Этика науки и ответственность ученых

Теперь о второй сфере  взаимодействия науки и нравственности — о внутринаучной этике. Ученый не может отвечать за последствия своих исследований, так как в большинстве случаев не он принимает решение о применении его открытий на практике. Массовое применение открытых законов на практике на совести бизнесменов и политиков — правительств, президентов, военных.

Вместе с тем ученый — человек с ясным умом и твердой памятью, поэтому он не может не осознавать собственный вклад в изготовление средств, опасных для людей. Ученые работают в военных или разведывательных ведомствах, выполняют конкретные заказы, прекрасно понимая, что их «физика» и «математика» служат вполне ясным целям. Ядерная бомба, нейтронная бомба, химическое и биологическое оружие не могут появиться без многолетних исследований. В подобных разработках участвуют и ученые-теоретики, а не только узкоспециализированные «прикладники», такие как создатели атомной бомбы. Взрывы в Хиросиме и Нагасаки есть последствия отсутствия нравственных позиций как у политических деятелей США, так и у ученых, создавших «тысячу солнц», как говорили сами создатели первых атомных бомб. Это было дерзкое желание стать над добром и злом, любоваться красотой созданной человеком невероятной силы, невзирая на страдания и гибель тысяч и тысяч невинных жертв. Несомненно, доля ответственности за происходящее в технике, технологии, медицине и других практических областях ложится на плечи ученого.

Поэтому наука, идущая рука об руку с гуманистической нравственностью, оборачивается великим благом для всех живущих, в то время как наука, равнодушная к последствиям собственных деяний, оборачивается разрушением, геноцидом и злом.

В современных условиях особенно остро  проблемы нравственности науки стоят  для ученых, занятых в прикладных областях, а также для тех конструкторов  и инженеров, которые призваны воплощать  идеи в конкретных технологиях.

Ярким примером в этом отношении являются острые дискуссии, развернувшиеся вокруг темы клонирования животных и человека. Так, с одной стороны, клонирование может быть использовано для специального выращивания тех органов, которых люди лишились из-за несчастного случая или в результате болезни. В этом случае клонирование — благо, оно гуманно, поскольку помогает продлить и сделать здоровой человеческую жизнь. С другой стороны, клонирование может быть реально использовано для создания породы людей «второго сорта», людей-рабов, многочисленных близнецов, созданных конвейерным способом с заданными качествами. Подобный подход к использованию научных достижений человечества поистине нравственная драма. Несмотря на все запреты, исследования и эксперименты продолжаются, и из фантастических книжек начинают выходить в жизнь доктор Моро Герберта Уэллса, инженер Гарин из «Гиперболоида инженера Гарина» А. Толстого и другие жутковатые персонажи-ученые, желающие «удивить мир злодейством»

Множество моральных проблем возникает  при решении вопроса о трансплантации органов. Предположим, наука способна поместить мозг одного человека в тело другого, чтобы спасти хоть кого-то из погибших. Но как это выглядит с моральной точки зрения? Что будет чувствовать сознание, проснувшееся в чужом теле? Как отнесутся родственники к новому существу, у которого тело одного человека, а память — другого? Способность научной медицины пересаживать органы ставит вопрос о справедливости распределения дефицитных ресурсов для трансплантации, требует ответить, можно ли делать аборты, чтобы затем пользоваться эмбриональными тканями? Моральную ответственность за собственные открытия, теории и концепции ученые-гуманитарии несут не в меньшей степени, чем физики, создающие бомбы, и биологи, выращивающие в лабораториях чуму.

Ближайшим примером здесь могут быть психологи, претендующие на статус полноценных ученых. Практическое применение психологических теорий в психотерапии, их использование в педагогической работе очень мощно влияет на людей, которые становятся объектами применения теории по неким «концептуальным правилам». Психотерапевт, опирающийся на представление, что «в бессознательном мы все — завистники и ненавистники», может легко травмировать пациента, приписывая ему несуществующие пороки. В свою очередь, теория, построенная на идее «любви к себе», крайне легко вырождается в проповедь эгоизма и насильственную «эгоизацию» личности. Человеку, совмещающему в себе теоретика и практика, надо самому быть высоконравственным и чутким, понимая, что между рассуждениями в тиши кабинета и реальными человеческими судьбами большая разница.

