадцати лет. Установление отцовства в отношении бывшего супруга повлечет за собой необходимость исполнения им определенных законом обязанностей, возникающих в связи с рождением ребенка, а также, что немаловажно, позволит решить вопросы, связанные с наследованием имущества ответчика в случае его смерти.

      Однако, несмотря на формальное соответствие требованиям Семейного законодательства, факт установления отцовства в отношении лица, не дававшего согласие на использование своих репродуктивных клеток, неприемлем прежде всего по соображением юридической этики. Имплантация женщине эмбриона, содержащего половые клетки бывшего супруга, проведенная без его согласия, позволяет говорить о нарушении репродуктивного права бывшего супруга – права человека свободно, без какой-то бы ни было дискриминации, принуждения и насилия свободно принимать решение о воспроизводстве потомства, числе детей, об интервалах между их рождением⁴.

      В целях защиты прав и интересов  граждан, проходящих лечение с помощью  вспомогательных репродуктивных технологий, предлагается закрепить в законе, регламентирующем применение методов ВРТ, правило, согласно которому любые действия с эмбрионами могут осуществляться только при наличии письменного согласия лиц, чей генетический материал был использован при создании эмбрионов.

      Семейное  законодательство допускает возможность  оспаривания отцовства (материнства) в тех случаях, когда в книге  записей о рождениях отцом (матерью) записано не то лицо, которое является им в действительности. Требования об исключении записи об отце, произведенной в соответствии со ст. 51 Кодекса о браке и семье РБ (на основании записи о браке родителей или на основании добровольного или судебного установления отцовства), рассматриваются судом в исковом порядке. Однако ст. 52 Кодекса о браке и семье РБ содержит некоторые ограничения в реализации права на оспаривание записи об отцовстве, направленные на защиту интересов детей, родившихся в результате применения методов ВРТ. Согласно ст. 52 Кодекса о браке и семье РБ, супруг, давший письменное согласие на применение его жене метода искусственного оплодотворения и имплантацию эмбриона, не вправе при оспаривании отцовства ссылаться на эти обстоятельства. Это ограничение заключается в том, что при оспаривании отцовства супруг не вправе ссылаться на отсутствие генетической (кровной) связи с ребенком как основание своих исковых требований.

      Данная  норма предусмотрена для случаев, когда при производстве искусственного оплодотворения используются донорские  мужские половые клетки. Супруг, давший согласие на применение этого метода жене, в момент регистрации ребенка, безусловно, знает, что не является «кровным» отцом ребенка, поэтому никакого нарушения его права не происходит. Согласие на применение метода искусственного оплодотворения, данное таким лицом, приравнивается к акту добровольного признания отцовства и поэтому не может быть отозвано. Лицо, знавшее в момент записи, что оно не является отцом ребенка, не вправе впоследствии оспаривать отцовство.

        Однако, в отличие от п. 2 ст. 52 КоБС, п. 3 ст. 52 КоБС не запрещает оспаривать запись об отцовстве из-за отсутствия кровной связи, а запрещает ссылаться при этом на факт применения методов искусственной репродукции. Иными словами, супруг может оспорить свое отцовство, но основания предъявления иска должны быть иные, например доказательства того, что ребенок родился не в результате применения методов вспомогательных репродуктивных технологий.

      Один из наиболее дискуссионных вопрос установления происхождения ребенка, рожденного суррогатной матерью. Проблема соотношения прав суррогатной матери и лиц, ожидающих передачи ребенка (супругов или одинокой матери), сложна и многогранна. Суррогатное материнство серьезно пошатнуло, казалось, незыблемый постулат – мать та, кто родила. Практика рождения ребенка для других лиц создала почву для споров о том, кто имеет право выступать юридической матерью – та, которая родила, или та, чья яйцеклетка была оплодотворена.

        С одним из первых громких  судебных скандалов по поводу  установления субъекта родительских  прав было связано рассмотрение  в 1987 г. в штате Нью-Джерси (США)  дела «Стерн против Уайтхед», получившего широкую международную  известность под названием «Дело  бэби М.»⁵. Истцами выступали генетические родители, а ответчицей – суррогатная мать, отказавшаяся после родов передать ребенка генетическим родителям. При решении вопроса о субъекте родительских прав суд встал на сторону генетических родителей, создав, таким образом, первый в истории судебный прецедент, имеющий большое значение при рассмотрении аналогичных споров. По результатам опроса общественности три четверти американцев решение суда поддержали⁶.

      В то же время первый в Австралии  судебный процесс о суррогатном материнстве, состоявшийся в ноябре 1997 г., закончился в пользу суррогатной матери, а соглашение о вынашивании ребенка суд признал недействительным⁷.

      Приведенные примеры показывают, что мировая  судебная практика не имеет единого  подхода к разрешению данной проблемы. В одних государствах приоритетными признаются интересы суррогатной матери, в других – генетических родителей. Так, законодательство Англии основывается на том, что женщина, выносившая и родившая ребенка, имеет некоторые права на него. Генетические родители приобретают права в порядке усыновления только после того, когда суррогатная мать откажется от ребенка.

      В Калифорнии (США) все права на ребенка, рожденного суррогатной матерью, предоставляются  его генетическим родителям⁸. Подобным образом решаются вопросы в некоторых странах СНГ. В Семейном кодексе Украины (ст. 123 п. 2) закреплено положение о том, что в случае переноса другой женщине эмбриона, зачатого супругами, родителями ребенка являются именно супруги. В 2004 г. в Республике Казахстан был принят закон «О репродуктивных правах граждан и гарантиях их осуществления», который устанавливает, что суррогатная мать не вправе отказаться от передачи рожденного ей ребенка лицам, заключившим с ней договор, а равно передавать ребенка другим лицам (п. 4 ст. 17).

      В соответствии со ст. 53 Кодекса Республики Беларусь о браке и семье ст. 53 матерью ребенка, рожденного суррогатной  матерью, признается его генетическая мать.

      Российское законодательство факт вынашивания или рождения ребенка признает более социально и эмоционально значимым, нежели его генетическое происхождение. Закрепление приоритета интересов суррогатной матери свидетельствует о замещении «принципа происхождения» «принципом признания» в современном семейном праве, в соответствии с которым намерение лица признать ребенка своим рассматривается как наиболее значимое по сравнению с наличием генетической связи между потенциальным родителем и ребенком.

      По  мнению М.В. Антокольской, решение, предложенное законодателем, является «весьма удачным» и должно быть признано «одним из достижений нового Семейного кодекса» ⁹. Автор считает, что в процессе беременности и родов у суррогатной матери могут проявиться материнские чувства, способные полностью изменить ее отношение и к ребенку, и к заключенному соглашению. Следовательно, если бы суррогатная мать была обязана законом передать ребенка лицам, заключившим с ней договор, это могло бы оказаться для нее столь же тяжелой утратой, как потеря собственного ребенка¹⁰. Данную точку зрения поддерживает и О.Л. Красавчикова: «…независимо от того, есть или нет договор, с момента рождения ребенка между ним и родившей его женщиной возникает семейно-правовая связь, которая не нуждается ни в каком договорном опосредовании»¹¹.