Не меньшую ответственность  несут перед обществом и историки. Они, формируя коллективную память, создают  новые интерпретации минувшей истории, что предполагает в первую очередь честность каждого, кто за это берется. Для них очень важно не идти на поводу эмоций и амбиций новых исторических личностей, не потворствовать моде, а, как это положено в науке, искать истину. Распространение конъюнктурных версий истории влечет за собой хаос и дезориентацию в массовом сознании, оно способствует возникновению социальных и этнических противоречий, конфликтов между поколениями.

Исходя из этих особенностей, первая нравственная установка, необходимая для ученого, — объективность, совпадение научности и морали. Объективность — как линия горизонта, которая постоянно манит к себе исследователя, заставляет двигаться за собой, тем не менее неуклонно отдаляясь. Объективность выражается в стремлении быть непредвзятым и видеть изучаемый предмет всесторонне, в целостности, избегая излишней зачарованности собственной концепцией, неконтролируемых эмоций.

Истина открывается  только тому, кто способен подняться  над кипением амбиций, в определенном смысле воспарить, увидеть предмет изучения «с высоты птичьего полета», оценить его взглядом беспристрастного судьи. Только при соблюдении этого условия возможна полноценная научная картина, дающая весомые интеллектуальные плоды. Объективность — признак справедливости, подлинная добродетель ученого. К сожалению, научное сообщество нередко являет печальный образ «пауков в банке», которые отчаянно сражаются друг с другом, доказывая теоретическую несостоятельность оппонента. Борьба концепций трансформируется в борьбу личностей, их самолюбий, и тогда в ход идут не моральные средства, а ложь, клевета, высокомерная издевка. Практикуется также игнорирование чужих достижений, обвинение ученых иного направления в подтасовке данных. Подобный стиль присущ не только социологам и политологам противоположных идеологий, но самым что ни на есть «холодным интеллектуалам» — математикам, физикам, биологам. Сторонники разных концепций нередко изображают своих оппонентов в карикатурном свете, называя противников лжеучеными и недоучками. В то время как никто из них не владеет истиной, а единственно верного, однозначного решения сложных проблем попросту не существует.

Все это требует в  современном, плюралистическом мире помнить  о необходимости доброй воли в  науке, нельзя поддаваться искушению о возможном господстве зла. В этом и состоит настоящий подвиг веры в науке. А из этого вытекает вторая нравственная установка в науке — культура научного диалога. Быть объективным — это означает реально видеть не только предмет анализа, но и тех, кто мыслит иначе, это значит уважать их и следовать в споре всем принципам научного этикета. Вполне возможно, что время расставит многое на свои места, и ваш концептуальный соперник окажется прав относительно изучаемого явления. Но даже если это не так, мораль требует от ученого достойного поведения. Чрезмерная ярость, как и избыточная самонадеянность, мешают понимать мир таким, как он есть. И уж вовсе чудовищным нарушением научной этики является обращение к власти, дабы она своей внешней силой расставила точки над i в науке. Чиновники и политики могут запретить неугодное научное направление, могут сломать жизнь и карьеру конкретным ученым, но не они являются вершителями судеб знания. Если ученые апеллируют к вождям и президентам как арбитрам в научном споре, они, по сути дела, игнорируют не только научную, но и человеческую этику.

Если это понимает истинный ученый, работает ли он в области естественных, технических или социально-гуманитарных наук, то у него есть нравственные ориентиры. У него есть представление о том, что является правильным с точки зрения высоких нравственных отношений и подлинно русской, евразийской духовной культуры. В этом случае все хорошо. Надо верить, что все еще можно исправить, и в России есть достойные люди, которые, по выражению Салтыкова-Щедрина, «считают, что отечеству надлежит служить, а не жрать его».

Третьей нравственной установкой ученого наряду со стремлением к  объективности-справедливости является самокритика. Ученый лишь тогда может  достичь реального, а не номинального успеха, когда он придирчиво проверяет правильность собственных суждений, корректность собственного общения внутри профессионального сообщества и общества в целом.

Помимо объективности, справедливости и самокритичности  ученому очень нужны такие нравственные устои, как честность и порядочность. Честность проявляется прежде всего в том, что ученый, сделавший открытие или изобретение, не скрывает его от своих коллег, не утаивает также тех следствий, которые, по его мнению, могут проистекать из подобного открытия. Подлинный исследователь продумывает до конца все выводы из собственной теории, все практические результаты, которые ее применение может за собой повлечь.

Утаивание открытия, изобретения  может происходить по меньшей  мере по двум причинам. Первая — когда секрет из открытия делает не ученый, а тот, кто его нанял, поручил и финансировал данные эксперименты: государство, спецслужбы, военное ведомство строго следят за неразглашением научных открытий, которые связаны с обороноспособностью страны, ее вооружением. В этом случае честность чаще всего оказывается под ударом, плата за нее чересчур велика, и ученые хранят секреты до тех пор, пока не получат официального разрешения на их огласку. В редких случаях, если слишком серьезна опасность сделанного открытия для людей, ученые-смельчаки рискуют собственной жизнью, стремясь довести до сведения коллег и прессы то, что должно было остаться запертым в стенах секретных лабораторий.

Вторая причина сокрытия научных фактов и концепций в  том, что исследователь приходит к выводам, в корне противоречащим сложившимся представлениям. Он опасается, что явился в мир со своим открытием рано, что его не поймут и он станет изгоем. В этом случае выбор полностью за самим автором новых идей или выводов. Ему никто не может указать, он сам решает, быть возмутителем спокойствия, принять на себя все критические удары или ожидать, когда кто-нибудь другой, более смелый, прорвет кордоны старых представлений и вызовет огонь на себя. Впрочем, возможно, что вместе с критическим огнем явятся и слава, признание, успех. Но для этого нужна смелость. Смелость — одна из добродетелей истинного ученого.

Кроме того, порядочность человека науки, связанная с объективностью и честностью, выражается в том, что подлинный ученый никогда не станет присваивать себе чужие открытия, воровать чужие идеи, приписываться «довеском» к фундаментальным трудам собственных учеников. Библейский запрет «Не укради!» полностью распространяется на сферу науки, недаром самым большим позором здесь считается плагиат.

Наконец, открытия в науке могут совершаться параллельно в разных научных учреждениях, в разных странах и на разных континентах. В таком случае идеи будут выражены в разной форме, их изложение будет отражать самостоятельность и самобытность каждого крупного теоретика и каждого научного коллектива. Это важно для ученого-творца, для моральной обстановки в исследовательском учреждении, для открытого и уважительного общения с коллегами. Но самой науке как социальному институту безразлично, кто сделал открытие или изобретение — Иванов, Петров или Сидоров, объективное знание не требует присутствия личного облика исследователя-творца, его характера, его души.

С другой стороны, порядочность современного ученого проявляется в его отношениях с творческим научным коллективом. Крупные исследования и конструкторские работы не проводятся в наши дни одиночками. Любой эксперимент предполагает участие десятков и сотен людей, слаженную, целеустремленную работу. При этом в творческом коллективе есть руководители и руководимые, те, кто генерирует новые идеи, и те, кто их разрабатывает и воплощает. Поэтому важно, чтобы в научном коллективе был благоприятный психологический климат, чтобы его члены не старались приписать коллективные достижения себе, а провалы — другим. Крупный ученый, лидер, руководитель в свою очередь ведет себя нравственно и действует продуктивно лишь тогда, когда отдает должное усилиям своих сотрудников, не умаляя ничьих заслуг. Таким образом, нравственные проблемы научного коллектива такие же, как проблемы любого коллектива, занятого сложной деятельностью.

Этика науки при выходе за пределы  теории в жизнь.

Третья сфера проблем, касающихся науки и нравственности, отражает взаимодействие науки с сопредельными областями знания, взаимодействия теории с экспериментальной областью в самой науке, где совершается выход за пределы теории  в жизнь.

Что касается отношений  науки с другими формами духовного  освоения мира, важно подчеркнуть, что они не всегда пронизаны благожелательностью и стремлением к взаимопониманию. Ученый (особенно из области точных наук) — это профессионал, специалист, который в своем отношении ко всему иному, бывает, проявляет гордыню. Его рассуждения строятся примерно так; «Мы — ученые (математики, физики, химики), мы владеем секретами устройства мира, мы мыслим точно, наши открытия приносят весомые плоды в виде головокружительной техники, от которой сегодня все зависят, поэтому мы — элита, и никто по своим достоинствам с нами не сравнится».

Б таком ключе давно  идет спор между физиками и лириками. При этом достается не только представителям искусства —этот конфликт когда-то вылился в дискуссию между ними. Важно также заметить, что действительно талантливым и масштабным ученым подобный порок гордыни не присущ. Многие из них прекрасно осознают важность для человека не только музыки или изобразительного искусства, но и литературы, истории, философии — всей совокупности гуманитарного блока.